Четвертый и шестой свидетели наверняка сидели сейчас у своих пультов слежения. Капитану лучше всего было присоединиться к ним и не обременять меня в предстоящей схватке лишними заботами. Схватка назревала нешуточная, и тащить на себе Умара вместе со Сном мне было бы не с руки. Окончательное прозрение наступило, как только он покинул помещение. Я вспомнил, как звали главного из липовых полицейских.
– Что же вы так долго приценивались? – спросил я, делая шаг навстречу противнику. – Раньше схватить меня не хватало духу?
– Ты слишком хорошо о себе думаешь, – с нервной усмешкой ответил офицер.
– Я очень строг в самооценке, Боря, – ответил я и с удовлетворением отметил, что вспомнил имя противника верно. – Вот, значит, чем теперь занимаются сотрудники элитных отрядов военной разведки? «Галактика» не сдается?
– Несмотря на тотальное предательство, – гордо ответил Боря.
– Если «Галактика» не сдается – ее уничтожают, – с печальным вздохом заявил я. – Об этом ваше нынешнее начальство не подумало?
– Подумало, – криво улыбаясь, ответил мой противник. – Потому ты здесь и уже никуда отсюда не выйдешь. Тебя же предупреждали? Но ты не послушался…
– Меня предупреждали? – Я сделал вид, что удивлен. – А, это тот охрипший незнакомец, который звонил мне в отель?
Я посчитал, что нападение в самый разгар этого киношного диалога будет для врага достаточно неожиданным. Боря в свое время был не самым лучшим из моих курсантов и потому наверняка боялся меня как огня. Это давало мне серьезное преимущество. Трое остальных наверняка учились в нашей разведшколе уже после того, как, отслужив в ней пару лет инструктором, я перешел на более интересную работу. Я видел их только мельком, когда приезжал в родное учебное заведение читать лекции. Ходили слухи, что последние выпуски не отличались такой серьезной подготовкой, как наш. Теперь мне представилась возможность это проверить.
Борю я выключил на время. Убивать его смысла не было. Трупы не говорят, а информация сейчас была важнее всего. Трое оставшихся громил никакой ценности для расследования не представляли, и потому церемониться с ними я не стал. Тем более что главным условием применения моего тайного искусства была полная секретность. В сложившейся ситуации это условие выполнялось. Боря лежал в глубоком нокауте, Умар тоже ничего не видел из-за закрывших глаза синяков, Сыромятин и Краусс, которые наблюдали за мной при помощи приборов слежения, были не в счет. Я мог работать без стеснения.
Реакция у парней оказалась неплохой. Они достаточно быстро извлекли оружие на свет и попытались открыть огонь. Не слишком долго раздумывая, я начал слева направо. Крайний левый сидел в кресле и первым делом попытался подняться. Это отняло у него драгоценные доли секунды, и снять оружие с предохранителя он не успел. Я сломал ему нос. Офицер рухнул обратно в кресло и обмяк. Хрящи и кости носа от удара сместились глубоко внутрь черепа и повредили мозг.
Второй агрессор почти успел поднять руку для прицельного выстрела, но пока его палец двигался, нажимая на спусковую кнопку, я успел сместиться в сторону, подойти к стрелку вплотную и нанести удар в горло. Офицер выронил оружие и, захрипев, упал к моим ногам. Третий немного растерялся, поскольку мой стремительный проход был исполнен гораздо быстрее, чем он соображал. Парень сделал целых два лишних движения, разыскивая меня в комнате, и потому, конечно же, проиграл. Я зашел ему за спину и резким движением свернул голову. Отвратительная, но необходимая процедура самообороны была завершена. Оставалось вынести из подвала Умара и пленного Бориса. Сделать это было немного сложнее. Я освободил запястья пристава от наручников и взвалил его на плечо.
– Сначала «язык», – шепнул через миниатюрный динамик Сыромятин.
Я послушно усадил Умара обратно на стул и поднял с пола своего бывшего курсанта.
Не знаю, что подумал дежурный, но, наверное, ничего хорошего. Когда я проходил мимо него уже во второй раз, вынося Умара, он потер глаза и пощупал свой лоб. Видимо, полицейский решил, что неясная рябь перед глазами явилась следствием недосыпания или высокой температуры. Впрочем, что еще можно решить, если мимо тебя проходит человек с ношей на плече?
Ах да, забыл пояснить, проходит в девять раз быстрее, чем положено…
…Итак, прошло ровно четыре недели, в течение которых меня пытались отравить, застрелить, заморозить и даже взорвать вместе с отелем, и казавшаяся вначале совершенно абсурдной идея начать судебный процесс стала приносить плоды. Я не возражал против того, что у врагов не вышло ничего из задуманного. Более того, я был этому очень рад. Мне оставалось преодолеть последний барьер. Злодеи шли ва-банк, а это предвещало близкий конец уже надоевшей мне игры в «кошки-мышки»…
– Сон? – забыв о строгих правилах анонимности для свидетелей процесса, произнес я, когда оказался на улице.
Баргонца на месте не оказалось. Всего несколько секунд назад, вынося из полицейского участка бесчувственное тело пленника, я видел, что мой приятель ждет у самого крыльца. Теперь ни его, ни Бориса на тротуаре перед участком не было. Я заглянул в ближайшую нишу телепорта, надеясь увидеть осторожного Сна готовым к внезапному прыжку, но не обнаружил его и там. Я усадил Умара на асфальт и обратился к своим связным:
– Наблюдатели, куда делся баргонец?
– Говорил я, что имперцам нельзя доверять, – ворчливо отозвался Сыромятин.
– Не спешите с выводами, – возразил Краусс. – Следы… Игорь, какие ты видишь следы?
– На чисто вымытом тротуаре? – Я скептически осмотрелся по сторонам. – Никаких…
– Интересно, а баргонцы пользуются аппаратурой слежения? – спросил генерал.
– Верно, – согласился я с его завуалированной подсказкой. – Надо посетить агентство «Одиссей»…
Я отключил связь и, снова подхватив Умара, шагнул в телепорт.
В то, что Сон по собственной инициативе уволок злодея Бориса в неизвестном направлении, мне верилось с трудом, хотя этот вариант вполне вписывался в схему всеобщего предательства, которую попытался начертить Сыромятин. Лично я склонялся к версии, что охота на свидетеля обрела
