каждым днем, приближавшим их к Гессифу.
Неожиданно, как им показалось, они вышли в открытые воды; джунгли постепенно пропали позади, и перед ними было только бескрайнее море. Судя по картам, они входили в огромный безымянный залив, отделявший Гаш от Гессифа, и еще через два дня пути они впервые увидели землю, к которой плыли так долго.
Картина путешественникам предстала безрадостная.
Как таковой, береговой линии здесь не было. Море и топь сливались воедино, и голубая морская вода окрашивалась у берега в коричневатые торфяные цвета. По поверхности плавали огромные зеленоватые острова водяных лилий, утыканные тут и там бледно-желтыми или лепрозно-бурыми цветами. Вдалеке от этих странных плавающих полей возвышались огромные серые мангровые деревья, поросшие мхом, а между ними лениво текли питавшие болота ручьи. День за днем картина эта не менялась, лишь изредка на монотонных полях водяных лилий они вдруг замечали что-то вроде камышей и тростников, вяло раскачивавшихся под горячим ветром, шелестя стеблями; от них исходил тошнотворный запах гнили. Они видели птиц в ярком оперении, и существ, в которых было что-то от пернатых, и ящериц с перьями, и чешуей, и с клювами как пилы; они видели болотных драконов, из шкуры которых изготовлялись латы для солдат Кандахара. Многие из них казались им обыкновенными бревнами среди лилий и тростника, но вдруг животные с ревом вздымались, обнажая пасти с неровными клыками и шлепая усаженными шипами хвостами по воде, и от этого со дна поднимался ил, расплывавшийся коричневыми пятнами среди белой пены. Самые маленькие из них по длине были в рост высокого человека, а самые крупные — в три раза больше человека; соленая вода океана, казалось, им была не по нутру, ибо, хотя некоторые и бросились было за проходящим судном, ни один не отважился заплыть подальше в море — они просто грозно рычали, прячась в тростнике и лилиях.
Неуютная атмосфера ощущалась во всем: и воздух стоял горячий, влажный, вонючий, и рубахи прилипали к телу и раздражали кожу, которая, казалось, все время была покрыта потом. Грести днем стало труднее из-за того, что за ночь борта, канаты и дно покрывались водорослями.
Пища здесь портилась быстрее; железо приходилось постоянно смазывать маслом; кожа на их одежде вот-вот грозила растрескаться; летающие насекомые не давали им покоя, жалили, занося порой лихорадку. Вануйцы, привыкшие жить на высокой, продуваемой ветрами местности, страдали больше Каландрилла и Брахта, но в этой переполненной насекомыми и вонью атмосфере даже они с ностальгией вспоминали гахин и дни, проведенные в плаванье вдоль берега, покрытого джунглями.
Наконец, когда запасы пресной воды и пищи уже подходили к концу, путешественники заметили мыс, куда заходили суда охотников за драконьей шкурой. Он врезался в безграничные топи, словно бог, создавший эту безрадостную землю, решил-таки украсить ее хоть одним куском твердой земли или просто забыл об этом куске, когда создавал трясину. Мыс выпирал, как серый палец, прямо по курсу, чуть возвышаясь над топью. На мысу стояли низкие хижины, по вонючей воде сновали плоскодонки; к полуразвалившимся причалам, поднимавшимся над тростником на замшелых сваях, были привязаны лодки. Подплыв ближе, они увидели, что хижины тоже стоят на сваях. Эти ветхие, словно закрепленные на ходулях, домишки были построены из дерева, драконьей шкуры и тростника. Казалось даже, что они просто взяли и выросли посреди болот без помощи человека. К тошнотворной вони топи прибавились запахи гниющих отходов. Каландриллу, стоявшему на передней палубе, хотелось заткнуть нос; он молча и с отвращением указал рукой на гниющие трупы драконов, сложенные на крышах строений. Брахт, тоже держа рот плотно закрытым, кивнул и показал на скелеты драконов, плававшие в воде. Катя, стоявшая рядом с ними, не сказала ничего, она только укутала лицо в платок, закрывая нос и рот.
Теккан приказал опустить баркас и промерять глубину лотом; с берега за ними наблюдала толпа охотников, словно они уже очень давно не видели странников и потому подозрительно относились ко всякому пришельцу.
