сведению одновременно и вполне очевидные факты этой, ставшей уже классической, биографии. Написана она была спустя шесть лет после окончания войны и через три года после ссоры со Сталиным, то есть в то время, когда Тито стремился упрочить свое положение югославского национального лидера как путем воссоединения растерзанной страны, так и бросив вызов Западу и Советскому Союзу. Большая часть недомолвок книги касается того, что впоследствии получило название «национальные проблемы», и распрей между сербами и хорватами в частности. Однако даже если в книге и содержатся довольно сдержанные оценки внутренней политики, в том, что касается нападок на Советский Союз, она поражает откровенностью, граничащей для того времени с сенсационностью. И хотя в начале пятидесятых годов Югославия сама являла собой полицейское государство с тюрьмами и концлагерями, книга «Тито рассказывает» стала первым и, что более важно, наиболее обстоятельным обличением Сталина и той системы, что досталась ему в наследство. После смерти Сталина в 1953 году и восстановления югославо- советской дружбы Тито хотел несколько смягчить кое-какие из своих резких высказываний о России, воспроизведенных в книге Дедиера[40].
Безусловно, Тито приукрасил одни и выбросил другие важные моменты из того, что он позволил опубликовать о своей жизни, однако, как нам кажется, его нельзя упрекнуть в откровенной лжи. Тито не принадлежал к подавляющему большинству политиков и военачальников, склонных передергивать факты с тем, чтобы доказать свою непогрешимую правоту. Напротив, Тито не откажешь в умении взглянуть на юношеские свои годы с усмешкой, если не с издевкой. Он не делает попыток затушевать свои слабости, такие, как, например, нескромность в одежде, известная доля бесшабашности и даже нечестности в отношении денег. И хотя Тито не афиширует свои бесчисленные любовные связи и своих незаконнорожденных отпрысков, он и не строит из себя добропорядочного семьянина. Кроме того, эта книга приоткрывает нам подкупающую притягательность личности Тито и его юмор. Но что самое главное, человек, с которым мы встречаемся на тех страницах книги, где повествование ведется от первого лица, разговаривает и действует таким же самым образом, как и тот Тито, которого мы знаем по трудам его выдающегося биографа Милована Джиласа, а также из мемуаров близко знавших его людей, таких, как Фитцрой Маклин.
Семья Броз, или Амброз, переселилась в Кумровец из Далмации, спасаясь в XVI веке от преследования турок; не исключено, что после крестьянского бунта 1573 года. Глава семейства, Донья Стубица, принял мученическую смерть – ему на голову надели раскаленный докрасна железный обруч – и поэтому в трудах по истории их рода он удостоился места героя. Во время бунта крестьяне штурмом взяли замок Цезарград, отрезали голову судье, однако так и не сумели пленить коварную венгерскую баронессу Эрдеди. Впоследствии она отомстила бунтовщикам, повесив на деревьях сотни участников выступления. «Через три века, – вспоминает Тито, – стоило только нам, детям, проснуться ночью, как наша мать вечно пугала нас, что если мы сейчас же не уснем, то черная королева Цезарграда придет и схватит нас!»[41]
Тито подробно останавливается на этой дате – 1573 год – только потому, что этот год – единственный полный бурных событий, в тихой и спокойно истории Загорья. Туркам так и не удалось взять Загреб. Тито с гордостью упоминает, как один наполеоновский солдат во время отступления во Францию попросил в Кумровце убежища. Когда же в 1814 году Габсбурги отвоевали «Les Provinces Illyriennes» («Иллирийские провинции»), они восстановили на всех землях южных славян феодальные порядки. Граф Эрдеди был обязан содержать для габсбургской армии пятьдесят конных и двести пеших солдат, набранных, согласно Тито, из тех, «кто слонялся без дела». «Насколько мне известно, солдат из семьи Броз не было, за исключением одного, да и тот служил часовым на мосту через Драву во время венгерского восстания 1848 года»[42]. В данном случае Тито нарочно не вдается в подробности того, как губернатор Елачич повел с Хорватской Крайны войско на подавление восстания в Будапеште и Вене. В коммунистических учебниках, вышедших после второй мировой войны, губернатор Елачич представлен реакционером, а однажды ночью в 1947 году его статуя в Загребе была снята с постамента.
