– Разберусь, – отмахнулся Олег. – Ты тайну хотел раскрыть. Давай, а то у меня клиентка остывает.
– Ничего, ниже комнатной температуры не остынет. Хотя, конечно, заставлять женщину ждать… пусть и не совсем живую… нехорошо. А тайна такая: сидит сейчас в кабинете у директора клиники здоровенный следователь из Генеральной прокуратуры и страшно ругается. Не буду пересказывать дословно… – он приподнял простыню, которой была укрыта «клиентка» Сполохова, и поклонился, – особенно при дамах, но смысл его ругани сводится к следующему: очень этот следователь сомневается, что твои вчерашние заключения достоверны.
– Как так? Сомневается, что эти шестнадцать несчастных мертвы?
– Я так понял, что его не устраивает причина смерти.
– Пулевые в голову, – пожал плечами Сполохов, – вход-выход, раневой канал, каша вместо мозгов, сорок четвертый или сорок пятый калибр, все честь по чести. Что тут может не устраивать?
– Не знаю, – развел руками Ригельман, – что услышал, то и передаю.
– Странно. Это все?
– Вроде бы да. А-а, нет, он еще что-то про пули говорил. Что-то вроде «почему их шестнадцать?».
– А сколько должно быть, если дырок тоже шестнадцать? Хотя, постой, у него что, пули есть?
– А у тебя их не было?
– Нет, конечно. Я же говорю: входное и выходное отверстие было в каждом случае. Навылет. Я так и в заключениях указал. Собственно пуль я не нашел.
– Значит, он сам их отковырял.
– Где? В парке? А я слышал, что трупы туда привезли откуда-то еще, что не там убивали.
– Ну, знаешь, тут я и вовсе – пас. Это ты по долгу службы с полицией общаешься, тебе виднее, а мое дело помогать ближним, тебе в том числе. Еще налью?
– Мне скоро срезы нечем будет фиксировать… вылакал уже полбанки.
– Бессердечный ты человек! Только с трупами вежливый да с Нинкой ласковый! А с остальными – камень бездушный!
– Тише ты!
– А что? Думаешь, никто про вас с Нинкой не знает? – Моня рассмеялся. – Да она при одном упоминании твоего имени так глазки закатывает, что любой дурак догадается. Даже до меня доперло.
– Ладно, за самокритичность налью… И сам, пожалуй, здоровье поправлю… А лучше… знаешь что, Моня, закрывай свою лавочку, идем в нормальных условиях жахнем.
– Ну, меня-то никто не пасет, завотделением в отпуске, а если тебя твой «моргенштерн» хватится? Вполне возможный вариант, с учетом присутствия в клинике этого следователя.
– И черт с ними! – Сполохов стянул перчатки и бросил их в корзину. – Идем…
– Смотри, объявят тебя в розыск… – Ригельман с сожалением покосился на банку со спиртом. – К тому же я на мели.
– Угощаю. – Сполохов подтолкнул его к двери. – Все равно в таком состоянии ни дела, ни работы. Только прятаться. Так почему не в баре?
– Уважаю, – признался Моня. – Идем…
…Настроение улучшилось гораздо раньше, чем прекратил бунтовать организм. Полумера, но хотя бы так. Сполохов заказал еще по одной и наконец начал воспринимать слова Мони. Тот уже полчаса развивал пространную теорию о вселенском заговоре.
– …И вот ты мне скажи, как человек, всегда зрящий в самую суть, как патологоанатом, откуда эта странная общность методик?
– Ты о чем? Прости, я задумался…
– Я о власти, Олежек. Когда Нациями командовали бюрократы вроде Парсона, все было понятно. Есть крупные корпорации, есть их интересы, и вся политика завязана на лоббировании. То одни верх возьмут, то другие. Президент и премьер крутятся меж двух, а то и трех огней и находят компромиссы. Обычное дело. А что теперь? Вроде бы те же корпорации, те же структуры власти, но где конкурентная борьба? Они же все пляшут под одну дудку!
– Моня, тебе своих проблем мало? С чего ты вдруг в политику ударился?
– Ничего не вдруг, я всегда был социально активен. Это тебе все по барабану, а я смотрю и вижу. Это, знаешь ли, тоже почти талант.
– При отсутствии прочих, – поддел Сполохов.
– Пусть так. – Ригельман выпил и поморщился. Закусывать он снова не стал.
– Все равно не понимаю, что тебе не нравится. Ну, нет противоречий у власти и частного капитала. Чем плохо? Стабильность же.
– Тоталитарная стабильность – вот в чем дефект!
– А-а… понял, это Стокгольмский скандал тебя вдохновил. Я, пока с этими потерпевшими работал, тоже многого по сети наслушался. На девятом не выдержал, вырубил комп. Все об одном и том же бубнят: жесткость решений, закручивание дисциплинарных гаек… Но ведь это государство, Моня, дисциплинарная структура. Чего оно будет стоить, если не сможет жестко контролировать ситуацию в Галактике?
– Но это не оправдывает репрессии!
– А ты уверен, что в случившемся виновата полиция?
