— Вот и ладно — закивала головой Анна, помогая распрячь и загнать в сарай строптивую скотинку — сейчас осла твоего накормим, напоим, да ты ступай в дом, откушаешь с дороги, что бог послал. Василий мой, со старшеньким на рыбалке сегодня, младшая в школе, так, что одна на хозяйстве осталась.
Пока женщина возилась в сарае, Карен вошел в дом, окинул хозяйским взглядом стену, где на многочисленных полках и крючках лежали и висели образцы товара: резная деревянная и расписная керамическая посуда, пошитые из шкур и кож: пончо, безрукавки, штаны, мокасины и шапки. Одежда шилась в Торжке, в швейном цеху, где трудилось почти все женское население поселка. Одна из новых жен Фермера — Наталья, в своей прошлой жизни работала костюмером у злополучных 'Фисташек' и к счастью смогла сохранить свои инструменты. Предприимчивый Агрелян, предложил организовать совместный бизнес, взяв на себя приобретение сырья в Пограничном, и организацию рынков сбыта. К нелегкому труду торгового представителя привлек своего земляка, которому доверял почти как самому себе, почти, потому что полностью бывший музыкальный продюсер не доверял никому.
Отдав должное нехитрой стряпне хозяйки Карен вольготно уселся на лавке и откинувшись на стену неспешно и вальяжно заговорил, наконец, о цели своего визита.
— Я товар новый привез.
— Товар это хорошо — закивала головой суетящаяся у камина женщина.
— Ну а как прошлую партию продала?
— Вот — женщина достала с полки и выложила на стол несколько монет — рубль и тридцать копеек, у меня как в банке. Сам видишь, торговля плохо идет.
— Вай, вай — сокрушенно покачал головой торговец — Анна как ты меня огорчаешь. За что только хозяин тебе каждый месяц десять копеек платит? Такие деньги получаешь и совсем плохо торгуешь, а еще говоришь, в торговле раньше работала. Что я буду Ашоту говорить? Извини Ашот, Анна деньги любит получать, а работать не любит, так?
— Что ты такое говоришь Карен — всплеснула руками женщина — сам же знаешь, чем мы живем: огород, охота, рыбалка. Откуда же деньгам то у людей взяться? Если только кто на хуторе у Василь Семеныча или у Арнольда на ферме подрабатывает, у тех кое-какие деньжата водятся, да у нас в семье, спасибо Ашоту Александровичу какая-никакая копеечка есть. А для остальных и пятак — целый капитал, хорошо на стол всегда есть, что поставить, с голоду никто не умирает, а уж роскошествовать то людям не на что.
— Ай, ай, ай, все сказала, одно только забыла. А Замок? У дружинников то всегда денежки есть, они жалование от казны получают. У вас поселок самый богатый, соль варят, варят, в море ходят мидии — шмидии, рыбу всякую берут, берут. В кузницу даже с Лесозаводска люди приезжают, заказы делают, такого мастера нигде нет больше. Где же деньги-то, как не у вас?: Кто хочет заработать, всегда заработает, а кто не хочет, будет на заднице сидеть и на жизнь жаловаться.
— Ну, придет дружинник или солевар, раз в полгода штаны себе новые купит, жена его горшок или плошку возьмет, так это же не каждый день бывает. Мука, крупа хорошо идут, так ты этих товаров мало привозишь, и на них Совет цены твердые установил, строго за этим делом следят. Да и сам помнишь, наверное? — последняя фраза была произнесена с некоторой долей иронии.
Карен недовольно поморщился, воспоминания были не из приятных. Три месяца назад Агрелян, сговорившись с Фермером, не внял предупреждению Совета и в два раза поднял цены на муку и крупу, сославшись на плохой урожай. Реакция властей была стремительной, гнев страшен, а суд и расправа коротки. Правда хитрый продюсер тогда, что называется 'отъехал', свалив всю вину на своего торгового представителя, и сам отделался лишь солидным штрафом. Несчастного Карена хмурые дружинники разложили на лавке, на центральной площади, а затем при полном и молчаливом одобрении собравшихся зрителей, вдумчиво и сосредоточенно отходили ивовыми розгами, напоследок предупредив, что в следующий раз спекулянт так легко не отделается.
