Магистров ордена.
Олег припоминал все, чему учил его Рададор, все, что он сделал на благо человечества, вооруженный этими знаниями. Но теперь победы казались слишком мизерными, хотя и казались поначалу глобальными. Молодой человек убедился в том, что уничтожить зло невозможно, его можно только заставить потесниться и дать больше места добру. Усилиями Олега Хранитель Лжи был изгнан, ликвидированы мощные источники отрицательной энергии, дезактивировано множество мелких злодеев. Конечно, остающимся на Земле Хранителям предстоит еще много работы, но очень скоро они все будут знать друг о друге и о своей тяжелой ноше. Теперь их силы не будут распыляться на мелкие задачи, и они будут знать, как очистить планету от страха и лжи.
Олег, на этот раз с улыбкой, взглянул на небо. Где-то там, за пределами оптической видимости, удалялся от Солнечной системы маленький астероид, на котором, рыдая от ужаса, сидел Багровый. Олег представил, как он вонзил граненые когти в старинную кирпичную кладку, как черная грива облаком плывет за ним, скрывая звезды. Астероиду была задана третья космическая скорость и период обращения вокруг Солнца — один миллион лет. По истечении этого срока астероид так близко должен будет подойти к светилу, что Багровый, скорее всего, разложится на атомы и больше никогда не восстановится. На данный же момент он еще жив и, в случае необходимости, может быть предъявлен Великому Магистру.
Несмотря на напряженное ожидание, рыцари появились внезапно. Сначала на самой границе земной атмосферы искрами сверкнули огни тормозных двигателей. Неподготовленный наблюдатель принял бы их за метеоры. Потом бескрайнее поле потряс низкий, на пределе слуха, гул, от которого, казалось, вот-вот остановится сердце. И вот, наконец, семь остроконечных башен опустились полукругом на землю и замерли на некотором отдалении. Для того чтобы разместиться таким образом, им понадобилась дуга в радиусе не менее полукилометра. Олег подумал: если бы все семь сталинских высоток собрались в одном месте, зрелище было бы не менее впечатляющим.
Панцирь Великого Магистра более, чем остальные, напоминал здание МИДа на Смоленской площади. Глаза сами искали герб Советского Союза на высоте двадцатого этажа. Однако на панцире было меньше острых углов — его создатель все же стремился к более обтекаемым формам. Полированная, иссеченная метеоритами поверхность тускло светилась в полумраке, и с первого же взгляда становилось ясно, что перед вами настоящий ветеран.
Великий Магистр включил мощные прожектора и направил их на Олега.
— Ты звал меня? — спросил он, делая ударение на первом слове. Голос его вполне справедливо можно было назвать громовым. — Считаешь ли ты себя готовым к принятию высшей формы посвящения?
— О Великий Магистр! — произнес Олег, стараясь придать своем голосу достаточную долю почтения. Конечно, Рададор учил его обращаться к старшим по званию, но он никак не мог представить себе за этой бронированной громадой живого человека. Однако надо было соблюдать ритуал, и Олег продолжал: — Я, малый мира сего, усердно готовил тело свое и дух к решающему испытанию и теперь смиренно прошу вас проэкзаменовать меня. Одновременно прошу извинить меня за то, что обеспокоил вас по столь ничтожному поводу, но никто, кроме Великого Магистра, не может испытать неофита.
— Твоя речь полна достоинства и уважения, — произнес высокий худой рыцарь, похожий на Эйфелеву башню. — Но кто твой учитель? Кто рекомендует тебя?
Рададор молча вступил в перекрестье прожекторов Великого Магистра.
— Это он! Это он! Это он! — зашелестело в эфире между башнями.
— Рададор! — прогремел Великий Магистр. — Ты ли это?
— Я, Великий Магистр. — Рыцарь гордо вскинул голову и дерзко взглянул в башенные телекамеры. — Я — все тот же разведчик, все тот же ветеран многих сражений.
— Ты все тот же гордец, ставший пленником дикой планеты, — бросил Магистр с явным неудовольствием. — Что можешь сказать в свое оправдание ты, кто поставил под угрозу репутацию всего ордена, кто позволил разоружить себя и кто в силу пагубной страсти, недостойной рыцаря, деградировал ниже уровня дикарей!
