— Их отведут в конюшню, — Очен рассеянно указал на соседнее здание — все его внимание было приковано к храму.
— А я думал, скакать верхом — это прерогатива котузенов, — заметил Каландрилл, на что Очен ответил:
— Только котузены могут скакать на боевых лошадях, другие сословия тоже могут ездить верхом, но на ослах и мулах. Лошади — это дар Хоруля. Лошади — особые создания бога.
Он все смотрел на храм, и лицо его было обеспокоено. Каландрилл спросил:
— Что-то не в порядке?
— Непонятно, почему нет священника, — пробормотал вазирь, нахмурившись. — Где он может быть?
— А о наших лошадях точно позаботятся? — поинтересовался Брахт, который более беспокоился о своём жеребце, нежели об отсутствующем священнике.
— Чазали отдаст соответствующее распоряжение. — Очен кивнул и указал рукой на котузенов, которые, повинуясь приказам командира, деловито суетились на площади. Кто-то уже направлялся к таверне, кто-то — к конюшне, но большинство уже были в гарнизоне, громко требуя, чтобы им принесли лампы. Приказания отдавались просто в толпу, но живее всех их исполняли зажиточные горожане.
— Оставь мне лошадь, — предложил Каландрилл, обеспокоенный видом вазиря. — Я о ней позабочусь, а ты поговори со священником.
— Благодарю.
Очен тут же передал ему поводья и заспешил в храм, на ходу сообщив Чазали, куда идёт. Каландрилл отвёл коней в конюшню. Котузены же передали животных в руки жаждавших услужить горожан.
Позаботившись о лошадях, они вчетвером отправились в уже освещённый гарнизон. Как и форт, он был построен из тёмного дерева; узкие коридоры и маленькие комнатки были слабо освещены; стоял запах запустения и влажной плесени. На первом этаже располагались зал, прилегающий к кухне, арсенал и баня. Второй этаж занимала одна большая опочивальня, окружённая небольшими комнатками. Местные жители суетились, зажигая огни и проветривая спальни, не сводя с чужеземцев удивлённых взглядов. На котузенов же они смотрели выжидательно и в страхе.
Чазали лично проводил их в комнаты, которые оказались намного скромнее и проще, чем в форте: голые деревянные стены, одноместная кровать и шкаф.
— Гарнизон не рассчитан на почётных гостей, — извинился Чазали, — но мы здесь всего на одну ночь.
Он поклонился и ушёл.
— Ты видел, как они унижаются? — спросил Брахт. — Странная земля.
— А мы в ней чужеземцы, — заметил Каландрилл, подойдя к окну и выглядывая на площадь.
Из храма вышел Очен и заторопился по площади. По его походке и плечам Каландрилл понял, что маг страшно обеспокоен, и в нем шевельнулось недоброе предчувствие. Старик поднял глаза, увидел Каландрилла и поманил его вниз — предчувствие переросло в уверенность, и Каландрилл, повернувшись к товарищам, сказал:
— Что-то не так.
Не дожидаясь ответа, он вышел в коридор и бросился вниз, остальные последовали за ним.
Нижний зал был освещён тускло, по обычаю джессеритов. В камине горел огонь. Очен, стоя подле огня, что-то объяснял Чазали. У обоих были обеспокоенные лица. Киривашен уже успел снять шлем, но ещё оставался в доспехах, и одна рука его нервно сжималась и разжималась на эфесе меча, в то время как другой он подёргивал треугольную бородку.
— Священник мёртв, — заявил Очен так, словно речь шла о страшнейшем богохульстве, не укладывавшемся в его голове. — Его убили тенсаи.
— Здесь? — спросил Каландрилл, имея в виду город.
— Нет, не в Гхан-те, — Очен покачал головой и откинул с лица растрепавшиеся седые волосы. — Он был убит в лесу по дороге в деревню, которую мы проехали последней. Он направлялся туда, дабы дать имя ребёнку. И не вернулся.
