другого, живого, растительного мира — с табаком, с чаем: обработка простого табачного листа, концентрирующая в нем никотин, таинственное действие покоя, тепла и влаги, паровая, спокойная ванна, в которой зеленые листки чая темнеют, получая свое качество — «теин». И там и тут очень большую роль в простейших операциях играет само материальное течение времени, кажущаяся пауза, покой…
Из печи известь выходит в виде клинкера. Впрочем, теперь она уже не известняк, она — цемент. Клинкер проверяют тут же рядом в лаборатории на выдержку, на разрыв. Потом он дробится в порошок. А уже цементный порошок и есть та могучая, готовая ожить и скрепиться (под действием воды) сила, которую употребляют как крепящее, схватывающее, связывающее вещество на стройках.
Посмотрев в лаборатории, как много значит для лучшей марки цемента правильное соотношение в клинкере глины и песку, и какую роль играет добавка пемзы, мы снова идем, уже ради прогулки, на карьеры новыми глазами взглянуть на невзрачную известковую руду. Но что это? На серой, пыльной стене золотистое сияние. Сидит, — чешуйкой ежа, — круглая великолепная друза, семейство больших плотных кристаллов, тонкими остриями вниз, широкою кроной вверх, словно букет прозрачно-желтых цветов, связанный вместе у стебелька. Это кальциты, и это прекраснейшие минералы для вашей коллекции, если вы потрудитесь отломить их от породы, не повредив друзы. Не так-то, оказывается, безобразно то материнское лоно, из которого создается силач с даром схватывания — нужнейший в строительстве материал — цемент.
Почти каждый завод в республике тесно связан с тем или иным научным институтом, и сейчас уже нельзя говорить об одном производстве, не упоминая о работах, проведенных учеными. Цементный завод в республике — один из старейших. Традиции выработки цемента и бетона, как я уже писала, восходят к древнейшему времени. А между тем здесь ведется новаторская работа, связанная с особыми свойствами армянского сырья — глины, песка, пемзы. Обычно на бетон употребляют тяжелый и плотный песок, делающий его тоже тяжелым и плотным. На сооружения, рассчитанные жить века и нести большие тяжести — скажем, фундаменты под плотины, бетонирование подводных площадей и т. д., — всегда употреблялись только тяжелые бетоны. Но армянский бетон, когда он создается на легком и пористом армянском сырье (некоторые сорта глины и песка), получается тоже легким и пористым. И один из научных институтов Армении (Институт стройматериалов и сооружений Академии наук Армянской ССР) провел над этим бетоном огромную работу, о которой никак нельзя не вспомнить при посещении цементного завода. «Легкий бетон» и «легкий железобетон» (из пористых вулканических пород), разработанный научными сотрудниками института (Р. С. Акопяном, М. 3. Симоновым, 3. А. Ацагорцяном, В. М. Худавердяном и А. А. Араксляном), вошел сейчас не только в обычные строительства, но и с успехом стал заменять тяжелые бетоны, ничуть не уступая им по прочности и водонепроницаемости. Пористое и легкое бетонное ложе под водой, — ведь это целая революция в гидротехнике! Ведь это огромное удешевление и технологическое облегчение! И проверенное здесь, в республике, оно может широко войти в строительный обиход всего нашего Союза, там, где условия с сырьем такие же.
Рядом с цементным заводом еще четыре года назад не было ничего, а сейчас вырос черепичный завод. И тут много помог институт. Не сразу добились производственники хорошей черепицы на Ереванском кирпично-черепичном заводе; несколько лет они выпускали до 60 процентов брака. Выработка новой, особой шихты (смеси сырьевых материалов) и нового технологического процесса, положивших конец браку и имевших большое значение для молодого черепичного завода, выросшего возле цементного, — это заслуга того же Института стройматериалов и сооружений…
Уже к вечеру кончаем беседу с рабочими и двигаемся дальше, к Еревану.
Проезжаем большое, богатое село Арарат, с каменными домами, с широкою улицей. Много жителей села в эту четверть века потянулось в город, в университет, получило высшее образование. Был отсюда родом известный казанский профессор Егиазаров, на чью книгу о городских цехах и сельской общине в Закавказье я ссылалась выше.
