Голли его пожалел! Все думали, что это он пристрелил Полмонта, но это сделал я! Я! А он-то как раз жизнь ему спас. Я бы оставил его истекать кровью. Стрела пробила ему кадык, но позвоночник, сонную артерию и яремную вену не тронула. Но по мне, так лучше б он захлебнулся в собственной крови! Приехала «скорая», увезла его в реанимацию, сделали ему срочную операцию. Гортань была повреждена, и ему вставили такую электроприблуду, которую ему приходится нажимать, когда надо что-то сказать. Но он молчал, не сдал меня. После смерти Голли я уж решил, что точно сдаст.
Карл посмотрел на Терри.
– Как бы он тебя сдал, он же и говорить-то не мог ни фига. – Он выдавил странный смешок.
Впрочем, Терри это настроение не улучшило.
– Голли прыгнул, потому что знал про нас с Гейл… и обвинение в нападении на Полмонта он унёс с собой в могилу, чтобы Дойлы до меня не докапывались… я пристрелил Полмонта, я убил Голли!
Только Карл знал, что Голли был ВИЧ-инфецирован. Голли заставил его поклясться, что он никому не скажет. Но он бы понял. Карл был уверен, что Голли бы его понял.
– Слушай, Терри, и ты тоже, Билли. Я должен сказать вам что-то важное. У Голли был ВИЧ. Герыч. Он вмазывался с Матти Коннелом и другими наркотами из Лейта, многие из них уже померли.
– Беспредел, это ж… – Билли с трудом переваривал это известие.
Терри молчал.
– Он вписался в это дерьмо только из-за этой истории с Гейл, Полмонтом и дочуркой, – сказал Карл и, повысив голос, добавил: – Терри, мать твою, ты меня слушаешь?
– Да, – смиренно отвечал Терри.
– Так что это всё-таки Полмонт пустил его под откос, отправив несчастного за решётку, – продолжил Карл, глаза его покраснели. – Конечно, его тоже жаль, умерла мама, я его понимаю, особенно сейчас, когда… мой отец. Но минус на минус не даёт плюс, он не имел права так поступать с Голли.
Билли взъерошил Террины кудри.
– Прости, что приплющил тебя, старик.
Это произвело на Терри сильное впечатление, пробив даже броню его уныния. Но ведь теперь, думал Терри, я и не знаю его толком. Мы сто лет не виделись. Поди узнай, кто как изменился.
– Ты всё правильно сделал, – добавил Билли, – может, и не из лучших побуждений, но ты всё-таки поступил как надо, ты за него вписался и сделал то, что, по сути, должен был сделать я.
– Нет, – Терри завертел головой, – если б я остановил его, он бы по сей день был с нами…
– Или я, ведь он меня первого попросил, – сказал Билли.
– Да бред собачий, – встрял Карл, – это бы ничего не изменило. Голли решил уйти из-за того, что произошло между ним, Полмонтом и Гейл. Он так и не узнал о вас с Гейл, и у тебя хватило совести постараться избавить его от этого. Ты рисковал нешуточно схлопотать от Дойлов и получить реальный срок, а то и чего похуже только ради того, чтоб Голли ничего не узнал. Но ВИЧ был для него последней каплей. Он бы порешил себя в любом случае.
– И всё началось с того, что Полмонт порезал того парня, – заметил Билли.
– Ну, так можно далеко зайти. А зачем Голли притащил перо в «Облака»?
– Это всё я. Всё оттого, что я свою шнягу не могу в штанах удержать, – терзался Терри.
Карл улыбнулся.
– Послушай, Терри, вы с Гейл – гиганты секса. Велика беда. Людей от ебли не удержишь. Так всегда было, так и будет. Этого невозможно избежать. А вот не ебать себе голову – можно попробывать. Голли сбросился, потому что у него был вирус. Это его выбор. Я бы так не поступал, но это его решение.
Всё из-за Полмонта, думал Карл. Он вспомнил отца, о том, какое влияние он оказывал на Голли, пока тот рос. Всё те же правила: никогда не сдавай. Нет, это на фиг. Но в том-то и основная проблема морального кодекса: чтоб он работал, его должны соблюдать все. Если кто-то будет отлынивать и это сойдёт ему с рук, обрушится вся конструкция.
