А в ответ тишина. И то верно, не добавить к сказанному, не убавить.
Гурбан заизвивался, сумев подползти к долговязому поближе.
— Руки. Надо высвободить.
На полу им удалось расположиться спиной к спине относительно друг друга так, что их кисти могли бы сомкнуться в рукопожатии. Вот только здороваться они не собирались. Нащупав веревку на запястьях Маркуса, Гурбан вцепился в нее пальцами, пытаясь расшевелить как-то, выбрать слабину, чтоб образовался зазор, а то и вовсе — вот была бы удача — распутать узел. Но связали Маркуса на совесть, умело. Небось Фаза расстарался, на его работу похоже…
Гурбан возился уже с полчаса. И с каждой минутой положение становилось все более отчаянным. И хоть сдаваться он не собирался, это мало что меняло — освободить Маркусу руки он не мог, и вряд ли долговязый сумел бы помочь Гурбану, с его-то проблемами после контакта со слизнем: суставы у него плохо работали, между фалангами пальцев не исключение.
Надо бы сменить тактику. Гурбан опять развернулся — тихо, так чтобы никого не разбудить. Он решил попробовать распутать веревку зубами.
И все-таки он привлек внимание врага!
Со своего места поднялся толстяк — кажется, Ашот его зовут — и, переступив через девушку, подругу Сташева-младшего, шагнул к пленникам.
В руке его блеснул нож.
Равиль сидел за компьютером. Пальцы его так и порхали над клавиатурой. Данила знал, что вольник впитывает своим мозгом всю инфу, которую только может найти. Он сейчас полностью — от пяток до макушки — на это настроен. Выстрели у него над ухом — никак не отреагирует.
В компьютере отца действительно было чем поживиться. Все отчеты об экспериментах над симбионтами за много лет. Да там скопилось столько информации, собранной по крупицам исследователем, сколько Братство о самом себе за века не узнает — об этом сообщил Даниле Равиль, прежде чем с головой ушел в работу.
Дан, хоть и была команда отдыхать, не сумел перебороть желание поговорить с отцом. Ведь два года не виделись. И мало ли что батя его принял неласково, это все потому, что он не понимает пока всех возможностей Братства, той широты и искренности, что ждет человечество впереди. Так что ему простительно.
— Симбионты — усилители наших природных способностей, отец. Ну или слизни. Я знаю, ты их создал. — Данила не моргая смотрел на Павла Сташева, застывшего в захватах кресла.
Тот потупился. Сделал вид, что рассматривает носки своих начищенных ботинок. Столько лет прошло, а военная аккуратность так и не вытравилась из отцовского сознания. Он ведь был генералом, даром что ученым. И он не просто руководил большой лабораторией со всеми ее многочисленными сотрудниками, но и сам был ведущим ее специалистом, а впоследствии — и вовсе единственным спецом.
— Да. Я создал, все верно. И когда эксперимент… когда его результат вырвался из-под контроля, я бежал из лаборатории, один из немногих, кто сумел покинуть ее. Смена магнитных полюсов оказалась неожиданной, но все же сработал режим биологической опасности… Впрочем, это сейчас не важно. Что касается твоего вопроса, сын, то… Наша цель вовсе не заключалась в том, чтобы присадить паразита каждому живому существу на Земле. Вовсе нет. На основе брюхоногих моллюсков, в частности легочных улиток из группы стебельчатоглазых, мы создавали систему координации действий подразделения на поле боя. С помощью усовершенствованных слизней, контактирующих с ЦНС бойцов и командира, можно было существенно улучшить коммуникацию. Не нужны бы стали радио, компьютеры и даже голосовые связки. Приказы командира не удалось бы перехватить ни одному шпиону, никакому вообще оборудованию, ибо они поступали бы непосредственно в мозг солдата. Ты представляешь, что это такое — когда твой приказ точно услышан, и понят, и будет исполнен? Высокообученный специалист — офицер — получал словно бы несколько десятков рук, ног и единиц оружия. Он мог координировать действия всех своих бойцов, знать, что они делают в каждый момент времени, и при необходимости даже брать контроль над телами подчиненных. А теперь представь генерала, который контролирует тысячи офицеров. А маршала?.. Это был принципиально новый метод организации взаимодействия на поле боя. Не какие-то эфемерные нанотехнологии, о которых трубили на каждом углу, не кремниевые чипы в мозгу, но новейшие биопроцессоры-импланты, не имевшие аналогов в мире!..
