Колымские тетради

И под песенной защитой
Я пройду своим путем,
Неожиданно забытый
Ветром, полночью и льдом.

Я — море, меня поднимает луна

Я — море, меня поднимает луна,
И волны души отзываются стоном.
Пропитанный болью до самого дна,
Я — весь на виду. Я стою на балконе.

Лунатик ли, пьяный ли — может, и так.
Отравленный белым далеким простором,
Я знаю, что ночь — далеко не пустяк,
Не повод к застольным пустым разговорам.

И только стихов я писать не хочу.
Пускай летописец, историк, не боле
Но что мне сказать моему палачу —
Луне, причинившей мне столько боли?

Пичужки песня так вольна

Пичужки песня так вольна,
Как будто бы не в клетке
Поет так радостно она,
А где-нибудь на ветке.

В лесу, в моем родном лесу,
В любимом чернолесье,
Где солнце держат на весу,
Достав до поднебесья,

Дубы кряжистые и луч,
Прорвав листву резную,
Скользнув с обрывов, туч и круч,
Дробит волну речную.

И отражен водой речной,
Кидается обратно.
И солнце на листве сквозной
Бросает всюду пятна.

И кажется, кусты задень,
Задень любую ветку,
Прорвется, заблистает день,
И только птица — в клетке.

Но все миражи и мечты
Раскрыты птичьей песней,
Достойной большей высоты,
Чем даже поднебесье.

Копытят снег усталые олени

Копытят снег усталые олени,
И синим пламенем огонь костра горит,
И, примостившись на моих коленях,
Чужая дочь мне сказку говорит.

То, может быть, не сказка, а моленье
Все обо мне, не ставшем мертвецом,
Чтобы я мог, хотя бы на мгновенье,
Себя опять почувствовать отцом.

Ее берег от мора и от глада,
От клокотанья бледно-серых вьюг,
Чтобы весна была ее наградой,
Подарком из отцовских рук.