села на песок рядом со мной.
— Вам понравилось? — В этом вопросе все же звучала легкая ирония.
— Очень. Правда, мне очень понравилось.
— Я заметила…
У меня все еще стояло. Она обхватила мой член рукой и стала мягко и ритмично массировать его.
— Я уже отвыкла оттого, чтобы мне вставляли, но с Барбарой вы можете попробовать.
— С удовольствием, но… — Я почувствовал себя полным идиотом. — У меня нет с собой презервативов.
Она расхохоталась, обменялась несколькими фразами по-немецки с Барбарой.
— Это не страшно, — весело сказала она и гибко выпрямилась. — Мы что-нибудь придумаем и займемся вами. А сейчас пошли купаться.
Поднявшись на ноги, я заметил, что Руди исчез. Его полотенце осталось лежать на песке. Несколько секунд я колебался, потом решил не думать о нем.
— You look a good girl. May I lick your pussy?[14]
— Ja, ja![15] — Возможно, я выразился не совсем точно, но она явно поняла, о чем речь.
Она поднялась и присела на корточки так, чтобы мое лицо оказалось у ней между бедер — очевидно, она привыкла к этой позе. Сначала я чуть тронул большие губы, потом вставил два пальца, — но она почти не реагировала, по-видимому, у нее все зависело от клитора. Я сильно нажал языком на упругий бугорок; она задышала глубже. Я знал, что делать дальше; это обещало истинное наслаждение. У нее был пряный, мускусный вкус, чуть приглушенный морской солью; ее большие груди тихо покачивались над моим лицом. Я стал быстрее двигать языком, как вдруг почувствовал, что ее тело напряглось. Она приподнялась. Я повернул голову: в нескольких метрах от нас стоял Руди, печальный и пузатый.
— Come! — весело крикнула Барбара. — Come with us![16]
Он покачал головой, пробормотав что-то вроде: «Нет, это не то…», и грузно уселся на песок. Секунду Барбара колебалась, потом снова раздвинула колени так, чтобы ее щелка оказалась над моим лицом. Я положил руки на ее ягодицы и стал лизать ее со всевозрастающим пылом; в какой-то момент я закрыл глаза, чтобы лучше ощутить вкус. Чуть погодя я почувствовал, что маленький ротик Пэм смыкается вокруг кончика моего члена. А солнце по-прежнему припекало; это было божественно. У Пэм была своя, особая манера сосать, она почти не шевелила губами, а водила языком вокруг головки, то очень быстро, то упоительно замедляя это движение.
Наслаждение, которое испытывала Барбара, становилось все сильнее, ее стоны — все громче. В момент оргазма она судорожно выгнулась и издала протяжный вопль. Я открыл глаза: с откинутой назад головой, с развившимися волосами, с торчащими к небу грудями она была волнующе прекрасна, словно древняя богиня. А Пэм продолжала ласкать меня ртом, и я чувствовал, что тоже вот-вот кончу.
— Пэм, хватит… — взмолился я.
— Ты не хочешь кончить сейчас?
Барбара улеглась на спину, она размеренно, глубоко дышала. «Ну, давай…» — сказал я наконец Пэм. Она знаком велела мне придвинуться к Барбаре и положила руку на мой член, затем обменялась с подругой несколькими фразами по-немецки. «Барбара говорит, что для мужчины ты лижешь очень хорошо…», — перевела она, прежде чем обхватить другой рукой мою мошонку. Я глухо застонал. Она поднесла мой член к груди Барбары и начала быстро и энергично массировать его, сомкнув пальцы вокруг основания головки. Барбара взглянула на меня и улыбнулась; в момент, когда она стиснула с боков свои груди, чтобы сделать заметнее их округлость, я разрядился прямо на нее. Я был словно в трансе, перед глазами все плыло; как сквозь туман я увидел, что Пэм размазывает сперму по грудям Барбары. Я разлегся на песке, совсем обессиленный; туман перед глазами становился все плотнее. Пэм стала слизывать сперму с грудей подруги. В этом было что-то неизъяснимо трогательное; у меня на глазах выступили слезы. Так, в слезах, я и заснул, обняв Барбару за талию.
