однажды во время возлияния академика озарило: он придумал ту самую теорию квазиреальностей. Оставалось только доступно сформулировать концепцию. А почему бы и нет? Так сказать, во внерабочее время? В качестве хобби?
А наутро Оймикадо позвонили и командирским голосом намекнули: «А что, если ваше хобби, уважаемый академик, опробовать, к примеру, на противопехотных минах? И противотанковых? Если вы не страдаете аллергией на инженерные боеприпасы, то почему бы и нет?»
Оймикадо боялся даже представить, как о его гениальном озарении могли узнать в Министерстве обороны. Он смутно понимал, как теория квазиреальностей соотносится с инженерными боеприпасами, но — терпеть неизбежное зло, терпеть! — все-таки согласился.
И работа закипела. Забурлила камчатским гейзером. Этика? Мораль? Не смешите ветерана умственного труда. Для истинного ученого главное — ЗНАНИЕ; чистая наука не есть добро или зло, но есть НАУКА с большой буквы!
И вот миновало пять лет, появились первые обнадеживающие результаты. Вот тогда НИИ Оймикадо и переселили в специально вырытые катакомбы и переименовали в Технопарк.
Режим ужесточили. Агенты и камеры — это даже не ягодки были, а всего лишь пестики без тычинок. То есть баста, карапузики, отныне вы — госсобственность. Вы на довольствии, кушать подано, евро на счет. И работайте, господа, работайте. Не стесняйтесь, экспериментируйте, совершайте мозговые штурмы, засады и марши в колонну по трое. Вот вам все условия для жизни: бассейн, спортзал, библиотека, солярий, китайский ресторан, прачечная… Плюс новейшее оборудование лабораторий.
Но не забывайте, господа: труд сделал из счастливой обезьяны хмурого кроманьонца. Будьте хмурыми!
А письмецо домой?
А не положено.
Как?!
А вот так.
Раздражение нарастало: зачем нужна ТАКАЯ зарплата, если ее нельзя потратить?!
Саботаж стал нормой: молоденькие лаборантки расшибали косметички о микроскопы, начальники отделов ныряли в алкогольно-наркотические глубины. И ладно, подумаешь. Но! Кто не работает, тот не ест, верно? Трое суток не ели, до пальбы дошло — когда самые отчаянные попытались овладеть шахтой лифта, соединяющей Технопарк с поверхностью. Результат: три трупа, два инфаркта, одно ранение в ягодицу. Остальные бунтовщики схватились за пробирки с энтузиазмом пуще прежнего: такой уж склад характера — естествоиспытатели.
Но это все присказка, а сказка случилась значительно раньше, когда вояки обозвали проект каким-то совершенно непроизносимым кодом из десятка цифр, тире и четырех букв. Вот тогда Оймикадо и сорвался: «Ну, сколько ж можно?!» Через мой труп — и хоть ты тресни. Ему: «А как?» Он: «А не знаю, но не так». Они, теребя погоны и бряцая медальками: «Уважаемый, если вы не знаете как, то не мешайте работать». Он: «А вот и знаю.» — И брякнул первое, что в голову пришло: — «Плодородие ПОМЗ-2М». Генералов аж передернуло: такое грубое нарушение режима секретности! Но — через мой труп! А такими трупами разбрасываться — все равно что проект закрыть. А деньги-то потрачены немаленькие, да и разработки перспективные. «Плодородие ПОМЗ-2М» — идиотизм, конечно, редкостный. Такой маразм, что генеральские звездочки стыдливо поржавели. В общем, утвердили единогласно. Даже денег дополнительно для проекта выбили.
Старик прям расцвел. Правда, вскорости и завял, застав жену с лаборантом из отдела запалов. Женушка под музычку распахивала полупрозрачный халатик, а лаборант находил это привлекательным даже без коньяка, разбавленного валерьянкой. Но это уже совсем другая история…
Глава 16
КОСУЛИ ЖИВУТ В НОРАХ
Пять скальпов на поясе у Стаса. Будет чем похвастаться Лизе, да и батя оценит трофеи. Старый Сокол хромал сильнее обычного. Над ним вились сонные осенние мухи: жужжали, садились на лицо, путались в растрепанных косах.
