мощной волной, которая поднялась от сердца и остановилась в районе верхнего нёба. Слова посыпались из него, как шары золотого света. И слова эти были:
– Конечно, пап, не забуду.
Когда Дункан умер, они по очереди обняли его тело, тихо плача и стеная. Внутри у них всё болело от неспособности в это поверить и горечи потери, которую смягчила лишь мысль о том, что страданиям его пришёл конец.
Терри и Билли печально застыли у дверей, ожидая, когда они могут понадобиться.
Терри заметил рыжую медсестру, и его воспалённое сознание сконцентрировалось на её лобковых волосах. Воображение рисовало ему собственный череп, в котором из серого вещества вились шелковистые рыжеватые локоны. У женщины было милое веснушчатое лицо, и она улыбнулась ему, отчего Террино сердце потекло, как мёд из кувшина. Вот то, что ему нужно, думал он, чёткая тёлочка, чтоб присматривала за ним. Одна такая и одна, как малышка Лиза, чтоб повеселей да поборзее. Одной-то уж точно не обойдёшься. Вот бы вписались две тёлочки, и чтоб они и друг другу нравились. Он бы зажигал тогда. Как тот деятель из старинного сериала «Мужчина в доме». Но тогда у тёлочек должны быть лесбийские наклонности. Но не слишком, чтоб про самого не забыли, размышлял он, слегка подшкуривая свою мечту.
– Как Ивон? – спросил Билли.
– Всё замужем за этим Петром. Он такой фанат «Сент-Джонстона», повсюду за ними ездит. Дети растут, уже большие.
– Сам-то встречаешься с кем-нибудь?
– Ты ж знаешь, как у меня с этим делом, – улыбнулся Терри, и Билли безучастно кивнул ему в ответ, – а ты?
– Да вот жил пару лет с одной француженской. Она вернулась в Ниццу на Рождество. Роман на расстоянии. Ничего хорошего.
Так они разговаривали, пока не решили, что пришло время войти к Карлу и Марии. Билли положил руку на плечо Марии, Терри – Карлу.
– Карл, – позвал он.
– Терри.
– Вы скажите, что будете делать, – прощептал Билли Марии. – Хорошо? Мы можем уйти или остаться.
– Ты поезжай, сынок, а я пока останусь, – ответила она.
Карл почувствовал укол ревности. Билли делал то, что должен делать он, говорил то, что он должен был сказать. Билли не был болтлив, но если что и говорил, то обычно – в точку. Умение вовремя заткнуться – талант великий и неоценимый. Карл мо прогнать на любую тему, но иногда, особенно в такие моменты, прогоны не канали. Тогда своевременно вступали такие, как Билли, у которых всё чётко.
– Нет, мы будем рядом. Пока вы не соберётесь. Торопиться некуда, – сказал он маме Карла.
Они ещё долго сидели после того, как зелёная линия перестала колебаться. Они понимали, что Дункана там уже не было. Но они всё же не торопились уходить, вдруг он вернётся.
Билли позвонил сестре Марии Аврил и своей маме. Потом отвёз их всех к Сандре. Женщины сели с Марией, парни вышли прогуляться, шли без цели, пока не оказались в парке.
Карл взглянул на серое небо и затрясся без слёз в жестоких конвульсивных рыданиях. Билли с Терри переглянулись. Им было неловко, не из-за Карла, а за него. Он же всё-таки пацан, как-никак.
Однако смерть Дункана что-то протянула между ними. Нечто такое, вроде последнего шанса, и даже Карл, несмотря на горе, почувствовал это. Он вроде как пытался успокоиться, восстановить дыхание, сказать что-то.
Рядом мальчишки лет по десять играли в футбол. Билли вспомнил, как они так же вот играли. Время, подумал он, сначала разрывает тебя на части, потом обращает в камень и потом уже откалывает по кусочку. Ветер доносился кисло-сладкий аромат свежескошенной травы. Газонокосилки по ходу накосили дерьма собачьего не меньше, вскрыли подсохшие залежи. Мальчишки кидались травой, запихивали друг другу за шиворот, ровно как они когда-то, даже не задумываясь о том, что можно измазаться в собачьих испражнениях.