Пэм трясла меня за плечо, чтобы разбудить. Я открыл глаза. Над морем садилось солнце. «Пора возвращаться, — сказала она. — Пора возвращаться, мистер француз». Я машинально оделся, чувствуя блаженную расслабленность. «Какой чудесный вечер…» — тихо сказал я, направляясь к машине. Она кивнула. «Мы можем купить презервативы, — добавил я. — В Плайя-Бланка есть аптека».
— Ну, если тебе это доставит удовольствие… — ласково ответила она.
Руди и Барбара ждали нас у машины. Пэм села впереди. В сумерках ржаво-красный цвет равнины приобретал теплый оттенок, близкий к оранжевому. Несколько километров мы проехали в полном молчании, потом Пэм сказала Руди:
— Надеюсь, мы вас не шокировали, там, на пляже?
— Да что вы, мадемуазель. — Он грустно улыбнулся. — Просто я немного… Немного… Вы должны простить меня, — вдруг сказал он.
Когда мы вернулись в отель, Руди, как обычно, хотел сразу пойти спать, но Пэм настояла, чтобы мы поужинали вчетвером; она знала один симпатичный ресторанчик в северной части острова.
Картофель, который выращивают на Лансароте, — мелкий, сморщенный, но очень вкусный. Варят его там по-своему: кладут в глиняный горшок с крышкой и наливают на дно немного очень соленой воды. Испаряясь, вода покрывает картофелины коркой соли, и это не дает им потерять вкус.
Пэм и Барбара жили под Франкфуртом. Барбара работала в парикмахерской. Чем занималась Пэм, я толком не понял: кажется, это было что-то связанное с финансами, и большую часть работы можно было выполнять с помощью Интернета.
— Я не считаю себя лесбиянкой, — сказала Пэм. — Просто я живу с Барбарой, вот и всё.
— Ты ей никогда не изменяешь?
Пэм слегка покраснела.
— Да… Да, сейчас мы не изменяем друг другу. Только если с мужчиной, иногда, но это совсем другое, это единичные случаи.
Я взглянул на Барбару, которая с аппетитом уплетала картошку. Сидевший напротив нее Руди почти не ел, только ковырялся в тарелке; в разговоре он тоже не принимал участия. Он приводил меня в отчаяние, я уже не знал, что с ним делать. Барбара поглядела на него, улыбнулась и сказала: «You should eat. It's very good».[17] Руди тут же послушался и подцепил на вилку картофелину.
Они собирались переселиться в Испанию, объяснила Пэм, как только она сможет выполнять работу целиком через Интернет. Нет, не на Лансароте, скорее на Майорку или на Коста-Бланка.
— На Майорке с немцами были проблемы, — заметил я.
— Знаю… — ответила Пэм. — Но это временно. Так или иначе, мы теперь живем в объединенной Европе. И немцы больше не хотят оставаться в Германии, это противная, холодная страна, и потом, по их мнению, там слишком много турок. Как только у них заведется немного денег, они едут на Юг; и никто не сможет их остановить.
— Не исключено, что Турция тоже примкнет к объединенной Европе, — заметил я. — Тогда немцы смогут поехать туда.
Она усмехнулась:
— Что ж, может быть, они так и сделают… Немцы вообще странные люди. Хоть они мои соотечественники, но я все равно их люблю. На Майорке у нас с Барбарой много друзей, и немцев, и испанцев. Приезжай к нам, если захочешь.
Затем она рассказала мне, что они с Барбарой хотят иметь детей. Рожать, скорее всего, будет Барбара, ей прямо не терпится бросить работу. Они не собирались прибегать к искусственному оплодотворению; проще попросить об этом кого-нибудь из друзей, она знала нескольких мужчин, которые согласны были
