всадники, прикрывающиеся продолговатыми щитами, украшенными родовыми гербами.
Филипп же ничего этого не видел. Он смотрел прямо перед собой, в одну мелькающую от бега коня точку, обозначившуюся сквозь прорези его шлема. Но он слышал вокруг себя крики и ржание лошадей, и, как и все христиане, был охвачен радостным возбуждением, вливавшимся в его сердце вместе со звуками трубы и с сознанием, что он является частичкой мощного потока людей и лошадей, несущегося на врага и сметающего все на своем пути, – тяжелой рыцарской конницы, основной ударной силы рыцарского войска. Наступил момент, ради которого он посвятил столько часов тренировкам, момент, когда он может, наконец, слиться в едином порыве с тысячами таких же, как он, людей, готовых идти на смерть ради земли, ставшей их родиной, – ради Святой земли.
И вот обе армии столкнулись. Мешанина звуков: хруст копий, ржание лошадей, звон клинков и надрывные крики людей, летящих друг на друга, одержимых ядом религиозной ненависти, страхом, враждой крови и инстинктивными гневом и яростью.
Филипп увидел, как копье его поразило цель. Услышав знакомый уже скрежет, он мельком заметил смуглое лицо турка под белым тюрбаном, исказившееся гримасой страдания и предсмертной агонии. Потом копье его сломалось, и он немного отъехал назад, вынимая одновременно из ножен свой меч хорошо рассчитанным, отработанным в длительных тренировках движением.
Его лошадь грудью наступала на двух маленьких арабских лошадок, в то время как их незадачливые хозяева упали на землю, сраженные мечом Филиппа. Филипп, наклонившись вперед, рубил мечом направо и налево, обрушиваясь молнией на каждого врага, попадавшего в его поле зрения, посылая им проклятия, вкладывая в эти удары всю силу и энергию своего усталого тела.
Христиане пробили большую брешь в рядах турецкого войска. Саладина, находящегося в середине армии, едва не сбросили с лошади и не убили, и в это короткое мгновение могла решиться судьба всего сражения. Но крестоносцы упустили этот случай: их лошади устали, и на этот раз их тяжелое вооружение не могло принести им пользы.
Порыв возбуждения, охвативший крестоносцев и увлекший их в эту яростную атаку, мало-помалу начал стихать. Врезавшись в самую гущу врагов, конь Филиппа застыл на месте, в то время как сам Филипп продолжал наносить удары, отвечая на вопли мусульман воинственным кличем крестоносцев. Седобородый турок вклинился между сиром Хьюго и Филиппом и уже занес свою кривую саблю, чтобы поразить Филиппа. Филиппу удалось отразить удар, но турок обошел его слева.
– Слева, Филипп, повернись влево! – прокричал ему сир Хьюго.
Филипп увидел, как его отец в полный рост поднялся на стременах, потом на мгновение застыл, рассчитывая удар, и со всей силы обрушил свой меч на голову мусульманина.
До слуха Филиппа долетел пронзительный свист меча, и краем глаза он увидел рядом с собой падающее с лошади разваливающееся тело поверженного турка. Потом он развернулся и со всей силы полоснул лезвием меча по горлу врага, находящегося слева от него. Раздался ужасный крик, более похожий на клекот, и противник пропал из виду.
Но скоро христиане вынуждены были отступать назад под натиском плотных рядов иноверцев, сначала медленно, а потом, когда труба проиграла сигнал к отступлению, быстрее, пока наконец крестоносное воинство не оказалось на своих прежних позициях.
В этот миг сражение было одновременно и выиграно, и проиграно. Турки снова сомкнули ряды, сумев удержать свои позиции, и с помощью свежих лошадей им удалось отбросить христиан назад. Хотя их потери оказались просто огромны. Неверных полегло куда как более, нежели крестоносцев, которых защищала стальная броня кольчуг. Язычники не ожидали встретить столь отчаянное сопротивление измученных жаждой, полумертвых от усталости рыцарей. Наверное, поэтому турки решили прекратить длительные атаки конных лучников и развернули лошадей назад, чтобы вернуться позднее, когда силы христиан будут на исходе и они не смогут больше оказать достойного сопротивления. Саладин понимал, и теперь даже лучше, чем раньше, насколько опасным явилось это последнее столкновение с этими упрямыми рыцарями. Он решил выждать.
Почти сразу же была поставлена красная палатка короля Ги в качестве сигнала сбора баронов на военный совет. В скором времени рыцари окружили палатку короля. Лошади большинства из них пали в бою под дождем стрел, но и уцелевшие кони оказались настолько измучены, что едва переставляли копыта.
Пехота, наблюдавшая за ходом сражения с окрестных холмов, была все так же изолирована от основного войска. Турки окружили измученных солдат, а потом напали на них, и одной атаки оказалось достаточно, чтобы разорвать ряды уставших и упавших духом воинов. И тут же состоялась жестокая расправа: все попавшие в окружение, как один, были порублены на куски не знающими пощады врагами.
Теперь у рыцарей не осталось никакой надежды на победу, и они это знали. Но еще в течение нескольких часов они упрямо продолжали стоять на поле боя, в то время как небольшие отряды турок возобновили свои обычные короткие набеги. Солнце и жара довершили несчастья крестоносцев. Совершенно измотанные, на грани помешательства от жажды, рыцари иерусалимские уже хорошо понимали, что у них не осталось ни шансов на победу, ни шансов на отступление, но сдаваться они по- прежнему не собирались.
Те рыцари, лошади которых уцелели, объединялись в небольшие отряды, атаковавшие сарацин, когда те осмеливались приближаться к воинскому стану.
Среди этих рыцарей оказались Филипп, сир Хьюго и Жильбер, но и их уже почти покинули силы. Филипп, чувствовал, что он в любой момент может выпасть из седла. Голова его бессильно моталась из стороны в сторону под тяжестью шлема, и все его тело саднило под кольчугой. Любое движение причиняло ему неимоверную боль. Он все время облизывал пересохшие губы языком и думал только о том, когда же кончится эта пытка, и лишь порой удивлялся, откуда в нем бралась энергия, чтобы держать щит и махать мечом. Скоро Филипп совсем потерял чувство времени. Он не имел ни малейшего представления о том, сколько уже продолжалась эта бесконечная битва. Лязг железа, жара, пыль, ослепляющий блеск солнца, свист стрел и непрекращающиеся атаки со стороны турок, которые, то на несколько минут возникая из пелены пыли, то пропадая снова, как кошмар преследовали его.
Но в рядах крестоносного воинства все еще находились люди, чей многолетний опыт участия в сражениях позволял им не терять головы и мыслить здраво даже в этом пекле.
Этими людьми были сир Хьюго и сир Бальян.
– Мы должны атаковать, Бальян, – сказал сир Хьюго.
– Бесполезно, Хьюго. Наши лошади – кусок потного мяса.
