– Ваша пауза мне понравилась, – Альфред рассмеялся. – Но я вас понимаю. После десяти лет скитания за пределами пространства и времени прилетел этакий «Летучий германец», а на борту еще и кто-то живой. Есть над чем задуматься. Опергруппа готова?
– Так точно, герр старший инспектор!
– Прикажите транспортной службе оптимизировать маршрут и скорость движения моего лифта, я хочу прибыть к шлюзу первым.
– Да, герр старший инспектор, поправка уже введена.
В шлюзе Альфред действительно оказался раньше опергруппы, отряда оцепления и экспертов, спасибо продуманной транспортной сети (название «лифты» было скорее данью моде, на самом деле небольшие капсулы-экспрессы перемещали пассажиров и вертикально, и в плоскости уровней-этажей космического города), но все-таки один человек сумел его опередить.
Увидев шефа, Краузе едва сумел скрыть гримасу досады. Там, где появлялся герр Штраух, работа шла к черту. Шеф Десятого карантинного отдела ГСП ненавидел всех и вся, и не стеснялся демонстрировать это при каждом удобном случае. Подчиненные в его присутствии начинали нервничать, ошибаться и спотыкаться на ровном месте. Поговаривали, что Штраух не всегда был таким гнусным злыднем, когда-то он вроде бы командовал целым отделом в дальней разведке и вел себя почти прилично, но за какие-то секретные прегрешения его из разведки пнули, и теперь он срывал обиду на новых подчиненных. В принципе, Краузе его понимал: быть фигурой в элите и вдруг съехать сразу на несколько ступенек вниз, в карантинщики, практически на самое дно! Обидно, конечно. Но подчиненные тут при чем?
Узнать ответ можно было только у самого Штрауха. В теории. На практике ему лучше было не задавать вообще никаких вопросов и ни в чем не перечить. А еще лучше – не попадаться на глаза. Именно по этой причине Альфред скис, едва увидел грузную фигуру шефа перед шлюзовыми воротами.
К немалому удивлению Альфреда, герр Штраух встретил подчиненного не традиционным испепеляющим взглядом, а чем-то вроде дружеской ухмылки. В поросячьих глазках шефа все равно отражалось презрение к такому ничтожеству, как старший инспектор карантинного сектора, а тонкие губы, почти незаметные на фоне складок тройного подбородка, кривились, добавляя к презрению порцию отвращения, но то, что Штраух не орал, а просто разглядывал Краузе, будто впервые увидел, можно было считать добрым знаком.
До Альфреда вдруг дошло. Причина лояльного отношения шефа крылась за титановыми створками шлюза. Бывшим разведчиком Штраухом овладел охотничий азарт, и он готов был пойти на что угодно, даже на рукопожатие с чертом, лишь бы на время вернуться в милую сердцу атмосферу встречи с непознанным, погрузиться в иллюзию своей прежней работы.
– Хайль Айзен, герр Штраух, – Альфред вытянулся перед шефом в струнку.
– Оставьте, – тот поморщился, но не преминул окинуть Альфреда цепким взглядом, чуть задержав его на подбородке инспектора.
Видимо, муха-бритва все-таки не выслуживалась, и Краузе поспешил ее прогнать, но мысли Штрауха сейчас полностью занимал «Летучий германец», и комиссар заставил себя не делать замечаний по поводу плохого внешнего вида подчиненного.
– Согласно инструкции… – начал было Альфред, но шеф его снова прервал.
– Я не должен присутствовать, – пробасил Штраух, – но поскольку вы впервые принимаете терпящее бедствие судно, я решил… проинспектировать.
Все-таки он вел себя необычно. Пустился в объяснения. И перед кем, перед каким-то навозным червем, карантинным инспектором. Что делает с людьми страсть! Пусть и не к фройляйн, а только к работе, но это настоящая страсть. Альфред даже отчасти зауважал шефа. Тот был редкой скотиной, но его преданность любимому делу заслуживала уважения.
Штраух понял, что допустил оплошность и замолчал. Краузе почему-то почувствовал себя виноватым и втянул голову в плечи, будто в ожидании подзатыльника. Ситуацию разрешил сигнал открытия шлюза, заглушивший другой сигнал – звонок прибывшего гросс-лифта. Однако створки транспорта открылись быстрее шлюзовых, и к моменту, когда система разрешила подняться на борт карантинного корабля, площадка была заполнена народом.
Краузе немного расслабился. В коллективе он чувствовал себя увереннее. Коллектив же, наоборот, напрягся, увидев Штрауха, и этот момент сыграл Альфреду на руку. На фоне заторможенных подчиненных он выглядел просто орлом: бодрым, инициативным, деловитым. Как раз таким, каким должен быть старший инспектор под строгим взглядом шефа отдела.
Альфред распределил обязанности между членами оперативной группы, раздал приказы оцеплению и экспертам, принял рапорт от командира абордажной команды и легко вспорхнул на палубу «судна-призрака». Ну точно, орел!
Угрюмо сопящий шеф поднялся на борт последним, но что самое удивительное, за все время осмотра он ни разу не вмешался в дела опергруппы и не дал ни одного совета экспертам. Что с ним творится, Альфред не мог и предположить. Просто подменили человека.
– Шлюзы открываются стандартными кодами Юнкера, – прервал размышления Альфреда командир абордажников
– Неудивительно, учитывая, что он десять лет болтался в гипере, – Краузе и десантник вошли в ходовую рубку. – Вы обнаружили подтверждение?
– Чего? А-а, срока, да, обнаружили. В бортовом навигаторе есть запись о прыжке. Они ушли из-под обстрела кораблей армии Воронцова, прыгнули через портал Ганимед-4 и вышли через Плутон-3… спустя десять лет. Но главное не в этом, герр старший инспектор…
– Позвольте угадаю, – перебил его Альфред. – Воздух? На борту относительно свежий воздух, не так ли, капитан?
– Так точно. Прошу взглянуть на общую схему судна. Мы обнаружили три действующих отсека: силовой-два, в нем расположены установки жизнеобеспечения, холодильный и самый малый – жилой. В силовом отсеке на последнем издыхании трудится энергоблок – запаса топлива осталось на неделю-две. В холодильнике три десятка трупов – лежат не меньше года по бортовому времени. Некоторые с признаками насильственной смерти. Но самое главное – в жилом: мужчина, женщина и ребенок. Крайне измотаны, но