Судно бросило якорь, и Теккан позвал Каландрилла, Брахта и Катю к себе на полуют на небольшое совещание. Уже до этого они разработали план: они втроем, девять лучниц Куары и столько гребцов, сколько понадобится, отправятся в глубь Гессифа, к Тезин-Дару, по карте Каландрилла. Они попытаются нанять охотников, кого-нибудь, кто знает топи, а Теккан с основной частью команды будет ждать их возвращения на рейде.
— Жители здесь в основном кандийцы, — сказал Теккан, вглядываясь в смуглые лица людей, собравшихся на мысу. Он с отвращением поморщился. — Каландрилл говорит на их языке лучше, чем любой из нас. Придется ему договариваться с ними о проводнике и лодках. Держу пари, что среди этих охотников мало женщин, а таких, как ты, — ни одной. Предупреди лучниц, чтобы они были начеку. Да и сама будь поосторожней.
— Я никому не позволю до нее дотронуться, — быстро отреагировал Брахт, но Теккан тут же предупредил его:
— Попридержи-ка свой темперамент: их значительно больше, чем нас.
Брахт что-то пробормотал, явно соглашаясь. Каландрилл, становясь все более нетерпеливым, сказал:
— Так мы идем или нет?
— Угу, — кивнул Теккан, и они спустились в лодку.
Их появление на причале собрало целую толпу охотников, которые, тут же окружив их, засыпали вопросами. Каландрилл отвечал как мог, дожидаясь, когда лодка доставит на берег новую группу вануйцев.
Он объяснил, что они не купцы и не охотники, а обыкновенные путешественники, собирающиеся пойти в глубь Гессифа. Кандийцы настороженно загомонили. Они хотели знать, зачем. Там дальше ничего нет, кроме топи и страшной смерти. Там обитают существа более ужасные, чем драконы, заявили они. Странные особи, каких человеку видеть не приходилось. И тут среди толпы он заметил существ, которых не отважился бы назвать людьми, — кандийцы оттесняли их назад, как отводят подальше детей или любопытных животных. Он увидел мужчину — ему показалось, что это мужчина, — чье лицо было в чешуе, как у ящерицы; и женщину с зеленоватой кожей, а под оборками ее юбки угадывался рудиментарный хвост; и еще одного, чей пол он не смог определить, со свинячьим лицом, словно наспех вылепленным из глины. Их было много, но люди скрывали их, да и у самих-то людей вид был как у дикарей: высокие ботинки из драконьей шкуры, ожерелья из клыков и латаная-перелатаная одежда; на поясах болтались широкие ножи и тяжелые мечи. Среди них было много женщин, но одеты они были во все мужское, да и пахло от них как от мужчин — потом и кровью, у многих не хватало то пальцев, то кисти, у кого-то были деревяшки вместо ноги или пустые рукава.
Приземистый широкоплечий мужчина с черной с проседью бородой и тяжелым ожерельем из клыков дракона на шее выступил вперед. Он сказал, что его зовут Фиррин эк'Салар, и когда он поднял руку, призывая к молчанию, толпа затихла, словно он был главным среди них. Он предложил прибывшим отправиться на их, как он сказал, постоялый двор, чтобы послушать новости из Кандахара, и, явно привыкший к подчинению, не дожидаясь ответа, направился к длинному строению из бревен и тростника, со стенами, завешанными шкурами дракона. Половина строения нависала над топью на сваях. На освежеванных драконах и потрохах, разбросанных в воде, копошились опарыши, и вода казалась живой. Зловоние стояло ужасное, но охотники не замечали его. Внутри строения были расставлены табуретки и другая мебель, изготовленная наполовину из дерева, наполовину из костей. Каландрилл отметил про себя, что странные существа даже не пытались зайти внутрь, оставаясь у лестницы, в то время как люди заходили без колебаний.
Им принесли кружки крепкого алкогольного напитка, изготовленного, как объяснил эк'Салар, из растения, пригодного в пищу, каких здесь мало. Постоялый двор, пояснил он, принадлежит ему, и он выразил разочарование тем, что они не привезли ни вина, ни эля на продажу, ибо его запасы уже истощились, а пополнял он их только за счет купцов. Путешественники, чтобы не обижать его, отведали домашнего напитка, которым охотники просто упивались. Местные жители были явно довольны неожиданным развлечением в монотонной жизни.
Вновь прибывших буквально засыпали вопросами, и эк'Салар был вынужден навести некое подобие порядка. Он попросил Каландрилла подняться и начать рассказывать. Тот встал, пытаясь не обращать внимания на насекомых, жужжавших вокруг его лица, и рассказал о том, что происходит в Кандахаре, о
