труп. Люди мерли как мухи.
Я кивнул – показать, что понимаю, о чем он.
– Но Рита любила своего ребенка. Малышка не была инфицирована, и Рите ради ее блага пришлось пожертвовать своим счастьем. Она нашла приемных родителей. Знала, что лучше это сделать поскорей, пока ребенок еще маленький и легко привыкнет к чужим людям. Она знала, что умрет, и, естественно, не хотела, чтобы ребенок попал в руки этого негодяя. Она поставила приемным родителям только одно условие.
Он сделал паузу и затянулся.
– Какое?
– Она хотела получать от них фотографии дочери дважды в год – ко дню рождения и к Рождеству, до самой смерти, которая, по ее расчетам, не за горами. И что ты думаешь?
– Никаких фотографий.
– Вообще ни одной. Они, конечно, наобещали ей горы золотые, но как только заполучили ребенка – все, копец. Кому нужна какая-то мамка-наркоманка, маячащая на горизонте? Может, они по-своему и правы, но мне так не кажется. Рита очень переживала, а в довершение еще изобрели эту комбинированную терапию. То есть оказалось, что она может прожить на свете не меньше нашего. Теперь она пытается приблизить свою смерть.
– И ты ей в этом помогаешь?
Он допил остатки кофе.
– Ты же меня знаешь. Я всегда готов прийти на помощь.
Мне стало муторно. Лес поднялся и возобновил свои поиски.
– Вот бля, когда же я наконец все разберу, а? Чушь какая-то.
Он перешел к ящикам в коридоре. Я только потом пожалел, что спросил его:
– А что ты ищешь?
– Бейсбольную биту. – Что-то грохнулось на пол. – Знаешь, Глазго импортирует больше бейсбольных бит, чем любой другой город Британии, а у нас нет ни одной бейсбольной команды. – Он засмеялся. – Может, стоит собрать команду из наркоторговцев. Поможет нашему товарообороту.
Я пошел за ним через слабо освещенный коридор. Лес залез в шкаф по пояс.
– Вот она! – Он выпрямился и победоносно потряс битой. Статуя свободы с факелом. – Наконец-блин- то.
Лучше бы я к нему вообще не приходил.
– Лесли, что ты планируешь с ней делать?
– Повторяю – собираюсь освоить новое хобби.
– А серьезно?
– Использую в профилактических целях. Один засранец мне задолжал. Я его предупреждал трижды. Таково правило – три предупреждения, и ты попал. – Он, как в гольфе, прицелился для удара.
– Ты что, этим же можно убить.
– Успокойся, я знаю, что делаю. Левая нога и телевизор. Если и после этого не заплатит, то правая нога и стерео.
– А что, если у него просто нет денег?
– Тогда переломаю ему пальцы и разобью гитару. А что мне делать, Рильке? – Казалось, он искренне удивлен моими словами. – Мне что, звонить в полицию и жаловаться, что меня ограбили? Конечно, нет. Поэтому я пойду и преподнесу ему хороший урок. Думаешь, мне самому приятно?
Я посмотрел на него. Он уже сейчас нервничал. Не ручаюсь, что он будет делать с этим парнем, когда адреналин ударит ему в голову.
– Господи, – он рассмеялся своим больным смехом вперемешку с кашлем, – да ты все та же чувствительная душа. Ты любишь изредка смолки покурить и знать не хочешь, откуда она берется. Смотри правде в глаза, старичок. – Он достал из шкафа спортивную сумку и сунул в нее биту. – Кое-кому приходится расплачиваться за твое удовольствие. – Он надел пиджак и хлопнул себя по карманам в поисках ключей. – Если от этого тебе полегчает, заявляю, что не собираюсь насиловать его девушку.
Я повернулся, схватил его за грудки и прижал к стене. Свободной рукой я взялся за его горло и сжал кадык Он захрипел, хватая ртом воздух.
