— Спасибо, что решили мне подсобить, — женщина ошибочно истолковала моё замешательство в свою пользу. Или сделала вид. Они с юмеми иногда — что два дзори, левый и правый. — Мне-то и требуется сущая малость: придерживать ткань, пока буду кроить. Вот мелки, вот угольки, вот мерная лента… сейчас и приступим.
— Может, хотя бы чаю попьём? — предложил я. — Мы тут отдыхали, а вы, госпожа, столько лавок обошли — неловко даже.
— Всего-навсего одну, — отмахнулась та. — Спросила, где самая дорогая из ближайших — мне что, денег жалко? — она тихонечко рассмеялась, не желая будить Ясу. — Меня там и чаем напоили. Ещё бы, сделка-то нешуточная, а уж какой солидный господин к ним пожаловал! До вечера умасливали. Правда, промеж чашек пытались прелый шёлк всучить, ну да я им глаза отвела, так что продавали мне гниль, а унесла я наилучший. Зато почти не торговалась — так, для порядка и взаимного уважения. Вот только от сопровождения пришлось отказаться.
'Да, эта женщина нигде не пропадёт', — пришёл я к окончательному выводу и успокоился. Сбегал за чайничком и лепёшками и занялся изучением нелёгкого швейного мастерства, попеременно то отхлёбывая из чашки, то ставя её на низенький столик и обеими руками придавливая скользкую ткань к полу там, где указывала моя наставница. И весьма скоро понял, что, даже если мы просидим всю ночь, к утру станем обладателями в лучшем случае одной хитоэ. А ещё ведь сама каригину, хоть и летняя, без подкладки, но всё равно сколько работы! А шаровары — они уж точно должны иметь более сложную выкройку! Ханец отдал свою одежду в стирку, но от нашей с Татибаной остались такие лохмотья, которые можно лишь собаке подстелить. Значит, нужны два набора одежды. Если приличную обувь и шапку эбоси можно купить, то облачения, подобающие нам по рангу, достать негде. В благородных семьях на то есть служанки-мастерицы во главе с хозяйкой дома…
Поделился опасениями с Химико и получил невнятный ответ, что всё, мол, образуется. Что ж, ей виднее. Увлёкся раскроем по тонкой белой линии — кицунэ доверила мне даже это — и не заметил, как вошёл Ю. Видимо, некоторое время он наслаждался происходящим, поскольку голос его застал меня врасплох. Ощущение отнюдь не новое.
— Какое зрелище — сердце кровью обливается! Ничего, скоро мы тебя, сиротинушка, в хороший дом пристроим, — промурлыкал он. — Завидной невестой будешь.
— Вот и не завидуй, а присоединяйся, соня! — буркнул я, за малым не отрезав рукав будущей каригину. — Ишь, избавиться надумал… Размечтался!
— Если дашь клятву вести себя вежливо и не распускать кулаки, то я тебя и впрямь никому не отдам. Таков уж мой страдальческий удел, расплата за прегрешения прошлой жизни, не иначе… — продолжил издеваться тот, садясь и наливая себе остатки чая. В мою чашку! — Фу, еле тёплый! А время позднее, хозяев будить неохота. Кай, может, сбегаешь на кухоньку, раздуешь очаг, вскипятишь водички, заодно покушать что-нибудь приготовишь, как добрая же… я же сказал, кулаки не распускать!
— Ничего подобного, господин Ю, он вас пяткой пихнул, — заступилась сердобольная Химико. — Но если вы разольёте чай на шитьё, я покусаю всех присутствующих! Кроме спящих, конечно.
Все рассмеялись. Хотя чашку кое-кто предусмотрительно опорожнил и отставил.
— А есть вторая иголка? — деловито спросил ханец, оглядываясь по сторонам и перевязывая волосы обрезком шёлка. Химико жестом указала на бамбуковую коробочку с булавками.
— А ты умеешь шить? — изумился я, увидев, как Ю достал иглу и вдел нитку в ушко с видом человека, который совершает подобное десять раз на дню. Женщина тоже взирала на сие чудо широко распахнутыми глазами.
— А что тут уметь? — пожал плечами тот. — Было бы желание да терпение. Госпожа Химико, указывайте, что сшивать?
— И кто после этого годится в невесты? — хмыкнул я, наблюдая, как юмеми шустро зарывается иголкой в алую ткань будущей хитоэ.
