загрузили в сооруженную Ковригиным повозку. Однако здесь то стратегов и поджидала неувязка. Упрямый Жданюк наотрез отказался передавать Рыжуху в чужие руки, настаивая на личном участии в экспедиции, с чем Спиридонов, не желавший подвергать риску неподготовленного человека, решительно не согласился. Возможно, парня все-таки удалось бы уломать, если бы не одно но, не менее упрямое животное наотрез отказалась подчиняться кому-либо, кроме рыжего Арнольда. Норовистая кобылка устроила самый настоящий бунт. Она кусалась, брыкалась и норовила завалиться на землю, всячески препятствуя и без того сложному для неопытных поселенцев процессу своего запрягания в ковригинский фаэтон. В конце концов, изрядно намаявшись и плюнув на бесперспективную затею управиться с взбесившейся лошадью самостоятельно, 'отцы командиры' крепко почесали затылки и постановили включить Жданюка в отряд, возложив на него обязанности ездового и кашевара. Трудно сказать пришлись ли парню по душе его новые должности, но даже если он и был чем-то недоволен, то виду не подавал. Свою работу рыжий выполнял добросовестно и как мог, пытался облегчить товарищам трудности дальнего пешего перехода. Вот и сейчас, он сноровисто разжег костер, покопавшись в куче наваленного на телегу добра, извлек из нее найденный на камбузе разбитого сейнера пятилитровый алюминиевый бачок, наполнил его водой, подвесил над огнем. Затем начинающий кулинар недрогнувшей рукой побросал в котел несколько предварительно искромсанных полос вяленого мяса, засыпав все это щедрой порцией дробленых зерен дикой пшеницы, посолил и с чувством выполненного долга уселся на ствол поваленного дерева время от времени, помешивая большой ложкой получившееся варево.
— Мда, это вам не китайский ресторан, и даже не солдатская столовка — скептически хмыкнул с грустью наблюдающий за его манипуляциями Шевченко — жить захочешь и не такое сожрешь.
— Да без разницы — философски заметил сидевший рядом с ним сержант пограничник, стягивая пошитое из сайгачьих шкур подобие индейских мокасин и растирая натруженные ноги — главное, чтобы вволю и с мясом. Я бы сейчас берцы свои съел, если бы они у меня сохранились.
— Не переживай — покачал головой прапорщик — я думаю, этот кулинарный шедевр по вкусу от них не сильно будет отличаться.
— Ладно вам на парня наезжать, за три дня не отравились и сейчас не отравитесь — зевнув, одернул критиков капитан — не нравиться, варите сами.
Поучаствовать в процессе приготовления пищи гурманы желания не выразили и быстро угомонились, смирившись со своей незавидной долей.
К низкой оценке своих поварских способностей за время похода кашевар уже привык, а посему на брюзжание товарищей он не обратил ровно никакого внимания, продолжая священнодействовать у котла.
Слушая болтовню своих спутников, Сергей вспоминал, каких немалых трудов стоило ему организовать эту экспедицию. Первоначально идею наступательной войны с эмиратом безоговорочно одобрил только сразу 'прокачавший' ситуацию Войтенко, заявивший о готовности взять на себя общее руководство операцией. Даже всегда и во всех начинаниях поддерживающий друга Виктор, к новой затее отнесся с прохладцей. Прапорщика можно было понять, он вполне реально оценивал силы противника и свои собственные, и надо сказать сравнение это было далеко не в пользу спиридоновцев и их союзников. Однако, с другой стороны, положение представлялось безвыходным, и столкновение интересов, неотвратимым. Упустив время сейчас, в недалеком будущем можно было остаться один на один с грозным противником, а значит, надо было идти на риск. Кроме того люди, его соотечественники нуждались в их помощи, и не помочь было нельзя, такова доля и участь воина, а именно воином, до мозга костей считал себя боец спецназа Виктор Шевченко. В общем как пел в одной из своих любимых песен вышеупомянутый прапорщик: 'Были сборы не долги…' и через три дня после возвращения путешественников в Замок, им пришлось отправляться в дорогу вновь.
Убаюканный воспоминаниями старлей уснул, и разбудило его только жизнерадостное бряцание посуды и недовольное урчание собственного голодного желудка. Возле костра Арнольд щедро наделял окружающих его с мисками и котелками страждущих неаппетитной серой массой, которую впрочем, проголодавшиеся бойцы поглощали с удовольствием, способным польстить даже шеф повару самого дорогого столичного ресторана.
