— Он так не считал.
— А ваша мать?
Джон недоуменно повел плечами.
— Отец был человеком со странностями, нетерпимым к тем, кто не разделял его сугубо личный взгляд на добро и зло. Она пыталась… Но, думаю, потом просто сдалась.
— Ну а вы? Он так же деспотически относился и к вам?
— Всякий раз, когда я переступал его воображаемую черту между допустимым и невозможным, он неукоснительно требовал раскаяния. Тогда я доказал отцу: от меня он никогда не дождется покаяния. К двенадцати годам у меня была такая скандальная репутация, что даже отец со своим красноречием не мог ничего объяснить прихожанам. Поэтому, как только мне исполнилось четырнадцать, он упаковал свою Библию, раздал мебель моей матушки и исчез из города. В одиночестве.
— А ваша мать?
Джон полюбовался миловидной девочкой-подростком, оживленно болтавшей у стойки с долговязым пареньком с нежным пушком там, где со временем появится борода. Мать Джона была миловидна. Он видел ее фотографии, но отец сжег их все до одной то ли в порыве гнева, то ли раскаяния.
— Она умерла, когда я был еще ребенком. Утонула в Норт-Ампква.
По словам отца, это был несчастный случай во время сильной весенней бури. Джон пришел домой из школы в тот день и услышал о трагедии от отца. Старый Тернер Стэнли даже нашел нужным вызвать сына из школы, чтобы мальчик мог в последний раз поцеловать свою мать, прежде чем ее забрали люди из погребальной службы. Когда сын добрался до морга, миссис Стэнли уже превратили в подобие восковой куклы.
— Мне стал ненавистен отец-самодур, и когда он уехал, я был только рад. Никто не указывал мне, что я должен делать, никто не морочил мне голову надуманными дикими правилами. Мне было очень хорошо. По крайней мере, так я говорил добродетельным ханжам, полным благородной решимости спасти меня от ада.
— Надеюсь, они не были похожи на отца Бетси?
Джон взял свой кофе, отпил глоток и поморщился. За разговором все остыло. Тем не менее он допил холодный кофе. В зеркале у старомодного устройства для разлива газированной воды он увидел свое отражение, не доставившее ему радости.
Ему часто говорили, что он плохо разбирается в людях. Немногие женщины, с которыми он был в интимных отношениях, находили, что он притягателен как мужчина. Другие в лицо называли его хладнокровным, лишенным темперамента, а за глаза и того хуже. Все, что говорили его 'любовницы', имело некоторые справедливые основания. Джон держался сурово и отчужденно с теми, кого мало знал, даже в детстве, запуганный отцом-монстром.
Джон долго и упорно вырабатывал в своем характере неприступную суровость, отстраненность, чем впоследствии оттолкнул от себя людей, которые, быть может, искренне симпатизировали ему. А когда осознал наконец тяжесть одиночества, скрываемого за вечно хмурой физиономией и заносчивостью, то обнаружил, что просто забыл, как можно вести себя, чтобы все было совсем по-другому. Не понимал, что в доброжелательном отношении к окружающим его спасение.
— В те юные годы я считал человека чуть ли не самым отвратительным творением в мире, а кончил тем, что едва не начал его боготворить.
Джон соскользнул с высокой скамейки и вытащил из заднего кармана бумажник.
— А насчет заявления на пост начальника…
— Так, что?
— Куда посылать необходимые бумаги?
— Посылайте на имя председателя наблюдательного совета округа.
— А это кто?
— Я.
Лицо Биллингса расплылось в довольной улыбке. Он протянул руку Джону.
— Рад приветствовать вас в родных местах, начальник.
Глава третья
— Ничего не могу с собой поделать, старый Шон. У меня сердце болит за нее.
Бриджет добавила сливок в чай и тщательно помешала ложечкой. Всю последнюю неделю, как только Джон Стэнли был официально введен в должность начальника пожарной службы округа Грэнтли, город, кажется, не занимался больше почти ничем, кроме толков о возвращении блудного сына.
Те, кто знал Джона в детстве и отрочестве, возмущались, что у него с его прошлым хватило наглости появиться в городе. Иные, недавно приехавшие в Грэнтли, были довольны. Они гордились тем, что такой небольшой городок сумел привлечь к себе на работу прославленного батальонного командира пожарной охраны Сан-Франциско.
У каждого было свое мнение. У каждого, кроме Бетси. Она отказывалась обсуждать назначение Джона даже со своими близкими.
Потянувшись через стол, старый Шон побил черной шестеркой красную семерку. До полуночи оставалось несколько минут, и старинные друзья с аппетитом закусывали перед тем, как Бриджет запрет дверь, а Шон отправится в конец аллеи, где тридцать лет назад собственными руками построил свой коттедж.
— Наша девочка — крепкий орешек, хотя и выглядит слабенькой, Бриджи.
— У меня красная пятерка. — Бриджет с отсутствующим видом бросила карту и отхлебнула обжигающе горячий чай. — Бетси плохо спит. Три ночи подряд я спускаюсь вниз и всякий раз вижу, как она сидит на крыльце и смотрит на реку.
Старый Шон пошевелил густыми бровями, обдумывая слова Бриджет.
— Она любила этого парнишку. И я думаю, он, несмотря на все его сумасбродные выходки, тоже любил ее.
— Если ты так считаешь, то ты еще глупее, чем думают некоторые самонадеянные люди, старый Шон О'Кейси.
— Он был на ее свадьбе. Ты знала об этом?
— Кто?
— Джон. Я видел его своими собственными глазами. Он стоял в отдалении, позади всех, и вид у него был странный, какой-то дикий. Похоже, ему было так больно, что потерял свое железное самообладание.
Бриджет фыркнула.
— Ты уже был пьян, когда священник начал свадебный обряд. Удивительно, как это ты не увидел в церкви еще и Патрика и вдобавок всех святых.
— Я знаю, что я видел, не беспокойся. Мужчина не забывает выражения безмерного страдания на лице другого мужчины.
— Выдумал тоже, страдания, как же! У Джона Стэнли душа черная, бесчувственная. Не понимаю, что только наша душечка могла найти в нем достойного; но теперь уверена, она и близко его не подпустит к себе, чтобы он снова не разбил ей сердце.
Шон проиграл и собрал карты в колоду.
— Не стал бы биться с тобой об заклад, а тем более рисковать скромными семейными реликвиями, — сказал Шон, разгибаясь, на что ему потребовалось больше времени, чем обычно.
Бриджет удивленно посмотрела на своего старого приятеля, не понимая, что он имеет в виду.
— Что означают твои загадочные слова?
— Я наблюдал его лицо. Готов поклясться, что в темных, как смертный грех, глазах Джона, когда он смотрел на Бетси, светилось его сердце…