Он вытащил щуп из трупа убитого им проводника — арматурный прут вымаран ржавчиной крови. А еще у Стаса теперь есть отличный лук: с костяными накладками и тетивой из оленьих жил. В плече лука просверлено отверстие, в которое вставлен кусочек малахита — талисман, как и беличий хвост, привязанный конским волосом к рогу лука. Запасная тетива и полтора десятка стрел хранятся в колчане из шкуры ирбиса.
Старый Сокол внимательно осмотрел наконечники: отравлены или Махэо миловал? Обожженные Бедра частенько используют яд, но Стасу повезло: ничего такого он не заметил.
Руки его искалечены, он плохо владеет луком. Но мало ли что случится в междутропье, да и хорошее боевое оружие жаль бросать. С таким и у костра станцевать не стыдно, и трофей опять же. Оторванные пальцы заново не вырастут, так что по сути пользы от лука с клюв перепелки. Ну ничего, Стас как-нибудь справится.
Он топал по широкому проспекту, а тот все не кончался.
Старый Сокол был предельно внимателен, теперь его не застанут врасплох. Хотелось бы в это верить. Ведь в домах легче простого устроить засаду одинокому путнику. И при всем желании врага не заметишь, пока тот сам не выдаст свое присутствие. Поэтому Стас держался правой стороны тропы, прижимаясь к зданиям. Из окон небоскребов стрелы, если и долетят, то не убьют, а из зданий, вдоль которых он шел, затруднительно попасть в человека, распластавшегося вдоль бетонной стены.
Высоко между домами, высматривая падаль, кружили стервятники. Дорогу Стасу частенько перебегали еноты — то и дело выскакивали из шахт канализации и стоков. Еноты его мало интересовали: мяса на раз- два куснуть. К тому же поймать енота — еще та работка, а из лука в верткого зверька Стасу вовек не попасть. Так что пища — проблема не из последних. И животик полностью сошел, прилип пупком к позвоночнику, и закончились припасы, взятые дома. В общем, дело дрянь.
Впереди виднелась бамбуковая роща. Если в этой части Города и водятся животные с рогами и копытами, то именно там. Стас уже видел сегодня коз на балконах и пожарных мостках, перекинутых между небоскребами. Но козы также недоступны ему, как мамин картофель «в пончо».
А вот роща — другое дело.
Пой, лук! Звени, тетива!
Охота оказалась удачной: Стас завалил молодую косулю. В зарослях бамбука паслось небольшое стадо, к которому удалось подкрасться на расстояние выстрела. И случилось чудо: Сокол попал в пятнистое животное, убил сразу. Преследовать раненую зверушку, которая на последнем издыхании запросто пробежит пяток кварталов, — приятного мало. Да Стас и не смог бы за ней угнаться — натягивая тетиву, он совсем обессилел. Пот катился по лбу, заливая глаз. Болели сломанные пальцы, хотелось кричать и плакать. Если б промазал — накормил бы собой койотов, шнырявших пока что в отдалении. Ему очень повезло, что косуля откинула копыта на месте.
И вот туша разделана, и вспыхнул костерок на втором этаже невысокого, всего-то сорок этажей, здания, непонятно как затесавшегося среди стеклянно-бетонных гигантов. Стас подкинул в огонь ножку стула. Он потратил кучу времени, чтобы найти именно деревянную мебель, а не обычную, из углепластика и металлокерамики. Пахло горелым лаком, жарилось мясо. Подвинувшись ближе к огню, Старый Сокол грелся. Ночи-то не летние. Поужинав, улегся и спал спокойно, как дома. Снилась чужая кровь на томагавке. Потому и спокойно, что чужая.
Утро выдалось хмурое. Сеял меленький дождик, покрывая Город пленкой кислоты. Сыро и мерзко. Противно и смертельно опасно.
И не хочется идти — ой, как не хочется! — а надо.
Может, бросить все — ну не нашел Лизу, не нашел! — и вернуться домой? Там хорошо, там свои и вкусно кормят. И спать там мягко, и есть с кем поговорить. Вот только Уголь Медведя посмотрит искоса, и
