— А сколько их, по-вашему, всего там? — спросил Цезарь, поправляя повязку на лице.
— Точно никто не знает. Наверно, до сотни наберется. Костяк — руководители крупных концернов, короли — только нефтяные, стальные и прочие, бывшие и нынешние президенты, премьер-министры, представители крупных политических партий, даже некоторые профсоюзные боссы. Кто однажды вошел в клуб или кого туда пригласили — сохраняет членство пожизненно. Вот так…
— Мы приятно беседуем, — сказал Цезарь, — а Люц тем временем готовит очередной сюрприз. Надежно ли охраняется центр связи?
— Все о’кей, — заверил Тибб. — УЛАК висит над коттеджем. Густавино видит их перемещения на специальном экране. В случае необходимости известит.
— Известит центр связи?
— И центр, и меня непосредственно.
Тибб поднял руку с часами. На браслете часов с внутренней стороны оказался небольшой матовый экран. Тибб повернул его, и на экране возникло изображение.
— Что слышно? — спросил Тибб, приближая экран к губам.
С экрана прошелестел ответ.
— Люди Люца внутри кольца наших постов, — сказал Тибб. — Большинство отдыхает.
— Сколько их? — прищурился Цвикк.
Тибб передал вопрос Густавино. Ответ последовал немедленно.
— Он говорит, что всего тридцать семь, но, — Тибб снова прислушался к шепоту экрана, — это общее количество. Людей Люца немного меньше. Они задержали в коттедже кого-то из наших…
— Там остались повар и горничная, — кивнул Суонг.
— Я видел двух горничных, — поправил Цезарь.
— Значит, трое, — вздохнул Цвикк, — девушкам можег быть худо.
— Я бы все-таки атаковал их ночью, — резко сказал Цезарь.
Цвикк покачал головой, но не ответил. Промолчали и остальные.
— Какие у них возможности радиосвязи? — обратился Цезарь к Корту после довольно долгого молчания.
— Коттедж может связаться с нами, с Центральным аэродромом.
— А если надо подальше? — прищурился Цвикк.
— Не смогут. УЛАК экранирует дальнюю радиосвязь.
— УЛАК?
— УЛАК—два, — кивнул Тибб, — тот, что висит над коттеджем.
— Это неплохо, — оживился Цезарь.
— Но у них еще диспетчерская аэродрома, — заметил Цвикк.
— Там то же самое, — сказал Тибб, — над аэродромом висит УЛАК—пять.
— Значит, они лишены дальней связи? — уточнил Цезарь.
Тибб молча кивнул.
— Мы перехватили переговоры их связистов, — сказал Корт. — Оба недоумевают, почему не слышно дальних станций. Решили, что из-за атмосферных помех. К утру, действительно, может собраться гроза.
— А вечером они кого-нибудь пытались вызывать? — поинтересовался Цвикк.
— Диспетчерская вызывала 'Кондора', — Корт отодвинул свой бокал, — по некоторым репликам можно было догадаться, что 'Кондор' где-то в Андах, может быть, в Чили.
— 'Кондор' не ответил?
— В коттедж передали, что не ответил.
— Мы отсюда тоже не можем сейчас связаться с далекими пунктами? — спросил Цезарь. — Например, с Канди или Лондоном?
— Пока УЛАК экранирует этот район, нет, — сказал Тибб. — Но передачи, адресованные нам, примут на УЛАКе—два и известят нас.
— Ждете вестей из Лондона, патрон? — прищурился Цвикк.
— И хотел бы поговорить с женой, — устало пробормотал Цезарь, поднимаясь из-за стола. — Вы извините, я, пожалуй, пойду отдохнуть. Нет-нет, вы оставайтесь, — запротестовал он, видя, что остальные тоже встают.
— Вы отдыхайте спокойно, патрон, — проговорил Цвикк, снова опускаясь на свое место. — Мы будем бодрствовать по очереди.
— Пусть отдохнет хорошенько… Ему сегодня досталось-таки, — продолжал Цвикк, после того как Цезарь, сопровождаемый Суонгом, покинул салон. — Ума не приложу, чего он выскочил днем, прямо в лапы этому типу.
— Понадеялся на свой авторитет главного босса, — предположил Корт.
— Такой ход, конечно, мог сработать, но не в случае Люда, — Цвикк потянулся за ананасом. — Этот человек творит зло, как пчела творит мед.
— У Цезаря Фигуранкайна есть одно качество, — медленно сказал Тибб, — я бы назвал его надменностью души. Им обладают на Земле немногие. Может быть, им обладали апостолы и самые знаменитые мученики, и уж наверняка — ученые-мученики: Джордано Бруно, Сервет… Это качество придает мужество. Такой человек способен умереть под пытками, но не отступится от своего…
— Да-а, — протянул Цвикк, — и милейший Люц был вполне способен превратить нашего патрона в мученика…
Только в два часа ночи дежурная сестра появилась в приемном покое, где Стив дремал в кресле, и заверила, что жизнь Инге уже вне опасности.
— Доктору пришлось повозиться, — добавила она, — у девочки заворот кишок. Вероятно, принимала участие в какой-то голодовке, а потом сразу много поела.
— Именно, — кивнул Стив, — они… протестовали против массовой безработицы.
— С ума молодежь сходит, — сурово поджала губы сестра, — из дома убегают, бродяжничают неизвестно где, безобразят. Полиция сладить не может. Одеваются бог весть как, стыд глядеть… А эта — ваша дочка?
— Племянница… по материнской линии…
— Давно сбежала?
— Порядком… Едва нашел… Почти случайно.
— Родители-то, верно, голову потеряли.
— Отца чуть удар не хватил.
Сестра покачала головой:
— Ну, еще бы… Подумать только… Скверная девчонка!
— В детстве забыли отшлепать. Долго ее тут продержат?
— Это зависит, — сестра сделала многозначительную паузу, — это будет зависеть от ее родителей, сэр… Клиника частная…
— Понимаю… А сколько обычно держат после таких случаев?
— Дней десять — двенадцать. Иногда больше. Ваша племянница очень истощила себя голодовкой. Но двухнедельное пребывание в нашей клинике обойдется недешево, сэр.
— Родители — состоятельные люди.
— Ну, тогда конечно.
— А можно ее сейчас увидеть?
— К сожалению, только утром. Операцию делали под общим наркозом.
— В таком случае, можно мне тут подождать до утра?
— О сэр! У нас это не принято. И потом, в двух кварталах налево отель. Неплохой отель.
— Тогда я пошел. — Стив поднялся. — Зайду утром… Ее документы…
— У меня, сэр. Вот они… С вашего разрешения, я утром скажу шефу, что девочка останется на весь курс лечения.
— Разумеется. Утром я урегулирую все формальности, сестра.
— Счет вы оплатите через банк или наличными?
— Предпочитаю второе… Спокойного дежурства, сестра, и… огромное спасибо. А это вам. — Стив