— Кому приданое собирают, тот и невеста! — не моргнув и глазом, ответствовало это живое совершенство. — А поскольку ты у нас с некоторых пор обезденежел, а я — владелец немаленького состояния…
— Как вы можете, господин Ю?! — Химико снова встала на мою защиту. — Сами что обещали?! Такое сокровище — да в чужие руки!
Н-да, насчет защиты я погорячился. Ещё и смеются, звери!
— И чего вам неймётся?! — простонал Ясу, с головой зарываясь в покрывало и натягивая вместо него отрез шёлка оттенка сосновых ветвей с соответствующим узором по ткани. — Тьфу, что за напасть? Где вы это взяли?! Что здесь происходит?
Лицо его спросонья выглядело таким глупым, что не выдержал и я, расхохотавшись вместе с остальными. Ну как на них сердиться?
Вчетвером дело пошло быстрее. Да и веселее. Татибана, конечно, больше отвлекал, нежели помогал. Вооружившись ножом, мой друг сопровождал каждую обрезку ниток недвусмысленно-издевательскими поклонами в направлении Центральной Столицы. 'И да не пресечётся Алая Нить во веки веков!' — провозглашал он. Интересно, что подумают хозяева о постояльцах, полночи пробуянивших без капли спиртного…
Раскроив две смены нарядов для нас с Ясумасой, и завершив хитоэ, мы получили милостивое разрешение Химико отправляться ко сну. Да уж, завтра в город не выберешься, попросту не в чем. А лисьи чары скатываются с одежды, как вода с листа, стоит их творцу удалиться на некоторое расстояние. Эх, разминусь я с братом, сердцем чую! Может, стоит надеть то, что носит чернь? Надо бы и впрямь озаботиться покупкой простой одежды, в путешествии — самое то. Не осядем же мы здесь? Император своё повеление не отменял, и едва ли будет рад узнать…
Перевернувшись на бок, я выгнулся и со стоном распрямил затёкшую спину. Бедные девушки, и как они шьют целыми днями? В последнее время моё уважение к женщинам только и делает, что возрастает. Кстати, о последних. Давно я… нет, нашёл, когда об этом думать! Болван! Побеспокоился бы о насущном. Например, о том, что твой недоброжелатель как затаился с той самой ночи, так больше себя и не проявлял. А ведь он где-то здесь, на севере! Знать бы, когда одежда будет готова…
Я зевнул. Сон решительно не желал моего общества, оскорблённый тем, что я отоспался днём. Завтра буду вялый, словно червяк на солнцепёке. Спать, Кай! Немедленно спать!
Но можно ли спать, если глаза вмиг открываются, стоит лишь расслабиться и отдаться мыслям! Ещё и луна заглядывает в комнату, а вылезать из-под тёплых покрывал и затворять сёдзи — лень. Привык погружаться в мир сновидений под размеренное дыхание слева и справа? Так отвыкай!
Фусумы тихо зашуршали.
— И чего ты маешься, несчастье?
Ю, кто же ещё. Да, он ведь обещал присматривать за нашим пребыванием в Юме. Вот и не выдержал, явился навести порядок.
— Да так, не спится. — Я сел и пододвинулся к стене, укутавшись в покрывала. — Ты пришёл спеть колыбельную?
— Обнагле-ел… — проворчал тот, тем не менее, усаживаясь рядом и отнимая одно. — Может, ещё и сказку рассказать?
— Так даже лучше! Не уверен, что у тебя хороший слух… А сказок ты должен знать неимоверное множество, я угадал?
— У меня отличный слух! И я прекрасно пою! — фыркнул ханец. Он хотел было подняться, но я высвободил руку и удержал его за локоть.
— Тогда спой!
— Ага, мало радостей мы доставили этому дому, надо ещё среди ночи осчастливить хозяев удалой песней! — огрызнулся тот, всё ещё разобиженный.
— Прости, пожалуйста! — взмолился я. — Кто бы знал, что у тебя ещё и слух под стать голосу? Хотя ты же у нас совершенство… Шить — и то умеешь!
Грубая лесть возымела, как ни странно, своё действие. Юмеми снова опустился на футон. А ещё намекал, что я падок на похвалу. А сам-то, сам-то!
— Подольстился неумело, но само намерение загладить вину похвально, — в голосе Ю прозвучал явственный смешок.
— Сейчас ты снова мысли не читал? — я вздохнул. Стоит увериться, что имею дело с таким же человеком, как я сам — и вот, пожалуйста.
— Уж чем не владею — тем не владею, сколько можно твердить! Просто иногда ты очень громко думаешь. А ещё мы похожи… и ты так предсказуем!