Я ударил его за Риту, которой он продает наркотики, от которых она может умереть, за угрозы насилия, за то, что напомнил мне о прошлом, и еще за то, что я сам не знал, кого во всем этом винить.
Лес напрягся, мотнул головой и вывернулся. Он поддел ногой мою лодыжку, лишив меня равновесия, и ударил кулаком так, что воздух с силой вырвался из моих легких. Меня отбросило назад, к стене, и он еще два раза ударил меня. Я почувствовал кровь во рту и поднял руки, показывая, что сдаюсь, и тогда он еще раз стукнул меня.
– Черт возьми, Рильке! – Мы стояли друг напротив друга, тяжело дыша. – Боже, ты что, шуток не понимаешь?
– Это была не совсем шутка.
– Тогда что ты будешь делать, если нарвешься на Фреда Маколея? Излупишь его до полусмерти?
Я отвернулся и открыл дверь. Он крикнул мне вслед:
– Ты псих, Рильке. Ебаный псих.
13. Стини
Поэтому я начал скрывать свои развлечения, и к тому времени, когда я достиг зрелости и мог здраво оценить пройденный мной путь и мое положение в обществе, двойная жизнь давно уже стала для меня привычной.
Одиннадцать часов утра застали меня в мощеном переулке, по пути к магазину Джона и Стини. Фургон качнуло на неровной дороге, и в зеркале заднего вида мелькнуло лицо незнакомца. Я остановил машину, развернул зеркало и рассмотрел свое отражение. Мужчина трехдневной давности бесследно исчез, а вместо него появилось какое-то неведомое, беспокойное существо. Бессонные ночи и постоянное пьянство взяли свое. Все мое беспутство проступило на лице. Может, у Розы и Леса найдется какая-нибудь косметика, которая хоть немного поможет преобразиться. Я пригладил волосы, надел темные очки и попытался улыбнуться – один, два, три раза. Я сам себя испугал.
Книжный магазин Стини Стивенсона когда-то был скоплением конюшен и флигелей, которые Стини и Джон купили двадцать лет назад и превратили в лабиринт из комнаток без окон. Некоторые открыты для посетителей, другие годами заперты, и в их непроглядной тьме царствуют пауки и короеды.
Внутри висела обычная для таких магазинов дымка. У двери книжный шкаф, наполовину заполненный плесневеющими дешевыми изданиями в бумажных обложках. Два кота слонялись среди отсыревших картонных ящиков с книгами, составленных вдоль стены для сортировки. Покопавшись в ящике, я выудил отбракованную домашнюю Библию. На титульном листе красовалось генеалогическое древо, с рождениями, свадьбами и смертями, аккуратно вписанными круглым каллиграфическим почерком. Между строк читалось: «Смерть приходит к каждому из нас. Пожалуйста, помни меня». Я бросил книгу на место. Большой рыжий кот потерся о мою ногу. Я погладил его и почесал за ушком. Он замурлыкал и перевернулся на спину, выгибаясь от удовольствия. Я поласкал пальцами шерсть на его животе, и тут он вцепился в меня, глубоко вонзил когти в руку и оставил на ней кровавые царапины.
– Эй, жулик!
Он вскочил и неспешно удалился, вытянув хвост трубой и демонстрируя свою задницу. Когда же я научусь не доверять кому попало?
На двери звякнул колокольчик, когда я вошел в мрачноватый, сырой, как поганка, магазин. За высоченным стеллажом с книгами, напоминающим манхэттенский небоскреб, я с трудом разглядел лысину Джона, работающего за письменным столом. В пепельнице, рядом с бутылочкой вишневой микстуры от кашля, дымилась зажженная сигарета. Сидящий напротив Джона пожилой посетитель тяжело поднялся со стула и вышел. Он задел меня рукавом и тихо прошептал «Извините», но я уже отвернулся и не успел заметить его лица.
– Привет, Джон, как твои фокусы?