За преданность, поротую спину, и стоическое молчание, хозяин, расплатился щедро, облекши свою благодарность в звонкую монету и построив своему земляку большой дом, вместо той, землянки, где тот жил раньше, но неприятные ощущения в душе и поротом организме все равно остались. Однако бывший водитель автобуса терпел, у него была мечта, нет 'МЕЧТА'. Он надеялся подкопить денег, выкупить осла и повозку и работать только на себя, открыть свой бизнес, который будет передаваться в роду из поколения в поколение, от отца к сыну. И его дети не будут работать на чужого дядю, пусть даже и земляка, другие будут работать на них.
— Ладно, Анна поверю я тебе и словечко перед хозяином замолвлю — вздохнул торговец, сгребая и ссыпая в поясной кошель мелочь — ну, спасибо за угощение пойду, товар разгружу, надо еще к солеварам заехать.
Тревожный вой милицейской сирены нарушил сонное спокойствие поселка Мирно обедавший в кругу чад и домочадцев Спиридонов бросил на стол ложку, сорвал со стены автомат и не обращая внимания на сыплющиеся градом вопросы перепуганных женщин метнулся на улицу, нос к носу столкнувшись с выскочившим из соседней двери Войтенко.
— Что случилось — Сергей изо всех сил пытался переорать надсадно завывающий сигнал.
Капитан только молча махнул рукой и побежал вверх по тропинке ведущей к башне, старлей последовал за ним. Под несмолкающий оглушительный вой пулей взлетели на верхнюю площадку. Дежуривший на ней дружинник, что-то быстро заговорил, указывая пальцем в сторону моря, но услышать его было решительно невозможно.
— Да выключи ты эту хренотень — рявкнул на парня Войтенко.
В ответ тот только беспомощно развел руками, указывая на панель с черной кнопкой, включающей ревун, снятый с разбитого милицейского УАЗика. Устройство было запитано от автомобильного генератора, ротор которого через редуктор приводился в движение вращающимися крыльями ветряка. Энергии получаемой от работы этой импровизированной электростанции хватало только на питание и подзарядку имевшихся в распоряжении поселенцев радиостанций, не частого включения закрепленной на вышке автомобильной фары или подачи сигнала тревоги подобного тому, что сейчас, замкнув, надрываясь, наводил панику на всю округу.
Наконец, догадавшийся, в чем дело, Спиридонов выдернул проводку, обесточив неисправное устройство, и стало слышно, как заполошно лают собаки, кричат внизу встревожено суетящиеся люди, и равномерно рокочут накатывающиеся на берег волны прибоя. С высоты башни было видно как поселенцы, побросав свои дела, собираются под защиту глинобитной ограды Заречья, на плотах рыбаки бросают сети и спешно гребут к берегу. Все оказавшиеся в поселке мужики, похватав оружие, столпились на центральной площади, выслушивая активно жестикулирующего Ковригина, который, по-видимому, отдав какие-то распоряжения, быстро убежал в дом.
Между тем Войтенко отобрав у часового бинокль, разглядывал с его помощью большую черную лодку, которая неспешно входила в бухту с востока.
— Заречье вызывает Башню — голосом Петровича заговорила радиостанция на поясе часового.
— Даю сюда. Заречье — Первому — капитан отобрал у парня 'кенвуд', не оборачиваясь бросил стоящему рядом Спиридонову — дуй вниз, расставь ребят по местам.
— Слушаю, Заречье. Что за шум?
— В бухту заходит неизвестное судно, закройте ворота, займите оборону и ждите нашего сигнала. Может, ничего страшного и нет, но лучше пока не высовывайтесь. Береженного бог бережет.
— Понял тебя Данилыч, тьфу, то — есть первый — отозвался Ковригин.
Закончив сеанс радиосвязи, мастер выскочил на площадь, и снова замахал руками, разгоняя своих ополченцев по местам.
Пока капитан вел радиопереговоры с Заречьем, Сергей, спустившись вниз, парой коротких распоряжений привел в боевую готовность немногочисленный гарнизон Замка. Быстро и без лишней суматохи (сказывалась военная составляющая) трое имеющихся в наличие бойцов заняли позиции возле бойниц специально для этой цели проделанных в кладке стены опоясывающей тесный, плотно застроенный двор крепости.
Организовав оборону, он снова поднялся на наблюдательный пункт.
— Ну что там?
— На, сам посмотри — вместо ответа Войтенко протянул бинокль — никого не узнаешь?
