Я доехал на метро до Оксфордской площади и пешком отправился в Сохо. Я начинаю новую жизнь. Значит, никаких запретных улиц, надо взглянуть в глаза прошлому.
Подходя к цели, я услышал стук каблуков и смех за спиной. Я гнал от себя страхи, надеясь, что это всего лишь парочка молоденьких продавщиц, сбежавших из-за прилавка на обеденный перерыв. Вдруг кто-то взял меня под руку с одной стороны, а через секунду обнял за плечо с другой. Я остолбенел.
Шаз засмеялась:
– Помнишь нас?
Я не сразу смог набрать в легкие воздуха, чтобы ответить.
– Как я мог забыть?
Жак посмотрела на меня:
– Мы тебя напугали?
– Немного.
Девушки засмеялись. Волосы Жак стали еще короче и переливались тремя светлыми оттенками. Темные локоны Шаз, кажется, слегка отросли. В остальном «Богини» выглядели так же, как в день знакомства, разве что одежды на них прибавилось.
– Вы отлично выглядите.
– Спасибо, – хором ответили они. Я ждал комплиментов в свой адрес, но они, кажется, не заметили, что я похудел.
Жак отпустила мою руку.
– Жуткий был вечер. Ты знаешь, что Билл покончил с собой?
– Да, я слышал. Шаз покачала головой:
– Он всегда был не в себе.
– Неужели?
– Серьезно, самый настоящий псих из страны психов.
Жак захихикала:
– Его даже психи прогнали. Шаз подхватила:
– Бросили в психованное море.
– Без психованного жилета.
Я прервал их буйные фантазии:
– Рад, что у вас все в порядке…
– Нет-нет, ты так легко не отделаешься, – перебила Шаз.
Она снова подхватила меня под левую руку, ее подружка взялась за правую.
– Ты должен с нами выпить.
– Мне нужно идти.
Жак ущипнула меня за запястье.
– Парочка экзотических танцовщиц тебе больше не компания?
– Дело не в этом…
– А в чем же?
Я хотел сказать, что меня опасно подпускать к женщинам, но чтобы не углубляться в пространные объяснения, я улыбнулся:
– Ладно. Куда отправимся?
Жак хихикнула.
– Поэтому мы тебя и догнали. Мы хотим кое-что тебе показать.
Шаз взглянула на часы.
– И если поторопимся, как раз успеем.
После ареста Монтгомери я все ждал, что меня арестуют и выдадут немецким властям, но имя Сильви так и не всплыло. В конце концов на очередном пивном совещании с Блантом, когда мы пересмотрели отношение друг к другу и сняли разногласия с повестки дня, я набрался смелости и сказал:
– Монтгомери угрожал моей матери.
– Что ты ждал от конченого подонка?
– Конченый подонок дослужился до высших чинов.
Блант бросил на меня выразительный взгляд:
– Начальство везде одинаковое, и психопатов среди них всегда хватает.
– Серьезно? Он кивнул:
– Сам подумай, иначе почему они все суки такие. Я кивнул и сделал глоток пива.
– Еще он угрожал девчонке, с которой я подружился в Берлине. Он говорил о ней?
– Нет, он же не кретин. В чем дело-то?
Я вспомнил нашу встречу в баре под железнодорожным мостом.
– Он сказал: «Я знаю все о твоей немецкой подружке».
– Брал на понт. Знал, что у тебя подружка в Берлине, ну и сыграл на этом. Сомневаюсь, что он знает даже, где она живет или работает. Просто назвал имя, и ты запаниковал. Старый трюк.
– Я думал…
– Что?
– Наверное, я вообще не думал.
– Ну да, – хмыкнул Блант, – бывают такие бабы. Из-за них в любой бред поверишь.
Я кивнул и осушил кружку.
Монтгомери признал, что помог Биллу Нуну избавиться от тела жены, но продолжал утверждать, что это был несчастный случай. Он заявил, что полгода встречался с Глорией, пока однажды Билл не догадался заглянуть домой в разгар дня. Он застал жену с Монтгомери, и в пылу ссоры Глория упала с лестницы и пробила себе голову. Монтгомери запаниковал и помог Биллу избавиться от тела. Объединенный бандитско-полицейский опыт позволил им не оставить никаких следов. Тот же опыт подсказал им подстраховаться фотографиями.
Они долго колесили в ожидании открытия магазинов, после чего отдали пленку в срочную печать на окраине города. Потом молча сидели в машине на подземной стоянке и ждали. Получив снимки, они вместе сожгли негатив.
Та ночь и связала их вместе. Кровавая тайна или банальная жадность тому причиной, но они жить не могли друг без друга, и многие аферы Билл Нун провернул с благословения Монтгомери.
Историю Монти уже никто не мог опровергнуть. Он во многом признался в надежде, что честность и раскаяние подтвердят его непричастность к смерти Глории. Однако ему было выдвинуто обвинение в убийстве, и присяжные признали его виновным.
Доказать самоубийство было сложнее. Подтвердилось, что Билл Нун-младший давно страдал клинической депрессией. В ночь нашего знакомства он был спокоен, но это спокойствие могло говорить о принятом решении. По меньшей мере Монтгомери смотрел, как Билл умирает, и это окончательно убедило присяжных в его бесчеловечности.
Как бы там ни было, Джеймс Монтгомери надолго отправился туда, где полицейские в особом почете. Никто не придет его навестить, никто не будет ждать его возвращения. Справедливость торжествует, вот только примирится ли Шейла Монтгомери с такой ценой за правду об исчезновении сестры?
«Богини» остановились у хорошо знакомого мне здания, пусть я и был внутри лишь однажды.
– Узнаешь? – усмехнулась Шаз.
– Вы, наверное, шутите.
– Какие шутки, Уильям.
Оказалось, мы шли в одно и то же место, хотя, если б не девушки, я запросто мог пройти мимо. Безликий старенький клуб Билла перекрасили и снабдили сияющей мятной вывеской с многообещающим названием «Буфера».
Жак с восхищением посмотрела на обновленный фасад:
– Догадайся, кто здесь заправляет?
Я покачал головой.
