болтала о хозяйственных расходах и глупых продавцах. У Гомера был цветок в петлице, на ногах — ковровые шлепанцы, и он не сводил сияющих глаз с Фей.
Когда они поели и Гомер занялся на кухне мытьем посуды, Тод заставил ее рассказать, как они проводят день. Она сказала, что они живут тихо, но она этому рада, потому что устала от волнений. Теперь ее интересует только карьера. Гомер делает всю работу по дому, и она по-настоящему отдыхает. Долгая болезнь папы совершенно ее измотала. Гомеру нравится хозяйничать — да он все равно не пустил бы ее на кухню — из-за рук.
— Оберегает свои капиталовложения, — заметил Тод.
— Да, — серьезно ответила она, — руки должны быть красивыми.
Завтракают они в десять, продолжала Фей. Гомер подает ей завтрак в постель. Он берет журнал под домоводству и все раскладывает на подносе, как на картинках. Пока она принимает ванну и одевается, он убирает дом. Потом они идут в город, по магазинам, и она покупает всякую всячину, больше из одежды. Второго завтрака не бывает, чтобы ей не растолстеть, зато обедают они обычно в городе, а потом идут в кино.
— А потом содовая с мороженым, — закончил за нее Гомер, появившись из кухни.
Фей засмеялась и попросила ее извинить. Они собираются в кино, и ей надо переодеться. Когда они остались вдвоем, Гомер предложил выйти во двор подышать. Он усадил Тода в шезлонг, а сам примостился на перевернутом ящике из-под апельсинов.
Тод не мог отделаться от мысли, что если бы он был осторожнее и вел себя прилично, Фей, пожалуй, жила бы с ним. Он хотя бы выглядит лучше Гомера. Да, но ее вторая предпосылка? У Гомера — постоянный доход и дом, а он зарабатывает тридцать долларов в неделю и живет в меблированных комнатах.
Счастливая улыбка на лице Гомера заставила его устыдиться своих мыслей. Он несправедлив. Гомер — скромный благодарный человек, который ни за что не станет смеяться над ней, который вообще ни над чем не способен смеяться. Благодаря этому прекрасному его качеству она с ним сможет жить гораздо более возвышенной — по ее представлениям — жизнью.
— Что случилось? — мягко спросил Гомер, положив тяжелую руку ему на колено.
— Ничего. А что?
Тод передвинулся так, чтобы рука соскользнула.
— Вы гримасничали.
— Задумался кое о чем.
— А-а, — сочувственно произнес Гомер.
Тод не мог удержаться от ехидного вопроса:
— Когда вы собираетесь пожениться?
Гомер, видимо, был задет.
— Разве Фей вам про нас не рассказывала?
— Так, немного.
— У нас деловое соглашение.
— Вон оно что…
Чтобы убедить Тода, он пустился в длинные бессвязные объяснения — видимо, те же, какие он практиковал на себе. Он даже не ограничился чисто практической стороной и заявил, что это делается ради бедного Гарри. У Фей ничего не осталось на свете, кроме артистической карьеры, и она должна добиться успеха ради папы. До сих пор она не могла стать звездой потому, что у нее не было нужных туалетов. А у него есть деньги, он верит в ее талант, и ничего нет естественнее, чем заключить такое деловое соглашение. Тод, случайно, не знает хорошего адвоката?
Вопрос был риторический, но он стал бы практическим и тягостным, если бы Тод улыбнулся. Тод нахмурился. Это тоже было ошибкой.
— Нам нужно найти адвоката на этой неделе и составить документ.
В его нетерпении было что-то жалкое. Тод хотел ему помочь, но не знал, что сказать. Он все еще ломал над этим голову, как вдруг с холма за гаражом донесся женский крик:
— Милон! Милон!
Это было высокое сопрано, очень звонкое и чистое.
— Что за странное имя, — сказал Тод, обрадовавшись случаю переменить тему.
— Может быть, иностранец, — предположил Гомер.
Из-за гаража появилась женщина. Она была энергичная, полная и очень американская.
— Вы не видали моего малыша? — спросила она, беспомощно разводя руками. — Милон такой непоседа.
К удивлению Тода, Гомер встал и улыбнулся женщине. Фей, видимо, оказалась хорошим средством от застенчивости.
— У вас пропал сын? — спросил Гомер.
— Нет, нет, — просто прячется, чтобы подразнить меня.
Она протянула руку.
— Мы соседи. Я — Мейбл Лумис.
— Очень приятно. Я — Гомер Симпсон, а это — мистер Хекет.
Тод тоже пожал ей руку.
— Вы давно здесь живете? — спросила она.
— Нет, я недавно приехал с Востока.
— Неужели? А я здесь седьмой год, со смерти мужа. Можно сказать — старожил.
— Значит, вам тут нравится? — спросил Тод.
— В Калифорнии? — Ее рассмешило предположение, что кому - то может здесь не понравиться. — Ведь это же рай земной.
— Да, — солидно подтвердил Гомер.
— К тому же, — продолжала она, — я должна здесь жить из-за Милона.
— Он болен?
— Ну что вы. Это вопрос его будущего. Агент называет его самой большой маленькой достопримечательностью Голливуда.
Столько страсти было в ее голосе, что Гомер отпрянул.
— Он снимается? — осведомился Тод.
— Еще бы, — отрезала она.
Гомер попытался ее задобрить:
— Это же очень хорошо.
— Если бы не блат вокруг, — с горечью сказал она, — Милон давно бы был звездой. Дело не в таланте. В связях. Ну что есть такого у Ширли Темпл, чего нет у него?
— Да… не знаю, — промямлил Гомер.
Не дослушав его, она издала устрашающий рев:
— Милон! Милон!
Тод видел таких на студии. Она была из полчища матерей, которые таскают детей по отделам найма и сидят часами, неделями, месяцами, дожидаясь случая показать, на что способен Ребенок. Есть среди них очень бедные, но даже самые бедные умудряются — часто ценою больших лишений — наскрести достаточно денег, чтобы отдать ребенка в одну из бесчисленных школ, воспитывающих таланты.
— Милон! — еще раз вскричала она, потом засмеялась и опять стала добродушной домашней хозяйкой, круглолицей коротышкой с ямочками на толстых щеках и толстых локтях.
— У вас есть дети, мистер Симпсон? — спросила она.
— Нет, — ответил он, зардевшись.
— Вам повезло — столько с ними мороки.
Она рассмеялась, показывая, что это не надо принимать всерьез, и снова позвала сына:
— Милон… Ну Милон…
Следующий ее вопрос изумил их обоих:
— Кому вы следуете?
— Чего? — сказал Тод.
