— Понятно. Понаехали тут. Синдзю — это двойное самоубийство.
— А зачем?
— Ну тундра! Соединившись в смерти, соединятся в следующем перерождении…
Галдели, естественно, новенькие. А потому что химия и еще раз химия. Пару таблеток натощак — и малыш радуется жизни, писает в памперсы и горит желанием сыграть в футбол. Сейчас же! Потому новобранцы суетливы, неусидчивы и советов добрых не слушают.
Макс равнодушно кивнул ветеранам, выжившим в последней игре. Их пятеро. Один из них — паукообразный зооморф, остальные — обычные люди. Спайдермен вдруг всем телом подался вперед, приподняв пару лап, покрытых серым ворсом. Пальцы на лапах хаотично зашевелились. Все ветераны — Макс не исключение — страдают дикой мигренью, из-за чего в первую же минуту знакомства с новым составом вырабатывается стойкая неприязнь к пополнению. Скорее всего поэтому тренер и организовывает встречи с новичками по утрам, пока свеж отходняк от вчерашних транквилизаторов. И такие муки приходится терпеть после каждой игры: «детишки» радостно щебечут от осознания собственной значимости, а «дедушки» стонут и мечтают увлажнить пересохшие глотки ледяным тоником.
Или транк-колой.
Или хотя бы конденсатом из прохудившейся трубы системы отопления.
А зооморфу совсем концово. Глазки слезятся, мышцы на груди нервно подрагивают. Жалко паучка. Ломка у него. Потому и шмыгает хоботом, втягивая обратно струйки венозной крови. Однозначно ломка — почесывает проколотые иглами локтевые сгибы третьей пары руконог…
Эх, упасть бы, поваляться. Но в номер уже не вернуться. По крайней мере сегодня — точно. Спортсмены нежатся в кроватке только в темное время суток и только после удачного футбола. Это, кстати, далеко не последний стимул для того, чтобы команда выложилась по максимуму, костьми устлав газон. На чистых простынках выжившие опять почувствуют себя нормальными, свободными людьми. Пусть и ненадолго.
Ветераны всегда держатся вместе. Макс сел на лавочку между пауком и латиносом по имени Родриго. Этот сутулый брюнет выжил в трех играх, а в последней даже забил гол. Осколком ему оторвало правое ухо. Теперь там огрызок, залитый регенеративной мазью, желтой и противно пахнущей.
Макса поташнивает, но очистить организм от дряни нельзя. Вывернуть желудок на линолеум — значит, заработать порцию побоев и попасть в лазарет. Из лазарета прямая дорога на показательную казнь.
Среди неофитов есть девушка. Ну, почти. Точнее — представительница секты амазонок. Это есть ходячий феминизм в натуральную величину, с неприкрытыми шрамами вместо ампутированных грудей. В искусственно выращенные бицепсы имплантирована декоративная керамика. Когда девица раздвигает бедра, громко щелкает новенький биопояс девственности «Непорочное зачатие ZX-210/325» — хрящи еще не притерлись. У амазонки на редкость уродливое лицо: узкий рот чем-то напоминает гигиенический разъем для утилизации фекалий. Эдакая общественно-сортирная рожа. Когда Макс на нее взглянул, тошнота усилилась.
Однако кое-кого сектантка заинтересовала: Родриго с откровенным интересом поглядывал на покрытые бурым мясом жвала-хрящи. Ох уж эти латиносы, так и норовят воткнуться в каждую щель! Пусть даже и в не очень-то половую.
— Встать! Тренер идет!
И ветераны, и молодняк мгновенно вскочили. Два десятка граждан Вавилона максимально выпятили грудные клетки, равнение на середину. Секунда, две — не дыша. Кто-то позади Макса истерично хихикнул. Позвоночник вибрировал, пот увлажнял подмышки — рефлекс, ничего не поделаешь.
И вот, слегка наклонившись, в раздевалку вошел толстый черный человек. Высокий. Кудряво-седой. Широкие плечи обтягивала спортивная куртка. Густые брови нависали над карими глазами. Круглое лицо тренера гладко выбрито. На лице родинка и шрам, соединяющий ноздрю с виском. Шрам, конечно, искусственный, согласно последней моде. Шея тренера сплошь в татуировках. Это так называемые «укротители», какая-то очень африканская муть. Только у нигерийцев есть лицензия на распространение героина и приручение хищных животных, в том числе трансгенных.