Билли посмотрел в угол парка, туда, где за стенкой происходили все бои, разрешались конфликты, вспыхнувшие на школьной площадке или во дворе. Там он несколько раз поколачивал Брайана Топси, Мопси, приятеля Карла. Борзый пацан. Не умел останавливаться, его побьют, а он всё лезет. Не отставал. Такая тактика часто давала плоды: он знал нескольких пацанов, которые вдували Топси, но на второй или третий раз капитулировали, просто чтобы жить спокойной. Денни Фрости, например. Несколько раз избивал Топси до полусмерти, но так утомился от нескончаемых атак и заводок, что в итоге просто лёг.
А вот Билли было пофиг: если Топси так хочется, он будет надирать ему задницу хоть каждый день до конца жизни. После третьего раза Топси хватило ума сообразить, что долгосрочный эффект, который оказывали ботинки «Доктор Мартинс» на клетки головного мозга, может оказаться губительным для будущего экономического и социального роста. Да, борзый был пацан, вспоминал Билли со смешанным чувством восхищения и гадливости.
Терри втянул сырую вонь, и затхлые испарения обложили горло, окутали лёгкие. Алкогольно- кокаиновое пиршество подкосило иммунную систему, которая заработала на самых низких оборотак, и ему казалось, что он прямо-таки чувствует, как туберкулёзная палочка размножается в его лёгких.
Серятина в душу лезет, однажды сказал ему Голли. Не в первый раз, а когда отсидел полтора года в Саутоне. По выходе Голли сказал, что чувствует, будто часть его серого вещества превратилась в кусок шлакобетона. Терри подумал о себе; да, и в его каштановых зарослях на висках проступило несколько седых волос.
Серятина лезет в душу.
Спальный район, коробки муниципальных домов, биржа труда, фабрика, тюрьма. Всё вместе это создавало атмосферу затхлости и безнадёги, которая, если ей поддаться, вытянет из тебя все жизненные соки. В своём время Терри чувствовал в себе силы отчаянно сопротивляться, когда его социальный арсенал был достаточно богат, чтобы простреливать в серой завесе большие «техниколорные» дыры. Тогда он был Джусом Терри, борзым пацаном, ценителем мохнатки и мог выделывать фортели на тонком льду не хуже, чем Торвилл и Дин. Но протест, борьба за выживание – это для молодых. Он был знаком с пацанами из тусовки молодняка, которые относились к нему с тем же нежным презрением, каким он в своё время награждал Алека Почту.
Теперь лёд таял, и Терри быстро погружался в воду.
Сливался с серятиной.
Люси рассказала ему, что у их сына проблемы в школе. Весь в отца… невысказанная претензия читалась по губам. Он вспоминал отца, который был для него таким же чужим, как он для своего сына. Терри мучила зрелая мысль, что по большому счёту он неспособен сделать ничего, чтобы усилить положительное влияние на жизнь своего ребёнка.
Но всё же попробывать следует.
У Джейсона был хотя бы он, жалкий хмырь. У Жаклин вот Голли нет.
Карл понемногу восстановил дыхание. Сладкий воздух смешивался с каким-то странным запахом, который был знаком ему ранее. Парк как будто тот же, а что-то вроде изменилось.
Взгляд Терри искал подтверждения. Билли крепко задумался, как будто нащупывая ход. Он посмотрел на Карла, тот кивнул.
Билли заговорил медленно, взвешивая каждое слово, уставившись на битое стекло и красную банку на земле.
– Вот что интересно, – начал он, как адвокат какой-то, – когда всё стало известно, Дойл пришёл ко мне в спортзал. Мы сели в машину. Он сказал мне, мой друг теперь разговаривает, как далек. Твоему другу повезло, что он помер. А на этом предлагаю остановиться. – Билли сурово посмотрел на Карла, потом на Терри, потом снова на Карла. – Скажи мне, Карл, ты был тем вечером у Макмюррея?
– То есть – вместе с Голли? – спросил Карл. Он вспомнил похороны. Билли тогда что-то говорил об этом.
Билли кивнул.
