котта[20] – свободной одежды, доходившей почти до самых щиколоток, продел руки в огромные рукава широкого верхнего платья. Пока Льювеллин застегивал тонкий пояс вокруг его талии, Филипп пригладил волосы гребнем, стараясь придать неуправляемым темным вихрам приличный вид, иначе достопочтенный барон – его отец – в очередной раз произнесет речь о неряшливых юных оруженосцах.
В комнате для гостей его уже ждал Юсуф аль-Хафиз, также успевший выкупаться и переодеться; одет он был с безупречной аккуратностью, будто провел несколько часов за своим туалетом, и даже бородка оказалась приглажена гребнем.
– Отец будет в соларе[21], – сказал ему Филипп и начал спускаться вниз по узким лестницам.
Соларом назывались личные апартаменты владельца замка, и в Бланш-Гарде ему было отведено место прямо за стенами главного зала. Дверь, ведущая из зала в солар, выходила на возвышение, где уже был приготовлен для трапезы роскошный стол. Должно быть, европейцу солар мессира Хьюго показался бы сказочным дворцом, так как он обставил его со всей возможной роскошью, созданной древней цивилизацией Востока.
Комната пестрела росписью шелковых занавесок, узорами ковров на полу и разноцветными подушечками, брошенными на стулья. Расписной потолок создавал в комнате ощущения простора и прохлады, и поскольку замок Бланш-Гарде больше не принадлежал к числу пограничных крепостей Святой земли, окна были расширены, и в них проникали последние лучи заката и врывался легкий ночной бриз.
Как только Филипп ввел своего гостя в комнату, несколько мужчин, расположившиеся у большого не топящегося сейчас камина, прервали свой разговор и повернули головы к вошедшим. Это были обычные в замке гости – совершающие путешествие рыцари и бароны, среди которых особо выделялись два рыцаря монашествующего военно-духовного ордена госпитальеров, сир Майлс де Пленси и сир Амори де Бетсан, одетые в черные плащи с белыми крестами на плечах[22].
Филипп при виде их не мог сдержать своей неприязни. Как и рыцари другого ордена Святой земли – тамплиеров, госпитальеры были воинствующими монахами, пожизненно призванными на войну с иноверцами. Они не разделяли дружеского расположения многих баронов Святой земли к туркам; их отличала фанатичная ненависть к мусульманам. Ни Пленси, ни Бетсан, как было отлично известно Филиппу, не потерпят присутствия за одним с ними трапезным столом турка-сельджука.
Юсуф медленно проследовал позади Филиппа через комнату к камину. Должно быть, он сознавал, что его появление у некоторых из присутствующих вызывает острую неприязнь, но ничем не выдал своих чувств и учтиво поклонился стоящим у камина людям.
Филипп испытывал к своему отцу большую любовь и уважение, не уставая восхищаться им, возможно, потому, что доблестный барон Хьюго д'Юбиньи владел всеми теми качествами, которые так хотел перенять у него и сын. Владелец Бланш-Гарде представлял собой довольно яркую личность, остающуюся в памяти надолго, стоило только взглянуть на его богатые восточные одежды и туфли с изогнутыми носами, на лицо, загорелое дочерна под знойными лучами солнца земель Леванта, в которых он провел всю свою жизнь. И даже если бы он не имел столь звучного имени, любой мог бы сказать, что перед ним – чистокровный нормандский дворянин. Казалось, прожив столько времени на Востоке, он впитал в себя и восточную невозмутимость: теперь он учтиво приветствовал Юсуфа на чистейшем арабском языке, оказав достойный прием новому гостю. У Филиппа, никогда не сомневавшегося в уме и прочих достоинствах отца, отлегло от сердца.
Он тут же принялся восторженно и сбивчиво пересказывать события, произошедшие с ними по дороге из Монгиссарда. Отец слушал его в гробовом молчании. Он всегда был немногословен, хотя при необходимости мог говорить очень убеждающе.
– Ты совершил похвальный поступок, – сказал, наконец, достопочтенный барон. – Но ты бросился навстречу опасности очертя голову, как всегда необдуманно, насколько я могу судить. – Сир Хьюго неодобрительно покачал головой и тут же сменил тему беседы. – А вот и трубы зовут нас к обеду. Князь Юсуф? – Он приглашающе махнул рукой и прошел в зал.
Госпитальеры брезгливо посторонились, когда Юсуф аль-Хафиз вслед за владельцем замка проходил мимо, их багровые лица налились гневом. Но турок был в замке таким же гостем, как и они сами, и им пришлось, сделав над собой усилие, проглотить свое негодование. Филипп довольно усмехнулся и присоединился к маленькой процессии, направляющейся к столу.
Мессир Хьюго д'Юбиньи давал обеды в соответствии с высоким статусом своего положения барона и владельца Бланш-Гарде.
Над его стулом висел шелковый балдахин, на столе сверкало начищенное до блеска серебро и тонкая стеклянная посуда – все самое лучшее, когда-либо создававшееся ремесленниками Востока. Каждая смена изысканных блюд предвещалась звуками трубы, и каждый раз в зал чинно входила целая вереница слуг с подносами, доставленными прямо из кухни, находящейся в нижнем этаже другого крыла замка.
Филипп, пока еще не ставший рыцарем, не принимал участия в общем разговоре за столом. Должно быть, гостям особенно не терпелось обсудить изменение военных позиций, поскольку вести с рубежей королевства приходили крайне неутешительные. Но едва ли это было возможно в присутствии Юсуфа аль- Хафиза. К счастью, у христиан с турком оказалось много общего, и разговор заметно оживился, едва речь зашла об охоте, соколах, лошадях и оружии, а Юсуф, в свою очередь, рассказал всем остальным о своем пребывании в Египте. В конце трапезы он, сославшись на головную боль, извинился и вышел. Слуга проводил его в комнату, и за высоким столом повисла гробовая тишина.
Наконец заговорил Майлс де Пленси. Это был тучный человек с багровым лицом, на котором застыло выражение упрямой глупости. Наклонившись вперед – рыцарь сидел как раз напротив хозяина, – он злобно прорычал:
– С чего бы этому турку, который явно не похож на торговца, вздумалось прогуляться по побережью? Как вы думаете, барон? Не к добру это, не к добру!
Амори де Бетсан склонил свою седеющую голову в знак согласия с его словами. Сир Хьюго, не поднимая глаз, старательно резал на тарелке экзотический фрукт.
– Это его дело, – неожиданно спокойно ответил он.
– Да, но что он делает здесь? – не унимался сэр Майлс.
Барон, отложив в сторону нож, вытер пальцы о полотенце, поданное ему Льювеллином.
– Шпионит, наверное, – сказал он все так же спокойно.
