обещание. А также долг перед тем, кому принадлежит моё сердце! Удивлён? Стала бы я идти на такие жертвы ради меньшей награды! Ради него красота и юность вытекали из меня по капле. Во имя моей люб…
'Такими женщинами управляет страсть'… Ты прав был, отец!
— Ложь! — снизу хрупкая девичья фигурка казалась высокой и величественной, она давила той силой, что прежде, в Северной Столице, прижимала меня к земле, не давая сделать вдох. Но теперь я был сильнее. Если в ней заперта хотя бы частичка Мэй… — Госпожа Кагура! Вы только что поучали нас, а сами жестоко обманываетесь. Сердце нельзя отнять, оно ваше и больше ничьё. Все поступки, добрые или злые, мы совершаем сами, и не важно, ради кого. Дань одной, долг перед другим… В конечном итоге, мы всё делаем ради себя, чтобы остаться верными собственной сути. И принимаем плату за содеянное в этой жизни и после. Как в сказке: кому-то — цветы, а кому-то — змеи. Вы старели, потому что дела ваши были дурными. Если этот человек так вам дорог — почему он не заслужил большего?
— Большего? — руки давно уже покинули своё пристанище и беспокойно теребили край накидки. Я опасался, что мико вот-вот прервёт меня, но только сейчас услышал её голос, тихий и… о чудо!.. неуверенный. Неужели есть надежда?! — Я отдавала ему всё! Чего ещё можно желать, проклятый онмёдзи?!
— Ради того, кого любят по-настоящему, не совершают зла. Ради него творят добро! Это же так просто!
— Ответ мальчишки, не знающего, что такое любовь. — Она погрозила мне пальцем, на мгновение показавшимся скрюченным и пожелтевшим. Впрочем, было слишком темно, и кисти её двигались слишком быстро. Это уже не замешательство! Это — танец, убийственный и одновременно чарующий… — Жаль, но тебе и не доведётся вкусить её сладости, её горечи! Есть сила, способная одним ударом расплавить Металл и превратить Древо в полыхающий факел. Призываю тебя, моя ненависть! Тьма, переполняющая сердце, да исторгнется и воссияет!
— Берегись, Кай!
Я совсем забыл про Ю, и сейчас вздрогнул, когда его руки обхватили меня за пояс, поволокли прочь. Отвлёкся, и…
Громовой раскат заставил меня поднять голову — лишь для того, чтобы взглянуть в глаза дракону, замершему в небесах перед броском. Как тогда, в детстве…
Он был белый — ослепительная молния, от которой нет спасения. Я сделал попытку оттолкнуть Ю, но потерял равновесие. Мы покатились по траве, а он, вместо того, чтобы отпустить, лишь теснее прижал меня к себе, словно намереваясь защитить этим трогательным жестом. Глупый…
Упрямство вынудило меня оторвать лицо от земли. Повозка вздрогнула, когда животные обеспокоенно задвигались, и тотчас же раздался вопль:
— Нет! Нет, господин Хитэёми!!!
Высокая тень в доспехах появилась рядом с женским силуэтом. Обломок тати взвился ввысь.
И дракон взревел так, что твердь заколебалась. Один из его хвостов подпалил траву справа от нас, другой рассыпал в воздухе шаровые молнии, а голова…
— Брат!!!
Мой голос потонул в оглушительном грохоте, когда молния разинула пасть, целясь в поднятый меч. Я лишь успел увидеть, как маленькая фигурка шагнула к той, что повыше, обвила её руками. Ю прижал меня к содрогающейся земле, но я выскользнул и ринулся вперёд, к ним, чтобы успеть, уберечь… сам не понимал, что делаю…
Только было поздно.
Их принял один погребальный костёр.
Так я решил, без сил опускаясь на колени. Но судьба решила иначе.
Из-за спины уже доносилось потрескивание, перерастающее в равномерный гул. 'Если пожар не остановить, равнина выгорит подчистую, и мы — вместе с ней', — равнодушно подумал я, не двигаясь с места и уставившись на собственные ладони, такие не похожие на руки брата. Отважный воин, познавший лишь одну слабость, которая его и погубила… А Мэй… она просуществовала сотни лет, обрела душу — неужели ради того, чтобы так и не изведать радости? Краткий миг настоящей жизни, капля в море…
Тяжёлые удары крыльев заставили меня встрепенуться. Фуурин уцелел… хоть что-то хорошее.
