навлеку на тебя опасность. Боялась, вдруг, если я вернусь домой после того, как спрятала Яйцо, ты заставишь меня сказать, где именно я его спрятала. Я должна была увериться в том, что уже никогда не смогу вернуться.
Каспар не видел во всем это ни малейшей логики. Он сейчас знал только одно: что убил Талоркана по ошибке, принимая за одного из похитителей Некронда. И когда лесничий уже испускал последний вздох, единственное, что мог сделать Каспар, дабы хоть чем-то загладить свою вину, – это пообещать исполнить его последнюю просьбу. Талоркан попросил позаботиться о Май. И теперь Каспар знал почему. В груди его разверзлась черная припасть ревности. Он не мог даже глядеть на девушку. Ему уже пришлось однажды услышать из ее уст, что она любит Талоркана – но боль, которую испытал он тогда, была ничем по сравнению с нынешней болью. Ребенок. Май носила под сердцем дитя Талоркана. Он, Каспар, любил ее всем сердцем – и вот чем она отплатила ему.
Первая любовь Каспара, Брид, тоже принесла юноше немало страданий – не ответила на его чувство, а глядела лишь на Халя. С трудом, но Каспар сумел смириться и скоро понял, что любит Май, а та с самого начала не сводила с него преданных глаз. Он так долго ждал, чтобы сказать ей о своей любви, – и вот теперь, когда такая возможность ему наконец представилась, узнал: коварная уже отдалась другому.
Молодые люди стояли, не в силах взглянуть друг другу в глаза.
Перрен неловко кашлянул.
– Кажется, лучше бы я помолчал.
– Я все равно бы узнал, – гневно бросил Каспар. – Рано или поздно. Такую вещь долго не скроешь. Хотя тебе могло бы хватить порядочности признаться самой.
Он с горечью сверкнул глазами на Май.
– Да я вообще знаю, что беременна, только со слов этого говорящего камня. Откуда такая уверенность? – напустилась она на Перрена.
– Возможно, для горовика я совсем молод, но мы очень многое чувствуем через воду. – Он снова покосился на ноги. – Это дар Великой Матери: мы разделяем мысли всех вещей, что соединены Ее водами.
– Воистину так! – воскликнула Май. Выражение ее лица изменилось. Вытянувшись, она сложила руки на плоском животе, словно защищая его. Осиротевшая дочь дровосека надменно обернулась к баронскому сыну. – И ты не имеешь никаких прав сердиться.
Молодая волчица встала рядом с ним, рыча на Каспара – никогда прежде за ней такого не водилось.
– Тише, Руна, – с усилием проговорил он. – Я ее не трону.
– В самом деле! – Голос Май звучал безжизненно. – Знаешь, уж лучше бы ты пронзил меня мечом, а не разил таким презрительным отказом. Как будто сам такая святая невинность. Ха! А дома-то, дома о тебе все какого мнения! Ах, распрекрасный Каспар, великодушный Каспар, лучший из людей! Знаешь, там никогда, никогда не поверили бы, что ты обращаешься со мной так дурно. Там почему-то считают, будто в глубине души ты вовсе не такой избалованный, ревнивый ребенок, каким кажешься. Талоркан ради меня отдал все, претерпел забвение. А я нашла в себе силы дать ему душу.
Совесть Каспара была задета. Май права. В Торра-Альте все ждали бы от него большего благородства. Но ведь и он всего-навсего человек.
– Не ждал я от тебя такого предательства!
Ранящие, горькие слова исходили из самой израненной души Каспара.
Серые глаза Май сощурились. Девушка ядовито уставилась на него.
– Ты обвиняешь меня в предательстве? Ты, который столько лет не обращал на меня и капли внимания, увиваясь за Брид! И после этого смеешь рассчитывать, что я буду беречь себя ради тебя?
– Это совсем не то же самое.
– Все эти годы ты твердил, что с ума сходишь по Брид! – закричала она.
– Да, но я-то с ней не спал.
– Только потому, что она не звала тебя в свою постель.
И это, безусловно, была чистая правда. Каспар открыл было рот, чтобы возразить, но не смог придумать ответа. Май победоносно улыбнулась.
– Вот видишь!
– Но я мужчина. Это другое дело.
– Правда? – презрительно переспросила она.
В глазах ее более не читалось мольбы о прощении. Она повернулась к Каспару спиной.
2
Юношу глодала не только жгучая ревность, но и щемящая боль от сознания, что его отвергли. Как он хотел простить Май, прижать ее к себе, заверить, что произошедшее для него совершенно не важно! Но ему было важно. Очень важно!
Кеолотия вот уж много недель, как осталась позади. Смеркалось. Маленький отряд под предводительством Каспара как раз пересек неохраняемый проход из Салисы в Ориаксию. В лучах заходящего солнца безрадостный пейзаж – изъеденные ветром скалистые холмы – раскинулся причудливым узором. Темные пятна долин и ущелий перемежались пламенеющими вершинами.
У Каспара покалывало все тело. Повсюду в окружающей тьме мерещились странные шорохи. Само по себе это ощущение было ему не в новинку. И раньше всякий раз, когда ему доводилось носить при себе Некронд, юношу обуревала тревога, неприятное чувство, будто кругом так и рыщут духи чудовищ. Однако с тех пор, как он забрал Некронд у Май, это ощущение многократно усилилось.
