— Я не вижу никакого выхода. Если они будут устанавливать изгороди на нашей земле, мы должны будем остановить их. Если закон не будет защищать нас, нам придется самим делать то, что в наших силах. Человек не может отказываться от того, что принадлежит ему, просто потому, что кто-то более большой и сильный приказывает убираться с его дороги. Наступает время, когда человек вынужден сопротивляться. Простите, Джуд, это время пришло.
Джуд слушала с тяжелым сердцем и, пока он произносил эти пророческие слова, представляла себе долину, залитую кровью невинных. Теперь, когда Уэйд высказал свою точку зрения, не важно, что скажет она, остальные все равно пойдут за ним. Все пропало, ничто не сможет остановить неминуемого столкновения, и теперь ей предстоит принять собственное решение. Остаться ли ей вместе с остальными, рискуя потерять все? Или принять то, что предлагал Джемисон, и вместе с семьей покинуть долину, унося с собой позорную вину за предательство друзей?
Но Джуд так и не получила возможности обдумать эти варианты, потому что в эту минуту с крыльца сбежал Сэмми с расширенными, безумными глазами и невнятно залопотал:
— Джуд… Джуд, небо, оно все сразу потемнело. Что это значит, Джуд? Сэмми боится всех этих темных облаков. Иди посмотри. Иди же!
— У нас нет времени идти смотреть на облака, не предвещающие грозу, дурачок, — проворчал Тенди, но Джуд встревожилась, когда Джозеф, повинуясь испуганным жестам Сэмми, поднялся и поспешил к двери.
— Боже мой!
Испуганный возглас Джуд заставил Тенди и Уэйда последовать за ней. Наступила жуткая тишина, когда они поняли, что означает тьма, закрывшая горизонт. Дым, черный и плотный, поднимался до самого неба. Ранчо Барретов.
— О Боже, — простонал Уэйд. — Лусинда!
Джуд побежала к конюшне, на ходу крича:
— Джозеф, поезжайте на юг. Сэмми, ты поедешь на север. Останавливайтесь у каждого дома и просите хозяев поскорее ехать к Барретам. Там пожар.
Джуд и Барреты неслись по покатым холмам, на которых сочная зеленая трава отливала серебром и колыхалась в лунном свете, как волнующееся море. Все трое скакали молча, глубоко погрузившись в собственные мысли и страхи и не спуская встревоженных глаз со все разраставшегося губительного облака. Все пришли в ужас от увиденного, когда поднялись на вершину последнего холма.
«Удар молнии или неосторожное обращение с фонарем, — сказала себе Джуд, — от этого мог начаться пожар». Но она понимала, что причина не в этом. Это Джемисон нанес свой первый жестокий удар по тем, кто вторгся в его владения. Ужас тяжело бился у нее в груди, тревожное предчувствие колотилось, стараясь вырваться наружу. Сейчас Барреты, а кто следующий? Неужели она, Сэмми и Джозеф проснутся однажды ночью и обнаружат, что у них над головами пылает деревянная крыша? Паника овладела Джуд с такой же стремительностью, с какой ее лошадь переставляла копыта. О чем они думали? О чем они все думали? Они не могли противостоять такому человеку, как Джемисон, человеку, который выжжет целую семью просто ради травы, растущей на ее земле. Это будет постепенное неизбежное самоубийство.
Когда всадники перевалили через последний холм, им показалось, что они попали в ад. Наткнувшись на невидимую стену жара как раз позади зловонного дыма, они были вынуждены остановиться, чтобы успокоить напуганных лошадей, и получили возможность в течение долгого, жуткого мгновения рассмотреть, какой нанесен ущерб.
Сарай Барретов, тот, в котором Джуд мечтала танцевать в кольце рук Долтона, был объят пламенем. Его распахнутые двери выглядели разверзшимися вратами в преисподнюю. Внутри никто не мог остаться в живых, и Джуд вознесла молитвы, чтобы оттуда успели вывести скот. Огонь уже перекинулся на дом, ненасытные языки в злобном веселье плясали на крыше крыльца и извивались, как живые, вокруг опорных столбов. Клубы дыма вырывались из разбитых окон, не оставляя надежды на то, что огонь не пробрался внутрь. Не считая прожорливого хруста и треска огня и стонов сдающихся балок, все было тихо — зловеще тихо, не было никаких признаков живых существ.
