– Сначала я не понял. Меня сбил с толку ваш блестящий маскарад, сделавший бы честь самой лучшей актрисе. – На лице его промелькнула улыбка. – Но когда мой слуга нашел в парке парик и шляпу, а страж в Рединге послал узнать о рыжем парнишке, сказавшем, что он у меня в услужении, я сразу разгадал вашу хитрость.
Эдвард немного помолчал и продолжил:
– Должен признать, дорогая Анна, рыскать по вашим следам оказалось довольно занятно. – Он покачал головой: – Я удивлен, право же, удивлен. Где бы вы ни появились, возникали неприятности. Но ненадолго, моя прелесть. Скоро вы станете моей обожающей и послушной женушкой.
Анна, словно зачарованная, смотрела на него, видя, как его пальцы под водой приближаются к ней. Когда они коснулись ее живота и лениво двинулись к прикрытым руками грудям, она сжалась, стараясь подавить отвращение, но решила не доставлять ему удовольствия криками и призывами на помощь. Ее мольбы и крики лишь раззадорили бы его.
Лорд Уэверби почувствовал разочарование. Леди Анна Гаскойн не дрожала и не плакала. Эта потаскушка лишила его удовольствия видеть, как из мороженой трески она превращается в нечто совсем иное. В ней не было страсти. Королю это наверняка не понравилось бы. Уэверби поцеловал ее жадно, жестоко, водя языком по ее губам, и отпрянул, чтобы оценить результат.
Она смотрела на него, не отводя глаз, но взгляд ее оставался мертвым и холодным, как зеленый агат.
– Даже тысяча ваших поцелуев не заставит меня любить вас или по доброй воле стать шлюхой короля.
– В таком случае вы это сделаете, чтобы спасти своего дядю, потому что вы выйдете за меня и станете королевской шлюхой. Обещаю, что вы это сделаете, клянусь небесами.
– Вы не посмеете убить епископа.
– С такой же легкостью, с какой буду наблюдать, как Джон Гилберт болтается в петле.
Анна с шумом втянула воздух и попыталась скрыть волнение, отвернувшись от него, но он успел заметить выражение отчаяния в ее глазах.
– Итак, – сказал Эдвард. – разбойник растопил сердце девы и нарушил наши планы, сделав этот торг бессмысленным.
– Нет! – выкрикнула Анна. – Он никогда… мы никогда. Для него клятва не пустой звук, и он не смог бы ее легко нарушить. Вам этого не понять.
– Если вы ему не достались, значит, этот незаконный отпрыск Лейкленда больший болван, чем я думал. – В голосе Уэверби звучала досада: – Пусть он хоть сто раз окончит свою жизнь на виселице, но мне гораздо приятнее видеть, что его повесят за преступление, которого он не совершал. Я назначу такую награду за его голову, что родная мать выдаст его первому же констеблю.
Внезапно Уэверби сжал запястья Анны и заставил ее развести руки, обнажив грудь. Он был не вполне подготовлен к этому зрелищу: две совершенно округлые сферы бледной плоти, быстро поднимавшиеся и опускавшиеся, оттого что сердце билось учащенно, и два винно-красных соска как бы пронзали воздух над ними, а он жадно смотрел на них и видел, что они приподнялись, обнаруживая ее желание и опровергая его мнение о ее холодности.
Ей было мерзко видеть, что он не спускает с нее глаз, и ее охватил страх, что ее грудь выдала ее, но голос Анны был размеренным и спокойным:
– Если вы возьмете меня силой, удовольствия не получите. Только позор падет на вашу голову.
Уэверби рассмеялся и отпустил ее запястья.
– Вы маленькая пуританка, такая же, как ваша мать. А мне доставляет удовольствие брать женщину силой. Стыд меня не коснется, миледи. Скоро вам предстоит познакомиться с этими истинами.
Он снова рассмеялся, и Анна осознала, что впервые за все время, что она его знала, его смех прозвучал искренне. Девушка содрогнулась. Эдвард поднялся, прошествовал к окну, раздвинул ставни и крикнул своему кучеру:
– Эй ты! Через полчаса мы уезжаем.
Эдвард вернулся к ванне, и Анна больше не сделала попытки прикрыться.
– Хорошо, – сказал он, принимая это за знак покорности, хотя, если бы знал ее так хорошо, как воображал, заметил бы в ней новую и еще большую решимость. – Одевайтесь. Я собираюсь забрать вас в Уэверби-Хаус в Сент-Джеймсе. Завтра ваш дядя совершит брачный обряд.
Он вышел, закрыв за собой дверь. Она слышала, как ключ повернулся в замке, и мокрая, со струящейся по телу водой подбежала к постели, где оставила итальянский кинжал под ворохом одежды. Изо всей силы она метнула его на то место, где только что был Эдвард, и он вонзился в самую середину двери на уровне человеческого сердца и застрял в ней, дрожа и покачиваясь.
Она понимала, что попытка эта была бесплодной. В определенном смысле Эдвард одержал победу. Анна знала, что никогда не будет ему принадлежать и он не сумеет отдать ее королю. Прежде она умрет от собственной руки, но в известном смысле проиграет, потому что никогда не сможет быть свободной и выбрать любовь или жизнь по своему вкусу. Она горько усмехнулась. В отличие от скотницы Бет у Анны не было выбора.
Анна медленно надела чистое белье и чулки. Мозг ее лихорадочно работал. Девушка тщетно пыталась найти способ улизнуть.
Внизу на улице веселились и пели пьяные гуляки, и на мгновение песня показалась ей знакомой, очень похожей на ту, что пела Бет в лагере разбойников, аккомпанируя себе на лютне. В памяти ее возникло смуглое лицо Джона на фоне зелени, его брови и щегольские усики, восторженно топорщившиеся, когда она удачно парировала его выпад с ловкостью, обретенной благодаря ему.
Анна невольно сжала кулаки. В самые черные минуты жизни приходят воспоминания о самых светлых мгновениях утраченного навеки счастья.