Хотя революции 1848 года повсюду закончились поражением, они привели к крушению крепостного права по всей Габсбургской империи, и графы Эрдеди покинули Кумровец. Дед Тито с отцовской стороны, Мартин Броз, был одним из крепостных, которые наконец обрели долгожданную свободу, что позволило ему взять в жены «высокую крепкую женщину, которая сильно гордилась тем, что происходит из семьи крестьян, вот уже два века не знавших крепостной зависимости»[43]. У Мартина был один сын, Франьо, и шесть дочерей, которые, согласно новым венгерским законам, наследовали каждая свою долю семейных владений. В результате Франьо был вынужден влезть в долги, чтобы выкупить у сестер землю. Тем не менее в возрасте двадцати четырех лет, уже работая кузнецом, Франьо женился на шестнадцатилетней девушке-словенке по имени Мария, старшей из четырнадцати детей Мартина Яверсека, имевшего во владении шестьдесят пять акров земельных и лесных угодий на другом берегу реки Сутлы. Тито вспоминал:
Это была высокая белокурая женщина с приятным лицом. Моих родителей ожидала нелегкая доля. Пятнадцати акров земли, от которых почти ничего не осталось, когда отцу пришло время расплачиваться с долгами, едва хватало, чтобы прокормить семью. Когда же долги стали невыносимы, мягкосердечный и покладистый Франьо махнул на все рукой и запил горькую, и вся тяжесть легла на плечи моей матери, женщины энергичной, гордой и набожной[44].
У Франьо и Марии было пятнадцать детей, из которых Тито был седьмым и одним из семи, которые выжили. И хотя дом их был самым большим в Кумровце, жили они в нем скученно, вместе с двоюродными братьями и сестрами, и поэтому всем там не хватало ни места, ни еды. С семилетнего возраста Тито был приставлен к работе – ему вменялось в обязанность пасти скотину, обрабатывать мотыгой посевы, пропалывать грядки.
Но самая тяжелая обязанность была никак не связана с физическим трудом. Это случалось, когда отец посылал меня по деревне с долговыми расписками, чтобы я раздобыл по ним денег. Другие крестьяне, так же как и мой отец, были в долгах как в шелках, голодные, и у каждого куча детей. Мне приходилось выслушивать проклятия и жалобы, но затем почти всегда мне все-таки давали денег[45].
Через семьдесят лет Тито предстояло просить помощи по долговым обязательствам его страны у куда более сердитых международных заимодавцев. Большую часть своего детства Тито провел в Словении, в доме деда по материнской линии, где пас коров и лошадей.
Эта работа мне нравилась больше всего, и насколько я помню себя с ранних лет, самым большим удовольствием для меня было возиться с лошадьми. Я уже умел ездить верхом, когда сам едва доставал головой до брюха лошади… В те дни я узнал, что чем лучше ты заботишься о ней, тем лучше она тебе служит. Во время войны я обязательно слезал с моей лошади Ласты, когда мы шли в гору, и призывал моих солдат поберечь лошадей для равнины[46].
Когда отец обменял овчарку Поляк на две вязанки дров, юный Тито не находил себе от горя места. Когда же пес тайком прибежал назад от своего нового хозяина, дети спрятали его в пещере, пока отец не сжалился и не выкупил собаку назад. Поляк дожил до шестнадцати лет, и благодаря ему Тито на протяжении всей своей жизни оставался страстным «собачником». «Я всегда стремился по возможности иметь рядом с собой пса, – пишет он в книге „Тито рассказывает“. – А впоследствии пес по кличке Люкс даже спас мне жизнь»[47]. Сказать по правде, Тито отлично знал, что Люкс прижался к нему от страха, когда в них обоих летели осколки снарядов, однако ему не хотелось бросать тень сомнения на невинную легенду…
Кумровцу, надо признать, повезло – там имелась своя школа, где Тито смог получить основы знаний.
