Книга «Андрей Рублев» лежала на столе. Я пролистал ее и с удивлением обнаружил, что подробного описания «Троицы» в ней нет. Есть черно-белая фотография. А ведь мне не помешало бы знать об иконе кое-какие детали: размеры, сохранность доски, гамму красок. Да мало ли что могло пригодиться мне в расследовании! И все-таки книга оказалась мне полезной. В конце ее была дана краткая библиография.
Список был не слишком длинный, но и просмотреть все эти книги в одночасье было бы затруднительно. Я выписал в блокнот данные монографий и вскипятил чай.
Потом я вернулся в прихожую и достал из внутреннего кармана шубы потрепанную английскую книжонку в яркой обложке, из которой я до сих пор не перевел ни одного слова. Ох, и обломится мне «неуд» по английскому в этом семестре!
С лаковой обложки на меня смотрел симпатичный брюнет с длинными волнистыми волосами. Изящными руками в кружевных манжетах он рвал пасть кому-то очень противному. По выражению его лица было видно, что парень делает не слишком приятное, но привычное дело. Видно, его, как и меня, заедал быт.
Вздохнув, я оставил злополучную книжку на столе и пошел в библиотеку. Надо же было как следует ознакомиться с «Троицей». Труднее всего искать вещь, которую никогда в жизни не видел!
В городской библиотеке имени Рылеева я не бывал с прошлого семестра. Пятнадцать минут мне перерегистрировали билет, потом примерно столько же времени я разыскивал по каталогу карточки нужных мне изданий. Для начала я заполнил требование на монографию Деминой «Троица» Андрея Рублева». У нее было самое многообещающее название.
Высокие полутемные коридоры библиотеки вселяли в меня покой и уверенность. Библиотекарша, бросив взгляд на требование, сказала:
— Книга выдана час назад. Возьмете что-нибудь другое?
— Нет, — сказал я, — посмотрите, пожалуйста, по формуляру, кто ее взял. Это, наверное, кто-нибудь из моих знакомых. Тогда я просто пойду в зал и поищу его.
Женщина порылась в формулярах и, вытащив один из них на белый свет, показала его мне:
— Бейлина Нина Александровна. Знаете такую?
— Нет, к сожалению, — покачал я головой. — Она взяла одну только эту книгу?
— Она востребовала почти все издания о творчестве Андрея Рублева, которые есть в нашей библиотеке. Шесть монографий.
— Ну-у… — протянул я, — тогда есть шанс, что именно сейчас она читает другую книгу. Опишите мне ее, и я поищу в зале. — Библиотекарь на секунду задумалась, сняла и протерла очки:
— Невысокая, полненькая, в синем вязаном платье. И крашеная. Она в малом читальном зале.
Я поблагодарил и направился в малый читальный. В дальнем углу, возле самого окна, маячило ярко- синее платье. Я подошел и поздоровался:
— Добрый день, Ника!
«Гиенка» подняла на меня глаза. В них промелькнул мимолетный испуг, потом — узнавание.
— А, это вы, Макс…
— Вот что значит хорошая память! — губы сами сложились в улыбку. — А вы, как вижу, всерьез увлеклись древнерусской живописью? — И я выудил одну из горки лежавших перед девушкой книг. — Очень милая книжечка! — Девушка послала мне улыбку в ответ. — Вас это действительно интересует, Ника? Меня, представьте, тоже! Кстати, Ника, а вы уверены, что у вас найдется двадцать тысяч, которые просят за икону? Или вы намерены ослепить Святослава Хомяка своими юными прелестями? Тогда — даже не просите — я с вами в долю не войду!
— А я вас и не зову в долю! — вежливо ответила девушка.
— Ну, тогда вам иконы и вовсе не увидать! — в эти свои слова я искренне верил, сомневаясь, правда, увижу ли я эту икону сам. А ведь очень хотелось бы. — Да, Ника, а это не вы так несмешно подшутили над Игорем?
Девушка резко побледнела, глядя на меня круглыми глазами. А я продолжал равнодушным тоном:
— Впрочем, какое мне дело?! Передайте Игорьку, что я не приду на его похороны.
Ника сглотнула слюну и снова сложила губки в вымученную улыбку. Я молчал — просто не о чем было с ней говорить. Промурлыкал под нос несколько тактов «Прощания славянки» и сел за соседний столик, взяв с собой книгу. Потом проглядел текст по диагонали, делая выписки в блокноте. У соседки моей та же работа явно не клеилась: она поминутно оглядывалась на меня, ерзала на стуле — словом, чувствовала себя не в своей тарелке. Лично меня это устраивало, ведь чем больше дезорганизуются конкуренты, тем больше шансов остается.
Я перечитал свои записи, перебросил книжку на Никин стол и пошел из зала по-английски.
— Постойте, Макс! — вполголоса окликнула меня девушка. Я услышал, вернулся и присел на краешек стула.
— Не сердитесь! — сверкнула она на меня серыми глазами. — Вы мне очень-очень симпатичны! И мне есть что сказать вам… Я расскажу все, что знаю об иконе. Но не сегодня. Не сегодня, Макс! Давайте встретимся завтра вечером.
— Ну, если нам действительно есть о чем поговорить… Когда и где? Назначайте, мадмуазель!
— В девять вечера, — опустила глазки долу моя собеседница. — Раньше, к сожалению, не могу.
— В девять так в девять. А куда подойти?
— Макс, я… я живу очень далеко от центра…
— Не в Лабазово, надеюсь…
— Чуть поближе. На Висиме.
Я неплохо знал этот довольно удаленный от центра города рабочий район. Висим — высокий холм, увенчанный кокошником частных деревянных домиков, во дворах которых мирно пасутся козы, а по заумной крутизне его улочек в зимние гололеды не может забраться ничто четырехколесное. И почему-то я голову готов был прозакладывать, что живет Ника вовсе не на Висиме. Так зачем же я ей там понадобился?
— Значит, в девять ноль-ноль на Висиме. А где именно?
— Нет, на Висим вам взбираться не стоит! — Ника подарила мне очередную странную улыбку. — Встретимся внизу, в парке, на берегу пруда. Вы знаете, где там пруд?
Я покорно кивнул.
— Вот и хорошо. На набережной, возле спортклуба. В девять у меня кончается тренировка, и я к вам выйду. Хорошо?
Я кивнул еще раз. Мне ведь не трудно.
— Буду ждать завтрашнего вечера, Макс! Вы ведь
Заверив Нику, что приеду
— Ника, вы случайно работаете не в Облглавснабе?
— С чего вы взяли? — вполне искренне удивилась девушка. — Я вообще нигде не работаю. Учусь в строительном техникуме.
На этом мы и распрощались.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
ТОВАРИЩ ТИТ
Вас били свинчаткой по голове? Если да, то вы меня поймете. Но лучше — все по порядку.
Когда в далекой столице кремлевские куранты отзвонили восемь часов, в нашем городе пробило десять. В этот момент я стоял возле двери подвала в доме Хомяка. В детстве мы часто играли в этом подвале. Довольно обширный, он был плотно застроен внутри дощатыми чуланами, между которыми змеился лабиринт коридоров. В чуланах жильцы хранили старые вещи, запасенные на зиму картошку и морковь, пыльные газеты десятилетней давности. А пацанье, если удавалось стащить у родителей ключи,
