локаторами разного рода, там могут оказаться и такие, которые способны оказывать целенаправленное воздействие на психику… На человеческую психику. Вспомните легенды о сиренах… В каждой легенде есть рациональное зерно. Я отнюдь не утверждаю, — продолжал Шекли, заметив улыбку Волина, — что это обязательно должны быть зеленоволосые красавицы с рыбьими хвостами… Подобными свойствами могут быть наделены даже некоторые виды глубоководных кальмаров, которые таким путем приманивают добычу. Или какие-то другие твари, о существовании которых мы еще и не подозреваем. Ваша «Тускарора» находится у края глубочайшей впадины Мирового океана. Безусловно, в этой впадине имеются свои специфические обитатели… Кстати, Том, показывали нашему гостю фотографию дна, сделанную в августе у края Филиппинского желоба?
— Вы имеете в виду тот загадочный крестообразный след?
— Именно его.
— Вероятно, не показывали. Эти фотографии еще изучаются.
— Откройте левый верхний ящик моего стола, Том. Там лежит копия фотографии. Передайте ее, пожалуйста, коллеге Волину.
Том порылся в столе и протянул Волину большую фотографию. На темной бугристой поверхности дна по диагонали тянулся отчетливый след — линия крупных глубоко вдавленных плоских крестов.
— Ну как? — спросил Шекли у Волина, который долго и внимательно рассматривал фотографию.
— Странный отпечаток. Не встречал подобного… Хотя впрочем… Нет, то выглядело иначе…
— Поразительно, что эти кресты огромные, — заметил Том. — Каждый размером около метра. А длина следа более шести метров. Фотография сделана широкоугольным объективом с большим углом зрения и охватила значительную площадь.
— Какая там глубина? — поинтересовался Волин.
— Три тысячи шестьсот метров. Это у восточного побережья острова Минданао, точнее, в тридцати километрах к востоку от рифа Баганга.
— Значит, как раз напротив средней части Филиппинского желоба, — кивнул Волин. — Знаю эти места… Континентальный склон там очень крутой и обрывается прямо к наиболее глубокой части желоба. А протяженность следа?
— Неизвестна, — покачал головой Шекли. — Это отдельная случайная фотография. Точная ее привязка была затруднена сильным волнением на поверхности. А в поле зрения телевизионной установки след не попал. Наше исследовательское судно «Метеор-3» дрейфовало в этом районе больше месяца. Поймать след второй раз не удалось.
— Спуск на батискафе?
— Пока не производился. Батискафы сейчас заняты в других местах. Попытаемся, конечно, привезти туда батискаф, но позднее.
— Что же говорят специалисты?
— А ничего, — пожал плечами Шекли. — Этот след — загадка. Полная загадка для всех. Для меня тоже. У нас накопилось немало таких загадочных отпечатков, но этот самый большой и, пожалуй, самый хитрый.
— Интересно, как он был ориентирован на дне, — сказал Волин, возвращая фотографию Тому. — Если вниз по склону, может, это след качения чего-то.
— Например, огромного колеса с крестообразной насечкой, — оживленно закивал Шекли. — Вот-вот, я уже говорил им об этом. Словно вниз по склону в Филиппинскую впадину скатилось огромное колесо, от старинного колесного парохода…
— Но след очень свежий, а колеса старинных пароходов…
— Не имели таких насечек, — подтвердил Шекли. — Все это правильно… А главное, коллега, след идет не вниз, а параллельно склону. Фотоаппарат был соединен с гироскопом, поэтому снимок получился ориентированным. След в том месте, где его сфотографировали, шел точно по меридиану, вдоль края Филиппинской впадины. Вот и гадайте, что это за штука ползла, ехала, катилась на глубине трех с половиной километров. Ясно одно — штука огромная, если она оставила такие отпечатки…
— И, кроме того, оставила недавно, — добавил Том. — Вдоль западного склона Филиппинской впадины часты подводные оползни, постоянно идут мутьевые потоки. Последнее крупное землетрясение на Минданао было шесть лет назад…
— Да, — согласился Волин. — Землетрясение на Минданао позволяет датировать отпечаток последними пятью-шестью годами… Непонятный след…
— Но, кажется, эти крестики все-таки что-то напомнили вам, коллега? — спросил Шекли, испытующе поглядывая поверх очков на Волина.
