Каландрилл повернулся к ним и объяснил смысл предложения Рассумана. За вазирь-нарумасу ответил Очен:
— Мы будем благодарны за вашу помощь. Надеюсь, объединив усилия, мы найдём шкатулку. Но для начала подарим друг другу язык, дабы обойтись без перевода.
Колдуны тирана выслушали объяснения Каландрилла, отпустили стражу и ступили в палату. В течение некоторого времени воздух трещал и благоухал миндалём.
— Бураш! — вскрикнул Рассуман, когда все было кончено. — Подобное заклинание чрезвычайно полезно. А теперь объясните, как вам удалось сюда попасть?
Каландрилл нетерпеливо постукивал ногой, дожидаясь, когда они обменяются колдовскими знаниями. Ценнайра держала его за руку, все ещё опасаясь колдунов, кои так давно пытались её уничтожить. А некоторые, подумал Каландрилл, наблюдая за их лицами, и сегодня бы сделали это с величайшим удовольствием. Ликандер и тот, коего звали Лемомалем, все ещё смотрели враждебно; ещё один, по имени Каранф, пребывал в нерешительности, остальные же были на стороне Ценнайры и искренне старались помочь.
Несмотря на все нетерпение, Каландриллу хотелось послушать о событиях, произошедших в мире. В Кандахаре восстановили порядок, Файн был сровнен с землёй, а голова Сафомана эк'Хеннема все ещё гнила на колу, выставленном на крепостной стене Нхур-Джабаля. Мечтам брата о завоевании мира был положен конец штормом, — «Уж не Бураш ли его устроил?» — подумал Каландрилл, — который уничтожил весь флот ещё до того, как он вышел в открытое море. Тобиас в ярости вернулся в Лиссе, где Надама родила ему сына, уже объявленного новым наследником высокого престола. Мир уладил свои великие дела, и оставалось только одно, последнее, что для Каландрилла имело наибольшее значение.
Время шло, Каландрилл нервничал все сильнее. Катившееся к западу солнце заглянуло в окна.
Наконец колдуны наговорились и принялись за поиски; в палате стало трудно дышать из-за миндального запаха. И вдруг среди мирного речитатива послышался радостный возглас Зеду, работавшего вместе с Рассуманом.
Каландрилл и Ценнайра забыли о всех приличиях и, растолкав колдунов, бросились в опочивальню, где находились Зеду и Рассуман. Джессерит с брезгливым выражением на лице держал в руках шкатулку.
Это была очень простая коробка из чёрного дерева, лишённая всяких украшений. Зеду поставил её на столик с таким видом, словно она была ядовитой. Остальные с широко раскрытыми глазами собрались вокруг.
— Заклятия, скрепляющие её, сильно поколеблены смертью Аномиуса, — пробормотал Рассуман. — Но, даже несмотря на это, её будет нелегко расколдовать. Попробуем все вместе, так безопаснее.
Они переглянулись, затем посмотрели на Ценнайру. Колдун по имени Ценобар мягко сказал:
— Снятие заклятия опасно. И это только первый шаг.
— Второй, — едва слышно возразила она. — Первый уже сделан: вы её нашли. Приступайте ко второму, я хочу дойти до конца.
— Как пожелаешь, — проговорил Рассуман.
Ценнайра впилась ногтями в руку Каландрилла. Колдуны окружили шкатулку. Чёрные халаты кандийцев перемешивались с яркими одеяниями джессеритов; их спины скрыли шкатулку. Каландрилл чуть не задохнулся от миндального запаха; воздух дрожал, переливаясь голубым и серебряным. Солнце закатилось за Кхарм-Рханну, небо покраснело, но в комнате было по-прежнему светло от колдовского света. Затем наступило молчание, плечи колдунов опустились, свет погас, запах миндаля развеялся. Кто-то хрипло произнёс:
— Клянусь всеми богами, Аномиус обладал огромной силой.
Очен возразил:
— Но мы его расколдовали.
— Надо торопиться, — сказал Рассуман и повернулся к Ценнайре. — Мы сняли заклятие со шкатулки, но с этого момента начинают ослабевать заговоры, кои поддерживают в тебе жизнь. У тебя мало времени. Я молю Бураша, чтобы тебе его хватило.