Даже спустя годы и после всего, что получилось в итоге его экспериментов, в голосе отца сквозила гордость за проделанную работу. И без разницы, что сам он — пример торжества высоких технологий. Точнее, торжества этих самых технологий над теми, кто их создал. Модифицированные моллюски таки активно занялись тем, для чего их породили. Стоит ли их винить за это? Особенно если в конце их быстрой эволюции возникло Братство?.. Данила с восхищением смотрел на отца.
Да, Павел Сташев повинен в том аду, том апокалипсисе, что захлестнул Землю. Из-за него погибли миллиарды людей, а те, кто выжил, вот уже много лет вынуждены трястись от страха в заточении за высокими Стенами острогов. Другой на его месте удавился бы. А батя — нет, сумел обуздать свою совесть, даже заимел сына в далеком Харькове, куда сбежал.
Он — особый человек.
Он — лучше всех.
Если бы не он, не возникло бы Братство!..
И тут что-то черное, нехорошее поднялось в душе Дана. Захотелось схватить со стеллажа молоток и обрушить на голову чудовищу в людском обличии, которое так легко говорило о жутких жертвах, о сломанном мире, о загубленных судьбах… Это вновь проявился дефект Дана. Он слишком близко принимал все, что окружало его, к сердцу. Он так и не смог отрешиться от эмоций, его оценки происходящего неадекватны из-за этого.
Равиль на миг остановился, ладони его зависли в воздухе над клавиатурой. Вот-вот он оторвет взгляд от экрана и уставится на Данилу своими зеркальными очками.
Дан мотнул головой, прогоняя наваждение — никаких молотков, никаких чудовищ, все хорошо, Братство — это круто, спасибо отцу, и Дан его верный член.
Пальцы вольника вновь ударили по клавишам, на которых уже нельзя было разобрать символы — истерлись за годы и буквы, и цифры, и прочие значки.
А Павел Сташев продолжал свой рассказ:
— Потом началось то, что называют Псидемией. Из-за электромагнитной бури после смены полюсов вышла из строя наша система охраны. Слизни — симбионты, как ты их называешь, — смогли вырваться на волю. Еще до этого мы обнаружили, что они обрели некое подобие коллективного сознания. Сам по себе каждый отдельный слизень ненамного умнее таракана, разве что с более сильными инстинктами, но соединенные своей сетью, они… В общем, они вырвались. Ничем более не ограниченные, попав в благоприятную среду обитания, слизни размножались с ужасающей скоростью. Они ведь гермафродиты, то есть имеют как мужские, так и женские половые клетки. Мы, конечно, занимались ограничением репродуктивной способности боевых биопроцессоров, но точка еще не была поставлена в этих разработках, а тут катаклизм всепланетного масштаба, и все полетело в тартарары…
— Агрессия, — перебил отца Данила. — Отчего носители так агрессивны к людям?
Его самого уже вновь распирала ярость. Он должен был восхищаться отцом, а вот не получалось почему-то… И даже не восхищаться, нет. Просто принимать его существование и поступки как данность — именно так воспринимал ученого Равиль, к примеру. Но Дан не мог отрешиться. Не мог, и всё! Мозг его затуманивали, захлестывали противоречивые эмоции: сыновняя любовь, ужас от той вины, которая лежит на отце, злость на отца за то, что его не было рядом, когда умирала мать!..
— А ты не догадываешься, сын? Мы ведь создавали по сути оружие против людей. Мы сделали так, чтобы слизни могли регулировать определенные химические реакции, в частности стимулировать выработку норадреналина. Нам нужны были бойцы, которые ничего и никого не боялись бы и уничтожали врага, как берсеркеры. Боевой дух — это немаловажно. Жажда чужой смерти — это все для того, кто сражается… Но прошли годы, и слизни мутировали. Точнее, научились создавать биопроцессоры нового типа. Гермафродиты, они могут выбирать нужный генный материал. Не все, только те особи, что предназначались для высшего руководства, для командиров армий и выше. Эти моллюски к тому же обладают усиленными