Билли вспомнил ту историю с Дойлами и медной проволокой. Как несколько недель спустя Дойл попросил Голли пойти с ними на футбол и как малыш загорелся, как ему хотелось произвести впечатление. И как потом всё продолжалось в «Облаках», когда Дойл бился с тем парнем. И что из этого вышло? Всё это? Или нет? Не может ведь жизнь быть цепочкой неразрешимых загадок. Должны же быть и ответы, полагаются ответы, блядь.
Карлу Юарту мир казался жестоким и непонятным, впрочем, как и всегда. Цивилизация неспособна вырвать дикость с корнем, она просто смягчает её, делает её проявления менее зловещими и показными. Вопиющая несправедливость никуда не подевалась, и единственное, на что сподобилось общество, – это невнятные толкования причинно-следственных отношений, которые прячут её за дымовой завесой вранья и мелочности. Мысли толпились, окончательно загоняя его изнурённое сознание, и зависали где-то между ясностью и полным мраком.
Билли нужно было позвонить Фабьен в Ниццу. На следующей неделе он собирался отправиться туда, релакснуть немного на Лазурном берегу. Он совсем заработался, слишком много на себя взял. Рано или поздно он избавится от Гилфилана и Пауэра, он всегда к этому стремился и в достижении своей цели не знал отдыха. Но когда он видел, что стало с Дунканом Юартом, или думал о том, что годы делают с его родителями, то понимал – жизнь слишком коротка.
– Как твоя… э, щитовидка? – спросил Карл.
– Нормально, только приходится тироксин принимать. Иногда я забываю и принимаю больше нормы, и такое ощущение, будто спида нанюхался.
Терри хотел о многом их расспросить. Рэб говорил, что у Билли французская тёлочка. У Карла девчонка в Австралии, новозеландка. Ему хотелось разузнать про них. О стольком надо ещё переговорить. К Лизе он вернётся попозже. Как здорово снова увидеть Карла, пусть даже при таких мрачных обстоятельствах, как смерть старика Дункана.
А как он гнал на Карла после смерти Голли. Он неправильно его понял, решил, что Карл хочет разрулить всё, типа, «давайте съедим по таблетке и расскажем друг другу, как мы любили Голли и как нам будет его не хватать». Думал, что он готов обесценить память друга. Но он был не прав. Конечно.
Карл думал о том же. Память о Голли то наплывала, то выплывала из реальности, как будто сам он летел на самолёте. Он с болезненным чувством виделм в этом знак приближающейся смерти. Он видел её в глазах отца. Он притормозит с наркотиками и войдёт в форму. Он уже мужчина средних лет, полжизни за спиной, не мальчик уже.
– Могу я предложить вам выпить? – спросил Терри.
Билли взглянул на Карла, чуть приподняв бровь.
– Ну, если только пива пару кружек. Я дико устал, и к тому же надо к маме вернуться поскорее, – сказал Карл.
– Моя матушка с ней и тётя Аврил, какое-то время можешь не беспокоиться, – урезонил Билли.
– «Сноп пшеницы»? – предложил Терри. Они кивнули. Он посмотрел на Билли: – А знешь, Билли, ты больше не говоришь «жесть». Раньше через слово шпарил.
Билли поразмыслил, потом покачал головой:
– Не помню, чтоб я так говорил. Я часто говорил «беспредел». Да и теперь.
Они вопросительно посмотрели на Карла. Тот пожал плечами:
– Не помню, чтоб мы так говорили. Билли иногда говорил «край», это помню.
– Может, я это и имел в виду.
Трое мужчин прошли через парк, трое мужчин среднего возраста. Один из них был полноват, другой мускулистый, атлетического сложения, третий – тощ, и одежда его кому-то показалась бы молодёжной не по возрасту. Они особо не разговаривали, но производили впечатление людей, близких между собой.
РЕПРИЗА 2002: ЗОЛОТОЙ ВЕК
Карл потянул за выдвигающуюся палочку, из-под микшерского пульта выскользнула клавиатура. Его пальцы пролетели по клавишам раз, другой, третий, внося в мелодию лёгкие, но существенные вариации.