Ушли облака с Арарата. В зеленом вечернем небе стоит он во всей теплой ясности своего чистого, близкого, белоснежного профиля. Загораются и первые звездочки. Отложив отъезд на утро, ищем ночлега в радушной семье начальника почтового отделения, в просторной комнате с тахтами, за стеною которой почта. И машина уходит ночевать под навес, где когда-то, впрочем, не так уж и давно, — лет тридцать — сорок назад, — приезжавшие «на почтовых» требовали свежих коней и ругались с ямщиками.
Колхоз у древней столицы
Ранним утром дорога лежит свежая и темная от Елажной испарины ночи. От села Арарат (бывшего Дазалу) до села Арташат (бывшего Камарлю) — гладкое, почти ровное шоссе между сплошными садами. Проезжая весной, чувствуешь жизнь воды в этих местах, но сейчас осень — вода, как и змеи, ушла в землю: отработала свое — и отдыхает. Молчат канавки, шлюзы над ними приподняты, рыжее глинистое дно затвердело, трава по краям желтая, сухая. Над полями тот особый запах — запах снятого хлеба, отслужившей соломы, нового рождающегося перегноя, каким полной грудью дышишь осенью. За линией садов — черные полосы зяби, аккуратные, чистые, как бархат.
Мы едем по самым богатым районам республики, с отлично обработанными пашнями и благоустроенными деревнями. На каждом шагу — новые здания, новые поселки, которых еще не было два года, год назад. А в то же время эти передовые районы — они и самые древние в Армении.
Именно здесь был когда-то центр ее жизни. Сохранились развалины Двина, старой столицы, построенной в конце III — начале IV века, вышедшей на историческую сцену во второй половине V века и просуществовавшей до первой половины XIII, то есть восемьсот с лишним лет нашей эры. Больше того, к югу отсюда, там, где возвышается холм Хор-Вираб, неподалеку от Двина, живет в памяти народа самая древняя столица Армении — Арташат, основанная за пятьсот лет до Двина, еще во II веке до нашей эры. Это уже глубины истории, неотделимые от легенды. Арташат, именем которой назван сейчас Камарлю, не оставила после себя развалин, — камни ее были растасканы еще при постройке Двина. Но имя ее лепится, как упрямый погорелец, к родному месту, к холму, где, по древним источникам, на самом берегу Аракса находился когда-то город. Аракс с веками переменил русло, он ушел от обеих столиц. А под бывшими стенами Двина, где разбросаны сейчас следы больших произведенных тут археологических раскопок, живет и здравствует богатейший колхоз Армении, колхоз-миллионер.
В 1946 году, по длинной улице, — мимо каменных домов с неизменными садиками с густым старым грецким орехом, с шумящим арыком, вырывающимся из-под каменной ограды, чтоб, пробежав вдоль улицы, мышью нырнуть в щелку другого сада, мимо местного винного завода, изготовляющего армянский рубиновый кагор «Айгешат», — въезжала я в село и видела, что оно как город: все в лихорадке ремонта. Улицы разворочены, шла побелка заборов и стен, достраивалась баня. В сельсовете кто-то трудился, скрипя пером по бумаге, — писал «проект благоустройства» [106]. В тот год для всего Арташатского района эта забота о перепланировке сел, о постройке общественных зданий, об окраске и побелке заборов, об улучшении дорог, о разбивке своего парка культуры и отдыха, с зелеными насаждениями, об устройстве собственного, для нужд села, кирпичного завода, чтобы раз и навсегда покончить с глиной и сырцом, — эта забота была не случайна. По решению ЦК Коммунистической партии Армении Арташатский район должен был стать образцовым для всей республики. Архитекторы и художники трудились над его обликом. Четверть века назад, отступая перед Красной Армией к иранской границе, здесь уходили дашнаки и на пути своем всё жгли и уничтожали. Путь от старого Камарлю до Давалу был грудой пепла. Жалкий сырец — необожженные кубики из глины, шедшие тут издавна на постройку домов и оград, — рассыпался прахом. Курилась земля от пожаров; не осталось ни жилья, ни деревца; люди, вернувшиеся на пепелища, ютились в земляных ямах, в палатках. Прошли годы, и здесь выросли новые, нарядные поселки. Их начали перестраивать до войны, их продолжали строить после войны. Крестьянский дом по типовому проекту имеет два этажа, с балконами на улицу и на двор.
Так мало времени протекло с 1946 года — и вот уже не только осуществилось это решение, но и много принципиально нового вошло в самые проекты благоустройства района. Укрупнение колхозов потребовало перепланировки старых сел, постройки новых домов. Архитекторы стали работать над архитектурными комплексами, — новыми большими поселками с центральною площадью, с парками