Быстро покончив с едой и еще немного передохнув, отряд снова выступил в поход, благо полуденная жара уже спала, а до темноты времени было еще более чем достаточно, чтобы прошагать еще пару десятков километров.
Местность вокруг действительно заметно поменялась. Равнина степи сменилась множеством невысоких, местами поросших лесом и кустарниками курганов расположенных как-то странно, правильными рядами. Все чаще стали попадаться на глаза, растущие по одиночке и небольшими группками дикие плодовые деревья и груды камней очень похожие на какие-то фантастические руины древнего города.
— Это и есть твоя характерная местность? — Войтенко не скрывая любопытства, разглядывал окружающий ландшафт.
— Точно, она самая — кивнул Спиридонов — теперь главное держаться вдоль берега, в аккурат на поселок выйдем.
— Да действительно любопытно. Похоже на древние развалины.
— Скорее всего, они и есть. Я когда в прошлый раз здесь был, заинтересовался. Некоторые камни явно имеют следы обработки, а Игошин говорит такая картина здесь на десятки, если не сотню километров. Здесь бы по-хорошему раскопки провести, в другое время и при других обстоятельствах, конечно, может чего интересного нашли бы.
— Сейчас не до археологии — покачал головой капитан — может как-нибудь потом, не мы так дети наши или внуки займутся. Кстати о детях ты еще не планировал обзаводиться?
— Планировать не планировал — пожал плечами Сергей — а только Ирка намеки какие-то делала. Это Витек вон у нас гигант, мигом управился.
— И не только он — улыбнулся пограничник — месяца через три папой стану. В прошлой жизни так и не удосужился, пока по заставам мотались жена не хотела обузой себя обременять, а потом и вовсе развелись. А здесь как-то само собой все получилось. У нас в поселке почитай половина женского населения уже в положении ходит. Уж не знаю, что нас сюда забросило: случай или чья-то воля, только мне иногда кажется, что здешняя природа сама торопиться побыстрее заселить эту степь людьми, потому что раньше не удосужилась этого сделать.
— Да ты философ — удивленно взглянул на приятеля Спиридонов — практически поэт. Ишь как красиво завернул. Хотя, знаешь, меня тоже подобные мысли посещали и не раз. По началу думал узнать бы, какая сволочь меня сюда забросила, поймал бы, ноги повыдергивал. А сейчас мне даже нравится. Все просто и понятно в жизни стало. Хочешь есть, иди и добудь себе пищу. Нужен дом, возьми и построй, есть у тебя деньги или нет неважно, главное, чтобы руки были на месте и голова. Встретил врага, убей его и будет тебе счастье. Нет ни закона гуманного по отношению к преступнику и цинично — безразличного к жертве, ни двуличного общественного мнения. Нет необходимости выполнять приказы подлеца и мерзавца только потому, что он выше тебя по должности или потому, что он обманом пролез к власти, и подчинятся ему тебе велит закон. Закон один, твоя собственная совесть и твое понимание справедливости. Главное поступай по совести. Как там, в одной книге писалось: делай, что должен и будь, что будет.
— А еще меня философом обзывал — усмехнулся Войтенко — твое понимание справедливости говоришь? А у капитана тоже было свое понимание справедливости, и Абдулла, наверное, эту самую справедливость по-своему понимает. Так, что тут ты брат не прав. Закон должен быть, без него нельзя. Только закон должен быть правильным…
— Отцы командиры — от высоких материй собеседников оторвал Шевченко — дозвольте доложить. Метрах в пятидесяти в море болтается наш ялик и Казанцев руками машет, уже минут десять пытаясь привлечь к себе грешному ваше августейшее внимание.
Сергей посмотрел в указанном направлении и действительно увидел знакомую посудину усилиями своего немногочисленного экипажа довольно шустро направляемую к берегу.
Глава 19 Август, год и двадцать пять ней после переноса
Поселок Старикова производил жалкое впечатление. Полтора десятка плетенных из ивовых прутьев, обмазанных глиной и крытых камышом, настроенных как попало хижин, окружали выстроенное из саманного кирпича и отгороженное плетенной изгородью, довольно просторное здание, с большими застекленными
