борт. Правая рука предателя висела, как плеть.
На плато вспыхнул и взлетел к небу голубоватый меч прожектора. Опустившись, луч скользнул по утесам и остановился на боте. Пуля с берега сорвала с Рамиреса фуражку. Моторный бот несся к стоящему на внутреннем рейде «Ломоносову».
… Автомашина, полная вооруженных островитян, быстро достигла юго-восточных утесов. Еще в пути Зобиара разделил людей на три небольших летучих отряда, а сам вместе с Крюковым бросился в «Сезам».
Рао-Сагиб лежал на полу без сознания. Правая сторона его одеяния и край седой бороды были залиты кровью. В руке индус сжимал эфес старинной сабли.
Разрезав блузу, Зобиара увидел рану. Она была невелика по размерам, и не страшна на вид, но, нанесенная в область живота, могла оказаться смертельной.
— Учитель! — печально позвал он, осторожно приподнимая седую голову Рао-Сагиба.
ТАЙНА РАО-САГИБА
ГЛАВА 12
Еще одно загадочное происшествие на море
Наташа Пчелинцева поднялась, пересекла комнату, в которой работали синоптики, и подошла к столику с телефоном. Крутясь, защелкала вертушка автомата: Д… 2… 77… 83…
— Товарищ Белогур?
— Он самый! — отозвался солидный бас.
— Это Пчелинцева говорит. Добрый день, товарищ Белогур!
— Здравствуйте, здравствуйте, Наталья Петровна!
Перед уходом в плавание Крюков дал Наташе номер телефона одного из отделов Министерства морского флота. Время от времени она звонила сюда, чтобы узнать, как проходит рейс «Памира» и где он сейчас находится Раза три Крюков присылал ей радиограммы, отмеченные скуповатой морской нежностью. Пчелинцева заходила за ними сама. Начальник отдела Белогур, встречая ее, уважительно величал хорошенькую посетительницу «Натальей Петровной».
— Нет ли весточки, товарищ Белогур?
Собеседник на другом конце провода крякнул, помолчал, потом сказал:
— Есть…
Наташа радостно вспыхнула:
— Так я забегу?
Белогур ответил как бы нехотя:
— Ну, забегайте…
Чисто женским чутьем Наташа уловила в его словах, в самой интонации что-то необычное, недоговоренное. Румянец сбежал с ее щек.
— Что-нибудь нехорошее, товарищ Белогур?
Белогур замялся:
— Ммм… Да вы лучше заходите сами.
До обеденного перерыва оставалось три минуты. Наташа подхватила сумочку и выбежала на улицу. От института до министерства было всего два квартала.
Белогур, в неизменном синем кителе с золотыми нашивками на рукавах, как всегда привстал навстречу ей, здороваясь, крепко, по-мужски встряхнул руку. Но на этот раз с его уст не слетела обычная шутка: «Ну-с, какую погоду планируете нашей планете на ближайшие дни?»
На этот раз он даже не улыбнулся, сказал серьезно:
— Присаживайтесь, Наталья Петровна.
Наташа, бледнея, опустилась в кресло.
— Что-нибудь нехорошее? Да не мучайте, говорите…
Белогур протянул Наташе листок бумаги.
— Вот. Один любитель-коротковолновик принял и догадался доставить нам.
«Я, советский моряк Крюков, радист с теплохода „Памир“ обманом завлечен на иностранное судно и брошен в океан на гибнущей шхуне, — читала Наташа. — Нахожусь в Тихом океане между 130 градусом и 140 градусом западной долготы и экватором и 10 градусом южной широты. Могу продержаться еще сутки, может быть двое. Учтите, что меня непрерывно…»
Наташа перевернула листок, но на обороте больше ничего не было.
— Что «непрерывно»? А где же окончание?
— Все, — сказал Белогур. — На этом связь прекратилась.
— Что же будет, товарищ Белогур? Ведь он… может погибнуть…
— Ну, не падайте духом, — сказал моряк. Он взял со стола пачку радиограмм и потряс ею в воздухе. — Видите? Все — аварийные! Норвежцам, англичанам, французам на помощь приходим, а уж своего-то в беде подавно не оставим! Сейчас в этом районе находится наше океанографическое судно «Изумруд». Капитану уже дано указание обследовать участок океана, где может находиться Крюков. Кроме того, завтра туда же вылетает экспедиция академика Разина. Она будет базироваться на «Изумруд». По поручению министра я просил академика помочь в поисках. Ведь у них вертолет.
Решение родилось и созрело у Наташи мгновенно:
— О каком Разине вы говорите? О том самом, из атомного института?
— О том самом, знаменитом… Наташа стремительно поднялась.
— Где искать его, товарищ Белогур, скажите? В институте?
— Нет, в институте вы его теперь не застанете. Я часа два назад по телефону с ним говорил, он дома… Постойте, Наталья Петровна, да зачем он вам? Куда вы?
Но Наташа уже летела к выходу.
Академик Иван Иннокентьевич Разин, «тот самый знаменитый», крупнейший советский специалист по искусственной радиоактивности, действительно, находился дома, в своем кабинете. На письменном столе перед ним была разложена целая коллекция печатных схем: не большие, в страничку школьной тетради, бланки с контурными изображениями отдельных участков земной поверхности. Очертания материков и океанов были испещрены разноцветными стрелками, нанесенными от руки.
Массивной, грузноватой фигурой, наголо обритой головой и, особенно, седыми, пышными, по-казацки свисающими усами, академик Разин напоминал старого запорожца. Лицо у него было с крупными чертами, примечательное, запоминающееся.
Самобытным характером, силой, волей веяло от всего облика этого незаурядного ученого. Несмотря на свои годы (а ему было далеко за 60), он на зависть некоторым ровесникам, сохранял неистощимую бодрость и поразительную работоспособность.
В описываемое время ученые Советского Союза и стран народной демократии начали успешно сотрудничать в области ядерной физики. Созданный для этой цели институт получил в народе наименование «институт мирного атома». В тесном содружестве ученых многим стран академик Разин занял видное место.
Сейчас он с головой ушел в изучение разложенных на столе синоптических сводок, делая время от времени толстым красным карандашом свои пометки на листках.