— Ты ж мой умница! Осторожнее опускай! — воскликнул Ю, и моё сердце замерло. Кто?! Кто из них?
Но, ещё до того, как я упал перед неподвижно лежащей девушкой, ответ стал очевиден. Крепкий мужчина в железном доспехе — израненная птица с места бы его не сдвинула.
— Он умер мгновенно. Я почувствовал, — тихо сказал мой друг, когда я вновь обратил взгляд на пылающую скособоченную повозку. Уже и колёса занялись. Животные лежали без движения — ненависть мико хлестнула их своим смертоносным бичом. А затем тяжёлые тучи, предвестники близкой грозы, поглотили её без остатка.
— Как… она? — я удивился твёрдости своего голоса. Фуурин успел выхватить добычу из лап смерти, но какую? Что я увижу в глубине этих глаз, когда поднимутся начинающие трепетать веки? Чистый родник, невольную причину раздора? Жертву порочных страстей, погрязшую в трясине собственных ошибок? Пустую оболочку?
Последнее — самое страшное. Заклинаю тебя, друг — отвечай!
— Очнётся и будет жить. Хотя поначалу её придётся заставить. — Он нежно провёл пальцем по гладкой щеке, оставляя влажную линию, однако новая капля сменила только что стёртую. — Всё-таки, малышка оказалась сильнее. Я знал, что она победит. Если бы только задумался о цене! Взял на себя труд просчитать, не поддаваясь пагубной опрометчивости и собственной боли… Видишь, какой мудрый советник тебе достался? Ты не простишь меня, Кай.
— Посмотрим, — ответил я, хотя это был не вопрос. — Тебя, может, и прощу. Себя — никогда.
Совёнок неожиданно ткнулся в мою спину, тихонько пискнул. Ты прав, малыш. Ошибки останутся с нами до конца, но сейчас не время. Живые важнее мёртвых.
— Что, птенчик? Подрезали крылышки? — хотел было погладить круглую голову, но, заслышав многообещающее скрежетание клювом, вовремя отдёрнул руку. Кое-что неизменно, как сама земля! — До обозов долететь сможешь? Скоро здесь будет жарко!
— Не будет. Смотри! Небесная Владычица на нашей стороне.
Ю передал мне девушку и встал на ноги, позволяя струям дождя, набирающего силу, омыть лицо.
В лагере, спешно разбитом неподалёку от дороги, меня встретили расспросами о брате. Разум, хоть и затуманенный горем, сработал чётко, стоило только представить, как отразится на войске гибель его предводителя. С откровенностью следовало повременить. Что я им скажу? И поверят ли они в мою невиновность, если я сам в неё не верю?
Ожидая возвращения гонцов, посланных к северным вратам, я взял на себя часть обязанностей Хоно. Суета под проливным дождём заставила с головой окунуться в полезную деятельность, и это было спасением. Тотемаки и Кенске — последний неудачно упал с лошади и теперь прихрамывал, понося на чём свет стоит и крыс, и кляч, и ливень — оба доверяли мне, не зная о нашей с братом размолвке, и я чувствовал себя обманщиком.
Они поначалу схватились за клинки, когда следом за мной, бережно несущим на руках подрагивающее тело Мэй, показался человек в насквозь промокших одеяниях ханьского толка с огромной совой в охапке. Несколько копейщиков, самых отважных, дышали нам в затылки.
— Уберите оружие! Это друзья.
— Милосердные ками! Кого ты притащил, парень?! И что с ней?!
— Господин Жэнь Ю… лекарь. А это — его ручной питомец. Против мерзких тварей лучшей защиты не сыскать! А госпожа Мэй-Мэй просто сильно испугалась…
Тут они, как раз, перешли к расспросам по поводу исчезновения Хоно, а я — к попыткам избежать определённости в ответах. Ю молча принял из моих рук девушку, устраивая её поуютнее в повозке, выделенной для этого Кенске. Фуурин, подпрыгивая, взобрался внутрь. Залечивать раны, сохнуть и от любопытных глаз подальше.