Выкрикивая имя молодой жены, Уэйд спрыгнул с седла, но Тенди удержал брата, не позволив ему безрассудно броситься в бушующее пламя, уже лизавшее запертую парадную дверь.
— Остановись, Уэйд, слишком поздно. — Тенди старался перекричать рычание огня и рыдания брата. — Слишком поздно, ты уже ничего не сможешь сделать, чтобы спасти ее.
Эта правда окончательно сломила Уэйда, и он рухнул на колени. Все его мечты превратились в руины.
Джуд сидела верхом, глаза ей застилали дым и боль потери, она смутно видела фигуру Тенди, который бросился к колодезному колесу, чтобы вытащить ведро воды, и понимала, что нужно спуститься с лошади и помочь ему, но логика шепнула ей: «Какой смысл?» Ни дом, ни сарай нельзя спасти, так же как нельзя спасти счастье молодой женщины, которая всего несколько дней назад радостно прижималась к руке мужа, выслушивая добрые пожелания друзей. Теперь в следующий раз они соберутся у ее могилы, и Джуд охватило отчаяние от собственной беспомощности.
Пока Тенди метался между колесом и пожираемым пламенем крыльцом, в черном дыму позади него слезящиеся глаза Джуд уловили какое-то движение. «Всадники, помощь, прибывшая слишком поздно», — решила Джуд, но, когда они пробились сквозь завесу дыма, она оцепенела от изумления, узнав их — это были Нед Фаррел, один из охранников Джемисона, и Долтон. Но она еще больше удивилась, когда они оба спрыгнули на землю и вместе с братьями Баррет образовали цепочку с ведрами. В конце концов Джуд спустилась с седла и заполнила пустое место между наемником и ковбоем.
Джуд передавала ведра, полные и пустые, чувствуя, что ее руки вытянулись и готовы вырваться из суставов, на ее ладонях образовались ссадины от тонких ручек, а влажные юбки только усугубляли ее страдания, и все же она продолжала работать; их малочисленная бригада постепенно пополнялась по мере прибытия соседей. Джуд с трудом дышала, ощущая, как дым обжигает ей горло, и неистово кашляла при каждом вдохе, ее глаза ничего не видели из-за копоти, жара и слез, но она готова была продолжать до последнего вздоха, до последней унции силы, ее выносливость никогда не подвергалась подобному испытанию.
В конце концов Уэйд остановил всех их, тихо крикнув: — Пошли, ребята, нет смысла продолжать. Больше нечего спасать.
Последнее наполненное ведро упало на землю и перевернулось, когда все в цепочке неохотно признали свое поражение. С победоносным треском и громом крыша обрушилась внутрь, предоставив огню быстро уничтожить то, что еще осталось от Барретов.
Хрипло дыша, подавленные жители долины начали осознавать, что среди них двое чужаков, и враждебные, негодующие взгляды обратились к охраннику и наемнику Джемисона. Оба мужчины стояли в рубашках с длинными рукавами, черные от сажи и забрызганные водой, такие же уставшие, как и все вокруг них.
— Как вы осмелились явиться сюда? — хрипло заорал Тенди. — Или вам нужно было вернуться и посмотреть на дело своих рук? Хотите убедиться, что уничтожили все? Негодяи! Кто-нибудь, дайте веревку!
— Это не мы! — выкрикнул Нед в неподдельной тревоге, и его покрасневшие глаза против его воли остановились на пеньковой веревке, которую один из мужчин отвязывал от своего седла. — Я просто ездил встречать мистера Макензи на ранчо «Медвежий ручей», а дилижанс запоздал. Мы услышали колокол и увидели дым. Мы не имеем к этому никакого отношения.
— Почему, черт побери, мы должны верить вам обоим, подлым убийцам? — Тенди схватил веревку.
— Это не мы. — Долтон старательно держал руки подальше от пистолетов и не спускал пронизывающего взгляда с Джуд.
Джуд не хотела участвовать ни в какой противозаконной расправе, хотя болезненно переживала утраты Уэйда. Она стояла за правосудие даже для тех, кто не заслуживал его, даже для Патрика Джемисона, который — она не сомневалась — был виновен во всех грехах. И когда Долтон выдержал не мигая ее взгляд, какая-то часть ее, глупая часть, которая отказывалась выучить полученный урок, поверила ему.
Но среди собравшихся у дымящихся остатков ранчо Барретов уже поднялся шум. Страх прогнал прочь здравый смысл, страх, что любой из них мог сейчас подсчитывать потери и хоронить жену. Страх делал