— И да, и нет… Я видел однажды любопытный отпечаток на берегу в зоне отлива. Это было давно. Тогда я еще не занимался океанологией… Но тот след был испорчен волнами. И он был меньше. Мог иметь наземное происхождение…
— Твари, оставляющие такие следы, едва ли вылезают на свет, — кивнул Шекли. — Иначе мы давно знали бы о них…
Волин подумал, что интересно было бы привезти эту фотографию в Москву. Показать ее адмиралу Кодорову… Что бы он сказал? А впрочем, чепуха все это… Чепуха!..
Шекли, наклонив голову, глядел на карту, лежащую на столе. Том Брайтон набивал табаком маленькую, изогнутую, как вопросительный знак, трубку профессора. Шекли взял трубку, раскурил, с наслаждением затянулся, откинувшись на спинку кресла. Голубоватые клубы душистого дыма поднялись к потолку. В кабинете по-прежнему было тихо. Шекли, прикрыв здоровой рукой глаза, думал о чем-то.
Потом он медленно заговорил:
— Заманчиво, конечно, прогуляться по дну Мирового океана… Нынешнему поколению, а? Пока это terra incognita даже для нас с вами, хотя нас и считают знатоками океана. Вы задумали дерзкое дело, коллега… О, дерзкое… Я ведь говорил кое с кем из ваших океанологов… Они пока вполне довольствуются теми крохами, которые дает исследование с судов… Как и мы… А донные маршруты остаются мечтой… Почти так было и в астрономии. Смотрели снизу в телескопы. Усовершенствовали стекла, мечтали. А потом полетели. Да… Вы говорите, нам тоже пора — идти самим вниз… на дно… А вот господин доктор Павел Дымов… Он ведь, кажется, тоже один из конструкторов «Тускароры»?..
Шекли наклонил голову и в упор взглянул в глаза Волину. Волин выдержал колючий взгляд старого океанолога, не опустил глаз. Наступившая пауза показалась Волину чуть затянувшейся.
— Во всяком случае, он говорил что-то такое… — продолжал Шекли, откидываясь в кресле. — Так вот, господин Павел Дымов, конструктор и начальник «Тускароры», кажется, считает, что рано идти всерьез на большую глубину. Он даже бросил фразу о рекордах… Понимаете — рекорд и все. А я не знаю, нужны ли в науке рекорды… А господин Дымов сказал: «Когда вы — это значит мы, американцы, — догоните нас, мы уйдем еще глубже». Я попытался представить ему нашу точку зрения, но он совершенно парализовал мою оборону цитатами. О, он блестящий эрудит… И дипломат… Да…
— Дымов много знает, — подтвердил Брайтон. — В Мельбурне мы поражались… Он в курсе всех старых и новых работ. Все помнит в деталях. Цитировал с одинаковой легкостью последние статьи наших молодых океанологов, довоенные работы японцев, филиппинцев… Даже Тунга…
— Тунга теперь уже редко кто и вспоминает, — задумчиво заговорил Шекли, не вынимая изо рта трубки. — Да он почти и не оставил печатных работ. Так, несколько заметок на японском языке. Он писал по-японски, хотя родился в Индонезии. Это был удивительно талантливый человек. Я-то знаю… Он стажировался у меня перед войной, кажется, в тридцать шестом году… И вот, представьте себе, коллега, еще тогда он предсказал существование гигантских горных хребтов на дне Тихого и Индийского океанов. Предсказал по отдельным замерам глубины, по косвенным признакам… И как предсказал… Многое из того, что тут нарисовано, — Шекли похлопал ладонью по лежащей на столе карте, — было на его рукописных схемах. А карту-то мы сейчас составляем… И еще — он развивал идею глубинных течений — глубинной циркуляции океанических вод, о которой мы и сейчас почти ничего не можем сказать… Знаем, что она существует, что нельзя валить в океаны радиоактивные отбросы. Но как направлены глубинные течения? А ведь он начал их расчеты… И одновременно был талантливым конструктором…
— Что с ним произошло потом? — поинтересовался Волин. — Его послевоенные статьи мне уже не попадались.