— Что значит, предсказуем? — теперь настала моя очередь надуться.
— В хорошем смысле. Есть вещи, которые ты никогда не сделаешь. На которые не способен. Как дерево, чьи ветви тянутся к небу, никогда не отворачивает их от солнца — так и твоя душа стремится к свету и растёт от него. Если задумаешь что-то, противное твоей природе — сам поймёшь, как это разрушительно, и остановишься на середине шага. Во всяком случае, так мне кажется и на то я надеюсь. Предательство, поступки из себялюбивой выгоды или зависти… легко предсказать, что это не твой путь. Видишь, как надо льстить? Учись!
— Ты сказал, мы похожи? — я не стал поддерживать его шутливый тон. — Значит, я могу рассчитывать, что и ты?..
— Я же говорил, всегда.
Мы помолчали. То, что подразумевалось, не требовало произнесения вслух. А я ведь и на самом деле всегда доверял ему! Даже когда обвинял во лжи и нечестности. Оттого и злился, ощущая себя обманутым, хотя кто вправе ожидать от собеседника искренности? А от него не хотел принимать ничего иного.
— В конце концов, — нарушил тишину Ю, — отчего не быть сходству меж теми, кто появился на свет в один день?
— Что?! А… а откуда ты знаешь?.. Тебе Ясу сказал, или я сам в бреду?..
— Четыреста семьдесят четвёртый год Алой Нити, Второй День Древа Месяца Светлого Древа? — уточнил ханец.
— Да… Так и тебе полтора дзю назад сравнялось полных двадцать пять лет? А я думал, ты старше! Но откуда?..
— Пока не могу объяснить.
— Ты ничего никогда не можешь объяснить!
— Ладно. Нас очень многое связывает уже сейчас, а будет — ещё больше. Я не сразу в этом убедился, хотя предчувствовал с самого начала, когда принял из твоих рук мандат. Но понял всё лишь в Оваре, в тот самый миг… помнишь?
Он замялся, перед взором моим промелькнула площадь в предрассветных сумерках и юмеми с белым лицом, оседающий на мостовую. 'А ты…
— Когда я в первый раз вёл тебя во дворец, и тебе стало плохо?
— Скорее, я получил новое подтверждение, что от судьбы не уйдёшь, — грустно поправил он. — Даже нет, это не новость. Подтверждение, что время близится. Как бы объяснить?.. Вот представь, что родители решили тебя женить…
— До меня им дела нет, а вот Хоно исстрадался, — хмыкнул я. — Допустим, решили. Вообразил избранницу. Ужаснулся. И что?
— И свадьба назначена на неопределённое будущее. Тебе кажется, что впереди пропасть времени, и ты предаёшься веселью, разгулу — чему ты обычно предаёшься?
— Службе! — заверил я. — Что бы ни утверждали известные нам завистники, разгулу я не предавался и ранее. Так, чуточку, с перерывами на полгода…
— Не важно. Службе. Повседневной жизни, привычной и размеренной. День вступления в брак кажется таким далёким и, кто знает, что ещё может стрястись за срок, который даже не оговаривался. Но однажды ты отправляешься по делам в ту часть города, где расположен дом девушки. Воображаешь, каково в нём жить. Ты не вспоминал о своей участи очень давно, но теперь смутное ощущение перемен терзает тебя, а за спиной слышатся шаги судьбы. Оборачиваешься и узнаёшь родственника наречённой, который сообщает, что срок подходит к концу. И тогда ты понимаешь: вся твоя прежняя жизнь завершается вместе с ним.
— Ясно. А если девушка мне нравится?
— Не имеет значения. Я привёл сей пример, чтобы показать, как меняются ощущения человека, смирившегося с судьбой (может быть, даже ничего не имеющего против), когда он обнаруживает, что отсрочка приговора завершена.
— Ты так говоришь, — не выдержал я, — будто тебя кто-то принуждал! А… хорошо, изменим условия. Представь, что молодой человек влюблён в девушку — вот как Ясумаса в свою лисицу ненаглядную — и считает каждый день до свадьбы, стремится её приблизить. Что тогда?
— Это явно не мой случай, — понурился Ю. — Говорю же, речь совсем о другом, нежели в примере.
— А я боялся, что кто-то требует нашей женитьбы! — я невольно заулыбался, вспомнив недавние издевательства и намереваясь отыграться.
— Ну уж нет, на подобные отношения даже и не рассчитывай!
