побывали Стонор и его товарищи.
— А что говорит Юрий?
— Преимущественно молчит... Позвать его к микрофону?
— Не надо... У меня все...
— У меня тоже...
— Значит, до утра. Привет ребятам!
— Спокойной ночи, Иван.
Вериадзе выключил передатчик. Оглянулся. Локк и радист спали на раскладных койках поверх спальных мешков. Жиро готовил ужин. Фомин что-то рисовал в полевом дневнике. Белов, подперев руками голову, сидел в дальнем углу за грудой ящиков.
Вериадзе прошелся по Ледяной пещере, осторожно обходя раскладные койки, рюкзаки, сложенное на полу снаряжение. Потом подошел к Белову, сел рядом.
Белов вопросительно взглянул на товарища и снова опустил голову.
— Не получается, Юрий, — тихо сказал Вериадзе. — Не получается по-твоему... Выходит, все-таки я прав... Пора кончать и возвращаться к нашим собственным делам. Тут нет ничего, кроме лабиринта. И не было того, о чем они рассказывали, — Вериадзе кивнул в сторону доктора и Локка. — А все эти загадочные исчезновения и убийство — пусть их власти разбираются. В конце концов это не наше дело.
— Но наше дело помочь им.
— В чем?
— Разгадать эти загадки.
— А если загадок нет? Если существует лишь то, что они сами хотят скрыть?
— Однако они обратились к нам за помощью.
— Обратились с большим опозданием. Помнишь, что было вначале? Мы предлагали помощь, а они отмалчивались. Отмалчивались до тех пор, пока не исчез геофизик и не был убит Стонор.
— Смерть Стонора не может быть делом человеческих рук. Утверждаю это с полной ответственностью как биолог и как врач.
— Генацвале, даже их власти в Управлении Фолклендских островов подозревают неладное. Ведь запретили хоронить Стонора...
— Сказать тебе, о чем ты сейчас думаешь, Шота?
— Ну, скажи...
— Ты уверен, что тут произошло преступление, что Локк и Жиро сообщники и один из них — убийца.
— Н-не совсем, — смутился Вериадзе. — У меня могут быть подозрения, но уверенность — откуда же?..
— Нет, — твердо сказал Белов. — Сейчас ты кривишь душой, Шота. Именно — ты убежден, и не хочешь признаться в этом. И самое скверное: твоя убежденность опирается не на факты, а на домыслы...
— Не на домыслы, генацвале, на логику...
— Ну вот и признался.
— Не лови на слове, — рассердился Вериадзе. — Подозревать каждый имеет право. Хоть ты и понял мою точку зрения, ты ее чрезмерно упрощаешь. Я не исключаю нервного расстройства, групповой галлюцинации, массового приступа безумия, при котором могло почудиться все что угодно и случиться черт знает что. Странно даже: я, не психиатр, утверждаю то, что, по моему разумению, должен был бы утверждать ты...
— Так получается именно потому, что ты не психиатр, Шота.
— Опять парапсихология?
— Да! И могу добавить — Локк уверен, что ты, Шота, считаешь его убийцей, и больше всего на свете он теперь хочет встречи с «призраками», чтобы оправдаться в твоих глазах.
— Ой-вай, — растерялся Вериадзе. — Нехорошо получается... А ты не ошибаешься, Юрий? Или он тебе это сказал?
— Нет, не говорил, конечно. Но я не ошибаюсь. И не понимаю, почему тебя смутили мои слова. Ведь ты действительно считаешь его убийцей.
— Ну, это я про себя и для себя...
— Значит, дело не в самой сути твоего отношения к Локку, а лишь в том, чтобы он пока не догадался о ней...
— Зачем все уточнять, дорогой! Конечно, нехорошо, что он догадался. И в конце концов я ведь тоже человек, могу и ошибиться...
— Вот это ценное замечание, Шота! Но, понимаешь: не то, чтобы Локк по твоему виду или поведению догадался о твоих мыслях о нем. Нет... Просто у него постепенно появилась уверенность, что ты считаешь его виновным, так же как в тебе — убежденность, что он действительно виноват.
— Гм... что же такое получается, генацвале? Для тебя все мозги прозрачные. Выходит, ты можешь читать самые сокровенные мысли, как слепой читает пальцами страницы рельефного шрифта? Я начинаю тебя побаиваться....
— Напрасно... Я никогда не злоупотреблял этой своей особенностью. И лучшее тому подтверждение — даже ты ничего не знал о ней. Но тут мы очутились в особой ситуации...
— Значит, ты по-прежнему настаиваешь на своем, генацвале?
— Да.
— Слушай, интересно, а о чем думает Жиро?
Белов покачал головой:
— Я ведь сказал, что не злоупотреблял и никогда не стану злоупотреблять своей способностью читать чужие мысли. То, о чем думает Жиро, совсем не интересно, ни для тебя, ни для разгадки здешних тайн.
— Значит, ты считаешь, что надо продолжать?
— Конечно... Ведь мы еще ни на шаг не приблизились к разгадке. Мы обязаны продолжать, Шота.
— Может, ты веришь и в «призраков»?
— Верю, Шота. Верю, что Локк и доктор видели кого-то. Верю, что жертвой этого «кого-то» пали Ковальский и Стонор. Допускаю, что эти «кто-то» причастны к исчезновению Латикайнена и Рассела. Верю в аборигенов этих пустынных гор. Дорогой Шота, человек открыл далеко не все на своей небольшой планете. Жизнь обладает удивительным свойством приспосабливаться к самым невероятным условиям. К самым невероятным, Шота. В Европе наши предки тоже уцелели во время Великого оледенения... Да, я верю в аборигенов Земли Королевы Мод, отнюдь не призрачных, а вполне материальных. Допускаю, что они стоят на лестнице эволюции гораздо ближе к нам с тобой, чем моржи или пингвины, хотя, быть может, и обладают удивительными, с точки зрения нашей физиологии, свойствами... Ты вправе сомневаться, Шота, спорить, браниться, но ты обязан продолжать поиски. Мы все должны... Нельзя отступать, очутившись на пороге такой загадки. Мы ученые, и мы не имеем права отступить.
— Ну, дорогой, — сказал Вериадзе, — давай я тебя поцелую. До чего хорошо говорил. Никто лучше не скажет. Я тебе, конечно, не верю... То есть нет: как начальник я тебе не верю, как ученый — сомневаюсь, а как Шота Вериадзе я тебе подарю самый лучший кинжал прадеда, и можешь жарить на нем шашлык из свинины, если поймаешь этого своего аборигена. И будь он хоть помесью моржа, питекантропа и пингвина, мы поймаем его, если, конечно, все так, как ты говоришь...
Прошло еще несколько дней. Лобову пришлось прекратить полеты. Начал барахлить левый мотор, и самолет поставили на профилактику. Механики занялись мотором, а летчик присоединился к «спелеологам». Радиста отправили в Большую кабину. Его место у передатчика Ледяной пещеры теперь должен был занять Жиро. Доктор с радостью принял свою новую обязанность. По крайней мере теперь ему не надо было ежедневно спускаться в лабиринт и лазать там в поисках бестий, встретиться с которыми Жиро не имел ни малейшей охоты.
Лобов, появившись впервые в Ледяной пещере и оглядев товарищей, не мог скрыть удивления:
— Эге, друзья, — пробормотал он, потирая свои свежевыбритые щеки, — да вы скоро Сергея