— Я — рыцарь космического ордена защиты цивилизаций, — не приняв вызова, продолжал Рададор, — подготовил себе замену. По закону ордена, мое место в строю не может быть занято до того, как Магистр не будет иметь неопровержимых доказательств моей гибели.
— Устав ордена еще никто не смел нарушать, — величественно кивнул Великий Магистр. — Твое место в строю до сего момента было свободно.
— Мы считали тебя погибшим вместе с этой планетой, — добавил рыцарь, похожий на Исаакиевский собор в Ленинграде. — Планета взорвалась, как бочка с порохом, и до сих пор ты считался пропавшим без вести.
Но Рададор поднял руку, дабы остановить возможную дискуссию, и продолжал:
— Вот юноша, который может занять мое место в строю, ибо сам я недостоин более быть в рядах звездных рыцарей. Я сам наложил на себя пожизненную епитимью, но в знак уважения к моим прошлым заслугам прошу выслушать и, если Совет найдет это целесообразным, принять моего ученика в орден.
На некоторое время над полем повисла тишина. Ветер усилился, и массивные полупрозрачные панцири, казалось, раскачивались под его порывами. За спиной Олега хлопал полами чей-то плащ. Но молодой человек не мог оглянуться и дать команду роботам попридержать свою одежду.
— Что же, — наконец прогудел Великий Магистр. — Посмотрим, какой ты учитель. Посмотрим по твоему ученику, чего ты еще стоишь. Но помнишь ли ты, что ожидает кандидата, не прошедшего испытания?
— Надеюсь, что вы даже не вспомните об этом, когда примете экзамен у моего ученика.
— А ты знаешь, что ждет тебя, если твои знания, чувства или умения окажутся неприемлемыми? — обратился «Исаакий» к Олегу.
— Да, — просто ответил молодой человек, — в этом случае меня ждет смерть или изгнание — по выбору. Но я уже перешел свой Рубикон, и обратного пути у меня нет.
— Смел, — отметил кто-то из рыцарей, стоящих на левом фланге.
Снова стало тихо. По всей видимости, рыцари совещались, используя каналы, недоступные пока Олегу. Башни их шевелились, несколько раз мелькнул зеленой молнией лазерный луч. Тишина стала вдруг настолько полной, словно лопнули барабанные перепонки или атмосфера разрядилась настолько, что перестала проводить звуковые волны. Олег даже перестал ощущать биение своего сердца. Казалось, что Вселенная умерла и более никогда не возродится, что последние лучи света оборвались у далеких звезд и россыпи огоньков, оживляющих черноту ночи, вот-вот погаснут. Не было ни холодно, ни тепло — энергия, ранее сконцентрированная в светилах, равномерно распределилась по всей этой растворенной в вакууме кашеобразной массе, где могли теперь соседствовать на одинаковых правах амеба и человеческий мозг. Огонь и вода, земля и воздух смешались между собой и стали неким разреженным коктейлем, лишенным всякого смысла и назначения.
Олег вдруг почувствовал, как возносится вверх, и земля, вместе с его учителем и неподвижно стоящими роботами, проваливается в пучину небытия. Полет длился всего мгновение, и вот он оказался на уровне башенных телекамер рыцарей. На мгновение ему показалось, что он некое насекомое, тщательно изучаемое под микроскопом. Взгляды космических воинов пронизывали Олега насквозь. Но в них не было враждебности. Можно было подумать, что бронированные маски вдруг ожили и стало возможным прочесть на них выражение лиц рыцарей. На одних было любопытство, на других — участие, а кто-то даже подмигнул Олегу в инфракрасном диапазоне так, чтобы не заметили остальные. Один только Великий Магистр был торжествен и бесстрастен.
— Что ждет тебя, если ты выдержишь испытание? — прогремел он.
— Одиночество и смерть, — без запинки ответил Олег и тут же испуганно перепроверился: верно? Да, все верно.
Великий Магистр медленно приподнялся над остальными и вдруг выбросил перед собой два мощных манипулятора, любым из которых он мог бы без особого напряжения переломить, как карандаш, Останкинскую телебашню. Гигантские захваты качнулись над самой головой Олега, но он, зная, что все это — часть ритуала, не дрогнул. Манипуляторы медленно опустились до уровня ног Олега и, расправившись со скрежетом, соединились в прямоугольную площадку.
«Ого! — мысленно воскликнул Олег. — Здесь и в баскетбол сыграть можно, только корзины повесить!»
