– Ни в коем случае, миледи. Разве что впав в безумие, – ответил Джон.
– Но я не такая! – продолжала Анна.
Он оторвал окровавленную ладонь от раны и сжал ее руку. Она ответила ему пожатием.
– Нет, не такая, иначе не была бы мне нужна.
В его голосе звучала печаль.
– По правде говоря, Анна, у меня не было выбора. Если бы даже все было напрасно.
– Не было, – прошептала Анна. – У меня тоже не было, но что ты имеешь в виду, говоря, что все было напрасно?
Юный Френсис, Александр и Дик и кое-кто из прежней банды Джона окружили его.
– Мы с тобой, Джонни. Если эта прекрасная леди готова за тебя биться, мы тоже будем сражаться. Верно, ребята?
В центре маленькой группы оказались вооруженные Джозеф и Бет, Джосая Уиндем и Кейт присоединились к ним, хоть были безоружны.
Анна быстро произвела подсчет и убедилась, что их врагов вдвое больше.
Джон обратился к лейтенанту Бена:
– Я тебе не враг, Айзек. Скажи, зачем нам сражаться и убивать друг друга?
– Из-за сокровищ, – проворчал тот. – Бен сказал, что ты закопал золотые слитки и драгоценные камни, пригодные для королевских шлюх.
Джон покачал головой:
– Бен солгал, да упокоит Господь его растленную душу.
Айзек ему не поверил.
Джон отважно шагнул ближе к нему, стараясь удержать Анну за спиной.
– Ответь мне, Айзек, какие сокровища закопали ты и твои люди?
– Насколько мне известно, никаких, – глумливо осклабился Айзек, подражая своему павшему предводителю и оглядываясь, чтобы оценить, сколько людей его поддержит.
– В таком случае будь я проклят, Айзек, если понимаю, почему ты считаешь меня богатым. Большая дорога – богатое место, но расходы велики, и удовольствия тоже недешевы. Если учесть, что приходится оплачивать гостиницы, и постоялые дворы, и девок, и давать взятки, то у бедного разбойника в кармане остается не больше гинеи.
Кое-кто из людей Бена одобрительно закивал. Некоторые даже заулыбались, и Джон предпочел обратиться к ним:
– Мы все обнищали, ребята, задолго до того, как будем болтаться на Тайберне. Вот почему я решил покончить с разбоем.
Айзек хмурился, потому что считал, что только он имеет право вести переговоры от лица людей Бена.
– Неужто это правда, Джонни, что ты получил королевское прощение?
– Да, Айзек, я получил его и для себя, и для своих товарищей, и для любого, кто последует моему примеру и согласен вести праведную жизнь.
– Ломать спину на какой-нибудь ферме за три фунта в год?
– Да, или палач сломает тебе шею на Тайберне. Таков выбор. – Джон повысил голос. – Так или иначе, ребята, что мы выиграем, если будем убивать друг друга? Я приветствую любого из вас, кто присоединяется ко мне, а те, кто не желает, пусть промышляет на Оксфордской дороге. Вы хорошо меня знаете и знаете, я не обманщик. Может ли быть более разумное и справедливое предложение, я вас спрашиваю?
По выражению их лиц Анна поняла, что разумные доводы Джона убедили большинство из соратников Бена. Будь Бен жив, он заставил бы своих людей биться до последней капли крови, но Айзек, видимо, обладал более здравым умом и не отличался безумной храбростью в отличие от Бена. Два десятка людей Бена отделились от маленькой группы Джона и отошли на несколько шагов с Айзеком во главе. Они стояли в стороне и перешептывались.
– Твоя рана, – обратилась Анна к Джону с дрожью в голосе. Джон пристально посмотрел на нее:
– Рана больше не кровоточит.
– Хочешь эля?
– Выпью позже, когда наш добрый доктор зашьет мою рану.
Все внутри у нее дрожало, и она презирала себя за слабость и желание упасть на землю и дать волю слезам или, что было бы еще хуже, убежать куда-нибудь. Смотреть в лицо смерти было не так ужасно. В последнее время она поняла это. Но потом наступал ад. Должно быть, это было эмоциональное осознание того, насколько близка она была к тому, чтобы потерять все, что обрела: любовь, наслаждение, желание жить долго с единственным человеком. Может быть, было лучше не знать таких чувств?
Люди Бена снова столпились вокруг них. Анна подняла шпагу и направила на них ее острие. Момент слабости прошел, и она презирала себя за то, что проявила трусость и нерешительность.
– Что ты хочешь сказать, Айзек? – спросил Джон с притворным спокойствием, но Анна чувствовала, как он напрягся.
– Джон Гилберт, ты утверждаешь, что у всех у нас равные братские права на промысел на Оксфордской дороге?