Ценнайра молча кивнула, не сводя широко раскрытых глаз со шкатулки. Холодный пот выступил у Каландрилла на лбу. Зайти так далеко и потерять все из-за того, что не хватит времени! Дера! Неужели Аномиус все ещё мстит? Пересохшим ртом он хрипло воскликнул:
— Так поторопимся!
— Далее мы не можем вам помочь, — пробормотал Рассуман. — Надеюсь, боги на вашей стороне.
— Истинно.
Вазирь-нарумасу уже стояли вокруг. Очен взял Ценнайру за руку. Каландрилл встал рядом, прижимая её к себе. Послышался речитатив. Темнеющая комната колыхнулась, вспыхнула, стала превращаться…
…в зал заседаний в Анвар-тенге. Брахт и Катя отшатнулись, когда из воздуха перед ними образовалось семь фигур. На их вопросительный взгляд Каландрилл поднял руку и повернулся к Очену.
— Сколько времени у нас осталось? Что делать?
— Я не знаю. — Очен осмотрелся. Остальные вазирь-нарумасу уже суетились, выполняя приказы Зеду. — Боюсь, немного. Хоруль, Аномиус продумал все далеко вперёд. Надо действовать быстро, без колебаний.
— Ты хочешь сказать, что мы можем проиграть? — Каландрилл крепче прижал к себе Ценнайру. Девушка молчала, словно, приняв решение, полностью отдала себя в руки судьбы. — Что даже сейчас… — Он прикусил язык, а затем спросил: — Не можете ли вы выиграть время?
— Нет, — коротко ответил Очен. — После того как заклятия сняты, их нельзя вернуть. В таких делах возврата назад нет… Здесь бывает только удача или поражение… Для тебя тоже найдётся дело.
— Для меня? — Каландрилл покачал головой, ничего не понимая. — Говори, я все сделаю. Только что я могу? Несмотря на все твои уроки, я не понимаю той силы, что находится внутри меня.
— Любовь вообще трудно понять.
— Любовь? — Каландрилл нахмурился, ответ показался ему загадочным. — При чем здесь любовь?
Ценнайра застонала и содрогнулась. Он посмотрел на неё — она была бледна, смуглая кожа её стала пепельного цвета, в широко раскрытых глазах стояла боль, из них текли слезы, зубы стучали. Она вновь застонала, стискивая руки на груди, и едва слышно пробормотала:
— Колдовские чары уходят…
— Дера! Нет! — Каландрилл прижал её к себе, взывая к той силе, которая была в нем, и к Молодым богам, умоляя их не причинять Ценнайре боль, дать ей время.
Загадочная сила его никак себя не проявила, боги тоже молчали. Ценнайру трясло как в лихорадке, она остывала, словно жизнь покидала её.
Очен крикнул:
— Быстро! Пора действовать. Освободите стол.
Множество рук потянулось к посуде, но меч Брахта и сабля Кати оказались быстрее. Тарелки, чашки, графины — все попадало на пол, тонкий фарфор разлетался на мелкие кусочки. Вино текло как кровь. Вазирь-нарумасу начали распевать, другие рисовали на дереве древние символы, которые тут же начинали гореть, испуская запах миндаля.
— Раздевайся, — приказал Очен.
Ценнайра дрожащими онемевшими пальцами попыталась развязать шнурки, расстегнуть пуговицы. Катя выхватила из ножен у Брахта кинжал, грубо оттолкнула Каландрилла, вспорола Ценнайре тунику и разрезала рубашку. Каландрилл распахнул разрезанные одеяния и схватил Ценнайру за руки. Катя, встав на корточки, быстро стащила с неё ботинки и нижнее бельё.
— Положите её.
Очен подтолкнул Каландрилла к столу, указывая на пиктограмму на крышке. Каландрилл положил Ценнайру на дерево. Свет, испускаемый колдовскими знаками, переливался в капельках пота на её обнажённом теле. Глаза Ценнайры распахнулись, губы зашевелились — Каландрилл склонился к ней ухом.
— Я люблю тебя, — пробормотала она, — я не сожалею, что бы ни…
Голос её смолк, глаза закрылись, уголки губ опустились.
— Нет! — закричал Каландрилл. — Ты не можешь! Ты не должна умирать!