Тишина.
Мерцание неоновых ламп.
Тренер медленно прогуливался вдоль строя. Туда, обратно, в центр зала. Остановился. И вдруг всколыхнулся тройной подбородок — мол, слушайте и не говорите, что не слышали! Вождь приветствует бледнолицых братьев!
— Сынки, все вы прекрасно знаете, как здесь оказались. — Голос у тренера ласковый, отеческий, благодаря точной настройке голосовых связок. — Да-да, вы все прекрасно знаете…
Ложь. Макс не знает.
Много раз он пытался вспомнить, как его угораздило связаться с рекрутинговой конторой «Донна Мара», обладающей эксклюзивными правами на вербовку и обучение футболистов. Как вообще он умудрился подписать контракт на целый сезон? Это ведь не обычный договор на один-два матча с правом продления при обоюдном согласии сторон, но изначально самоубийственный вариант!
Но сколько бы Макс ни тужился, память выдавала лишь правила и тактику боя-игры. Аксиомы, принципы, основы. Оборона и наступление. Разведка и рекогносцировка. Марш по левому флангу, «лунная походка», подкат, прыжок на месте без предупреждения, первая помощь и наложение жгута на горло при сильном кровотечении…
Макс пытался вновь и вновь. Вот-вот, рядом, чуть-чуть и… Безрезультатно: не мозги, а серый вязкий кисель. Пусто. Слизистое варево не способно помочь Максу.
Ты все забыл, Мцитури, ты слишком долго играешь. Ты ведь помнишь первый состав команды. Их было двадцать, как и сейчас. Все они умерли, все. Зооморф, после подрыва на мине похожий на колобка, искусанного гигантской лисой. Высокая девушка-баскетболистка, падающая на газон, — ей оторвало ногу по колено. Индеец-пауни, харкающий своими дымящимися легкими. Моджахед, безуспешно зажимающий рану в животе… А еще фамилии без лиц. Григорян, Сергеев, Маттеус, Зигфридсон, Платт, Хесслер, Сёдзи, Ли, Пирс, Клинсманн, Аль Хусейн, Петренко…
Сколько матчей ты провел, а, Макс Мцитури? Пятнадцать? Тридцать? Сто?..
Амнезия. Серый кисель меж висков. Слишком много взрывов, слишком много транквилизаторов и ран. И до смерти надоел футбол. Вот бы на волю: снять майко,[34] полюбоваться цветущей сакурой!
— Вы пришли в наш клуб не просто так, но ради великой мечты! — Тренер колдовал над застежками мастерки. Виртуальный бегунок соскользнул по внушительному животу, затормозил у паха и растворился в воздухе. При этом крохотные динамики выдали звук расстегиваемой «молнии». Неофиты с умилением внимали тренеру. Это благоговение — результат действия химических препаратов и гипноза.
— Вы доказали всему миру, что вы — настоящие мужчины! — Бегунок вжикнул вверх. Стандартная проповедь слегка устарела, ведь среди присутствующих есть дама и зооморф, которых мужиками никак не назовешь.
В одной из первых игр сезона молодой паренек, китаец или кореец, пацан совсем, тощий и нескладный, зацепил растяжку. «Лягуха» оглушительно квакнула. Мелкая россыпь бритвенных осколков под самый корешок отчикала его мужское достоинство. Схватившись за промежность, азиат упал: стиснутые зубы и розовая пена на губах. Вот вам и настоящий мужчина, что-то там доказавший миру.
Макс беззвучно рассмеялся. И вдруг задумался: а как он смеялся раньше, до чемпионата? Громко, взахлеб, разбрызгивая слюну и хлопая себя по ляжкам? Новобранцы все до единого так делают. Макс давно понял: раскатистый хохот — из-за дряни, которой пичкают молодежь при вербовке. Те, кому повезет перейти в разряд ветеранов, станут менее эмоциональными.
— И самое главное — вы заработаете немного деньжат! Каждый из вас загребет кучу необлагаемых налогом евро! Столько денег не наварит весь вьетнамский квартал за год вкалывания на белковом заводе!
Одно и то же. Те же слова, тот же ритм. Мол, тебе есть к чему стремиться: шагни, протяни руку и возьми свое, ведь ты — герой спорта. Ты — футболист. А это ко многому обязывает, но и гарантирует права и свободы.