Я же, отложив объяснения на потом, занялся делами, не требующими особых знаний. Старик выставил дозоры — укреплённую «звёздочку», после чего я убедил его сесть под навесом, натянутым на шестах, и принимать донесения оттуда. Тотемаки ещё раньше отправил посланника к Мидзасире, и теперь сгонял остатки войска в лагерь. Кошки исчезли, словно тени с наступлением ночи. Закончив отдавать распоряжения по поводу раненых Игэ Тору, тому самому незнакомцу, что так вовремя подхватил мой призыв, я опустился на одно из сёдел, сваленных под навесом, и размотал ленту, затянутую сначала братом, а затем, после крысиного нашествия — Мэй. Боль полоснула по сердцу, перебивая телесную. Я бережно скатал заскорузлую ткань, сунул за пазуху и подсел к факелу, воткнутому в землю. А рану-то не мешает промыть и перевязать чем-нибудь чистым…
— Откуда она у тебя? — прогудел Кенске, придвигаясь со своим седлом поближе.
— Да так, порезался.
— Не царапина! Лента. Это же его!
— Хономару и дал, — подтвердил я, мучительно сжимая пальцы. — Саке есть?
Старик без слов передал бутылочку, оплетённую соломой. Я плеснул на рану, сморщился, а он ухватил мою ладонь своей широкой лапищей и неожиданно прижался к ней лбом.
— Господин Огата! Что…
— Если он не вернётся, — глухо произнёс тот, и глаза его заблестели в мечущихся рыжих всполохах, — теперь я хоть знаю, за кого сражаться!
— Постойте, — опешил я, — он вовсе не это имел в виду…
— Пока вы отсутствовали, господин Кайдомару, — Кенске чуть ли не впервые обратился ко мне почтительно; сколько себя помнил, всегда был для него парнишкой да младшим, и только, — мои люди пребывали в растерянности. Да и во время этой суматохи… Господин верховный военачальник исчез, стоило появиться кошкам. Ёкай, глазам своим не верил, и откуда они только взялись?! И тут вы, с кличем 'Нэко-мата!', а ведь кого из нас в детстве сказками не потешали? Народ и подхватил. Я нескольким торопыгам по ушам съездил за самовольство и заорал вместе со всеми. А теперь ещё и лента… Значит, правы те двое!
— Какие двое? — устало переспросил я.
— Да, из сотни Тэнсё. Говорят, были свидетелями тому, как брат назначил вас командующим всеми войсками в случае собственной гибели.
Командующим? Он для перевязки её мне дал, ведь ничего другого под рукой не нашлось! Или речь о его словах, когда зазвучала тревога, и Хоно просил меня позаботиться о Мэй? Как же легко исказить истину…
— Так это правда или нет? — потребовал ответа Кенске. — Правда, господин Кайдомару?
Я посмотрел ему в глаза. Да, солгать было бы проще. Какая разница, что хотел сказать брат, если теперь я должен ему свою жизнь? Я покачал головой.
— Нет. Его слова были ошибочно поняты. Простите, если обманул ваши надежды.
— Понятно, — одноглазый вояка тяжело поднялся и, невзирая на хромоту, стал мерить шагами и без того истоптанную землю. Наконец, остановился и обернулся ко мне.
— Вы честный человек. Любой бы соврал, но не вы… и не он. Надеюсь, понимаете, что возглавить войско, если истинный военачальник не вернётся — ваш долг? Поддержка будет.
Я молча кивнул.
— А он не вернётся, да? — продолжил Кенске, и его загорелое лицо с выпуклыми глазами исказилось от боли. — Я понял по вашему виду. Ещё когда вы внесли эту женщину. Что произошло?
Я в двух словах изложил суть событий, опуская подробности о нашем поединке и Кагуре. Хотел выставить дело так, будто брат сложил голову в битве с врагом, наславшим крыс и испепелившим его молнией, но не смог. Старик слишком хорошо знал нас обоих.
— Небесное возмездие неотвратимо, — горько промолвил он, когда я закончил рассказ. — Страсть действительно оказалась гибельной. Как он мог бросить войско ради какой-то девки, белой, как смерть? Все мои уроки, все таланты моего ученика пропали даром. Ему предстояло стать величайшим воином Империи… да он и был им, пока не встретил её!
— Женщину, которая тоже его любила, — возразил я, выдерживая испытующий взгляд покрасневших глаз. — Вам сейчас тяжело, господин Огата. И мне — тоже. А ей — хуже всех. Что касается брата… Думаю, Хоно прекрасно понимал, что при сложившихся обстоятельствах, столкнувшись нос к носу с противником, перечёркивающем все его взгляды на жизнь, он