Очен замолчал и вздохнул. За него продолжал Чазали:
— Тело его обнаружили в лесу и принесли сюда три дня назад. Говорят, оно было изуродовано, словно истерзано бешеными собаками. — Голос его звучал хрипло, в узких глазах бушевало пламя.
— Значит, тенсаи остались позади, — заявил Брахт. — Следовательно, для нас они опасности не представляют.
Чазали дико повёл глазами на кернийца.
— Ты не понимаешь, — резко сказал он, едва сдерживаясь.
— Как он может понять? — глухо проговорил Очен, жестом успокаивая Чазали. — Священник принадлежал к касте вазирей, хоть и обладал меньшим талантом, чем я. Ни один тенсаи не отважится причинить вред такому человеку, ибо это означает вечное проклятие. Убить священника значит обречь себя на вечные муки; напасть на вазиря значит подвергнуть себя опасности колдовства.
— И все же я остаюсь в неведении, — сказал Брахт.
Каландрилл увидел, как Очен угрюмо посмотрел на Чазали. Каландрилл начал понимать.
— Если они отважились на подобное и преуспели, значит, обладают собственной магией, — заявил колдун, подтверждая худшие опасения Каландрилла. — Знание магии дал им Рхыфамун. А ежели это так, нас очень скоро ожидают неприятности.
Глава восьмая
Каландрилл всматривался в лица двух джессеритов — в них стоял ужас. Столь грубое попрание закона и традиций делало убийство священника особенно тревожным. Было бы грубейшей ошибкой полагать, что противник позволит им спокойно идти вперёд. Это не в правилах Рхыфамуна. Он должен обезопаситься. Но гнев в лазах Чазали и возмущение в глазах Очена доказывали, что этот поступок, которого они явно не ожидали, глубоко оскорбил их сокровенные чувства. Убийство сие словно поколебало их миф.
— Я должен предупредить людей, — прорычал киривашен, — на случай, если мы найдём убийц…
Ухмылка его стала хищной. Очен взял его за запястье — золотые ногти резко выделились на чёрных доспехах — и твёрдо произнёс:
— Не забывай о нашей главной задаче, друг. Если я правильно все понимаю, мы скоро повстречаем их, если только Хоруль не убережёт нас.
Чазали резко выдернул руку, с неодобрением поджав губы, словно собирался отдать резкое приказание и отправить котузенов в погоню за тенсаями. Но Очен твёрдо посмотрел ему в глаза и сказал:
— Не стоит за ними бегать, они скоро сами нас найдут. К тому же они лишь орудие. Убийство священника — богохульство, верно, но намерение Рхыфамуна пробудить Фарна куда как более опасно.
Он говорил тихо, но каждое слово его было настолько взвешено, что словно опутывало Чазали по рукам и ногам. Не скрывая сожаления, киривашен застонал и кивнул.
— Да, ты прав, но мне трудно сдержать себя.
Он уронил голову, затем вновь поднял её, распрямил плечи и хлопнул в ладоши, призывая воинов. Наступила тишина. Твёрдым, ровным голосом он поведал котузенам о случившемся. Воины выслушали его хмуро, осыпая проклятиями богохульника и грозя местью. Но когда Чазали напомнил о более важной задаче — доставить чужеземцев в Памур-тенг, — люди недовольно замычали.
Катя спросила:
— А ты уверен, что это — дело рук Рхыфамуна?
— А кого же ещё? — возразил Очен и, не дожидаясь ответа, продолжал: — Только вазирь обладает силой, коя может уничтожить человека, оберегающего себя магией. Тенсаям это не под силу.
— Значит, он близко? — настаивала девушка.
— Вовсе не обязательно. — Очен покачал головой, и на лице его впервые отпечатался ужас. — Я думаю, он нашёл тенсаев. Возможно, они устроили западню одинокому путнику, — он недобро хохотнул, — но добычей, скорее, стали они сами. Он заколдовал их, или большинство из них, и теперь они служат ему. Он оставил их позади, дабы помешать нам.
— Как бы то ни было, они просто бандиты, — кровожадно заметил Брахт.
