нет.
Брахт приподнялся на локте, чтобы выглянуть в иллюминатор.
— Корабль приближается, — сказал он. — Очень скоро он нас догонит, и этот толстый трус выдаст нас.
Каландрилл отложил карту и встал на колени подле Брахта, внимательно разглядывая судно через иллюминатор. Да, оно приближалось: у него был такой же черный квадратный парус, как у корабля в его сне, резко выступавший на фоне голубого неба, обтекаемый корпус и выточенная на носу корабля фигура.
— Морской дракон, — пробормотал он.
— Что? — нахмурился Брахт.
— Его нос… он вырезан в форме морского дракона.
Брахт хмыкнул.
— Если это он, — медленно произнес Каландрилл, — я выброшу кошелек в море. Монеты потащат его на дно. По крайней мере карта ему не достанется.
— Вместо карты он возьмет нас, — сказал Брахт.
— Ну и что?
«Морской плясун» повернул, и Каландрилл лег на кровать, пытаясь побороть страх, зарождавшийся в нем от слов кернийца. Он старался казаться спокойным.
— Ты внимательно изучил карту, — сказал Брахт. — Без сомнения, она неплохо отпечаталась в твоей ученой голове. А Азумандиас — колдун, обладающий большой силой, как говорит Варент. Неужели ты думаешь, что он не воспользуется магией, чтобы вытащить из твоей головы то, что ты уже запомнил?
Каландрилл тяжело сглотнул — эта мысль не приходила ему в голову. Он нервно провел языком по губам. Ученые утверждают, что человеческий мозг фиксирует все, что видит, все, что человек читает, и все, что бы с человеком ни происходило, отпечатывается в некоем запоминающем устройстве. А он только что вовсю старался запомнить карту. Если ученые и Брахт правы, тогда Азумандиас вытащит из него это знание; волшебству он противостоять не в силах.
Он кивнул, пытаясь держать себя в руках, затем сказал:
— Тогда я должен утонуть вместе с ней.
Брахт посмотрел на него широко раскрытыми глазами.
— Легко сказать, да трудно сделать.
— Карта не должна попасть к Азумандиасу, — яростно произнес Каландрилл. — Он не должен найти дорогу к «Заветной книге». Как бы то ни было, он нас прикончит. А может, сотворит и что-нибудь пострашнее. Я скорее сам утону, чем позволю ему пробудить Безумного бога.
— Благородно, — пробормотал Брахт, и на какое-то мгновенье Каландриллу показалось, что он издевается над ним, — но есть и другой путь.
— Какой? Мы в заточении, без оружия. Какой иной путь?
— Камень, — сказал Брахт. — И заклятье Варента.
Каландрилл нахмурился и покачал головой.
— Какой нам прок от невидимки?
— Если эк'Джемм решит выдать нас, он прикажет привести нас на палубу. На… полуют, что ли? Скорее всего, ибо оттуда нас будет лучше видно. Тогда-то ты и воспользуешься камнем и исчезнешь! Спрячешься. Эта посудина довольно большая, вполне подходит для того, чтобы здесь мог спрятаться человек- невидимка.
— А ты?
Брахт пожал плечами, хмуро ухмыльнувшись и обнажив белые зубы.
— Я простой кернийский наемник, нанятый для того, чтобы сопровождать тебя. Я не умею читать; я не изучал карту. Что я могу сказать Азумандиасу кроме того, что он уже и так знает?
— Он убьет тебя, — сказал Каландрилл.
— Может статься, но, насколько я понимаю, меня везде поджидает смерть.
— Нет, он все поймет, — возразил Каландрилл. — Он сразу поймет, что здесь замешано колдовство.
— Брахт опять пожал плечами.
— А вдруг он не сможет тебя найти? Кто знает? Возможно, он отправит и эк'Джемма на дно, и тебя, и всех… Но может статься, что он отпустит судно в надежде отловить тебя в Кандахаре. Мне кажется, это наш единственный шанс.
— Мой шанс, — поправил его Каландрилл.
— Единственный шанс не позволить Азумандиасу наложить лапу на карту. Я считаю, что овчинка выделки стоит.
Каландрилл кивнул, хотя и неохотно:
— Да.
— Будь готов, — сказал керниец и, вытянувшись на кровати, закрыл глаза.
Каландрилл потрогал красный камень, висевший у него на шее, — камень был холодный. Он поднес его к глазам — огромная яйцеобразная слеза малинового цвета со слабым огоньком внутри. Он сунул камень за пазуху и, сложив карту, спрятал в кошелек, размышляя о предложении Брахта. Отчаянный план, у которого, как ему казалось, мало шансов на успех; но, как отметил керниец, это их единственный шанс, если не считать самоубийства. Может, он действительно сумеет спрятаться на борту «Морского плясуна», а если Азумандиас хочет заполучить карту, то вряд ли он отправит судно на дно, зная, что карта где-то на борту. Но как бороться с колдовством Азумандиаса? Скроет ли его заклинание Варента? Это он узнает, только когда придет время.
Вдруг погрустнев, он посмотрел на Брахта. Наемник, кажется, уже приготовился к смерти, он оставлял шанс Каландриллу, чтобы тот мог продолжить их дело, и мысль о том, что ему придется продолжать его без Брахта, угнетала юношу. Несмотря на все сомнения кернийца и на его подозрительность по отношению к Варенту, Каландрилл успел полюбить его. Он искренне верил, что Брахт — один из тех, о ком говорила ему Реба. Он вздохнул, вспомнив предсказание гадалки об опасности, поджидавшей его на воде: если бы он вовремя вспомнил о жертве Бурашу, может, они бы и не попали в эту переделку. Неужели именно его неосмотрительность поставила их в трудное положение? Он опять вздохнул и вытянулся на койке, положив под голову кошелек с картой.
Ближе к вечеру дверь их каюты открылась, и вошел Мехеммед с ужином. Каландрилл дремал. В каюте было темно. Когда, прогнав дремоту, юноша выглянул в иллюминатор, то корабля-преследователя он не увидел.
— Они все еще гонятся за нами, — сказал молодой матрос. — И теперь судно совсем близко. Боюсь, что к восходу мы уже будем слышать друг друга.
Он говорил очень осторожно, словно опасался стоявшего позади него матроса, однако в глазах его сквозило сочувствие, и, ставя поднос на стол, он улыбнулся.
— Капитан собирается воспользоваться арбалетами? — спросил Брахт.
Мехеммед пожал плечами, как бы возлагая всю ответственность на капитана, и юркнул из каюты. Дверь закрылась, послышался щелчок задвижки. Мехеммед принес им бутылку вина. Каландрилл наполнил две кружки и протянул одну Брахту.
Керниец пробормотал что-то в благодарность, но прежде чем выпить, приготовил себе лекарство.
— По крайней мере он нас кормит, — сказал Каландрилл.
Брахт кивнул и приступил к еде.
После ужина им, в общем-то, ничего не оставалось, как завалиться на койки и болтать до тех пор, пока ими не овладел сон.
— Расскажи мне о Керне, — попросил Каландрилл.
Брахт шмыгнул носом и сказал:
— Керном его называете вы, южане. Мы называем его Куан-на'Фор, что означает Земля лошадей.
— А лес по-вашему — Куан-на'Дру? — спросил Каландрилл, подбадривая замолчавшего товарища. — Что означает это слово?
— Сердце земли, — услышал он в ответ. — Куан-на'Дру — это огромный лес вокруг Ахрда. Это
