же, при всех, величать и целовать его мужское отличие. По-язычески, Владимир просто сломил ее гордыню, настоял на своем и сделал ее женой. Против ее воли, но сделал, и зафиксировал это в присутствии отца и братьев [2, 57]. А оставить в живых ее родственников было нельзя. Столь серьезное оскорбление требовалось смыть кровью. Князь с полным основанием мог убить и Рогнеду, но пощадил — она стала его супругой, перешла в его семью. Впоследствии Владимир обращался с ней как с законной женой. И народ ни в коей мере не осудил, а одобрил его поведение. Выразил это не словами, а делом, но выразил однозначно. Популярность князя не упала, а возросла.
В 980 г. по призыву Владимира единодушно поднялись словене, кривичи, чудь. Вместе с варяжскими дружинами ополчение двинулось на Днепр. Северяне не стали сражаться против князя, пропустили его без боя мимо своих городов. А вот Ярополку до такой поддержки было очень далеко. Он не доверял даже полянам, поэтому не осмелился вывести их на битву, заперся в Киеве. Но Владимир не хотел осаждать и штурмовать город. Это не обошлось бы без резни, пожаров, грабежей. Зачем губить своих воинов, горожан, порождать новые обиды и ненависть? Князь тайно связался с воеводой Блудом. Не скупился на щедрые посулы, обещал сохранить ему высшее место при дворе.
Коварство? Нет. Во время боевых действий обман — это военная хитрость. И она удалась, все прошло самым оптимальным образом, без лишних жертв и разрушений. Блуд отлично понимал, что песенка Ярополка спета, и без раздумий предал его. Убедил его, будто киевляне изменили, и князь с дружиной бежал в крепость Родню. Хотя Блуд был недалек от истины. Столичные жители и в самом деле не испытывали любви к своему монарху. Едва он убрался, даже не подумали обороняться, открыли ворота Владимиру.
Победители обложили Родню, там начался голод. Приближенный Варяжко советовал Ярополку: «Не ходи, государь, к брату, ты погибнешь. Оставь Русь на время и собери войско в земле печенегов». Князю и бежать-то оказалось некуда! Ни к полянам, ни к северянам, ни к древлянам, а только к печенегам, чтобы навести на Русь кочевников! Но Блуд сумел предотвратить нежелательное развитие событий, уговорил отдаться на волю Владимира. Ярополк приехал к брату, и поджидавшие в сенях наемники-варяги пронзили его мечами.
А как же иначе? Куда же его еще было девать? Соучастника переворота, отцеубицу, братоубийцу? Пусть Ярополк был орудием Свенельда, но ведь и Свенельд ничего не смог бы натворить без его согласия. Кара за это была лишь одна. Уже много позже, при Ярославе Мудром, «Русская правда» в первой статье гласила: «Кто убьет человека, тому родственики убитого мстят за смерть смертию». Владимир исполнил закон. А беременную гречанку, супругу'Ярополка, он взял в жены. Не из-за того, что княгиня ему понравилась или он соблазнился лишней юбкой, этого тоже требовало русское право. Вдова переходила к брату покойного, а за преступления мужа гречанка не отвечала. Великий князь не жил с ней, как с супругой, но содержал наравне с женами, признал своим ее ребенка Святополка.
В общем, Владимир и Добрыня провели войну идеально. Малой кровью, без разорения Русской земли, не рассорили, а примирили славянские племена. Хотя их тактика вызвала конфликт с варягами. Они-то предвкушали, как шикарно пограбят в Киеве! А пограбить не вышло. Варяги принялись бузить, бесчинствовать, заявили, что Киев завоеван ими, пусть им заплатят дань: с каждого жителя по две гривны (400 г.) серебра. Владимир снова повел себя умно. Уступишь — дружина войдет во вкус и перестанет считаться с князем, как это было с Игорем. Бунт надо было подавить. Желательно, без крови.
Князь попросил отсрочку, чтобы собрать дань. Но собрал побольше славянских воинов. Пригласил варягов на пристань, якобы расплатиться, и окружил внушительными силами. Наемники смекнули, что зарвались, начали извиняться. Владимир отобрал лучших, а остальную буйную ватагу спровадил в Грецию. Хотите денег — вот и езжайте, там на службе много платят. А императору отписал, чтобы эту банду не пускали обратно на Русь, посоветовал распределить ее по разным гарнизонам. Разумеется, Владимир не оставил при себе и предателя Блуда. Он куда-то исчез, а куда — история умалчивает.
Ну а народ и в этих ситуациях не осудил князя. Хитрость на войне признал оправданной, расправу над Ярополком — заслуженной. В русских былинах Владимир Красно Солнышко стал самым знаменитым властителем, мудрым и справедливым. С его именем связывали расцвет Киева, величие и могущество Руси, при его дворе служат непобедимые богатыри Илья Муромец, Алеша Попович, Никита Кожемяка. А его дядька превратился в одного из любимейших народных героев Добрыню Никитича.
39. СВЯТОЙ ВЛАДИМИР И КРЕЩЕНИЕ РУСИ
Былины восславили Владимира не напрасно. Заняв великокняжеский престол, он твердой рукой начал возвращать Руси все, что она утратила во время смут и раздоров. В 981 г. выступил на польского короля Мечислава, побил его, отобрал Холм, Перемышль и другие западные города. Потом повел войско в глубины брянских и окских лесов, на вятичей. Забыли, как присягали Святославу? Не стало его, так и плюнули на клятвы? Пришел его сын. Вятичи покоряться отказывались, сопротивлялись упрямо и жестоко. Бои с ними затянулись на два года. Но Владимир сломил их. Старейшины вятичей поклонились, признали себя подданными.
Да и пора бы. Неужели Руси не хватало внешних врагов? Вот и сейчас, пока князь был вынужден осаждать дубовые лесные крепости, оживились западные соседи. Из литовских болот полезли ятвяги. Полоцкого князя Рогволда не стало, войска Владимира ушли далеко, почему бы не поживиться? Ятвяги обнаглели, разграбили окрестности Полоцка, Турова. Но Великий князь не намеревался спускать такую дерзость. В 983 г., как только разобрался с вятичами, немедленно двинулся в новый поход. Ятвягов он разгромил быстро, их вождям пришлось просить пощады и признать, что отныне великий князь будет их господином. Ну а заодно уж, чтобы лишний раз не гонять полки туда-сюда, Владимир прошелся до Балтики. Подчинил племена куров, ливов, эстов, они обязались платить дань.
Но еще не все восточные славяне вернулись в состав Руси. Радимичи как отделились когда-то от Киева, так и продолжали жить обособленно. Пример вятичей их ничему не научил, договориться по- хорошему не захотели. Хотя племя было совсем не сильным. Владимир даже не стал сам отвлекаться на него, в 984 г. послал своего воеводу Волчьего Хвоста. В первом же столкновении на р. Пищане он разогнал радимичей, и противиться они больше не посмели.
А Владимир и Добрыня в это же время занялись более серьезным неприятелем, Волжской Болгарией. Она отхватила у русских огромную территорию. Так же, как раньше хазары брали дань с мерян, муромы, мещеряков, теперь их место заняли болгары. Торговали полученными мехами, добывали в подвластных племенах невольников и невольниц, продавая их в страны Востока. Великий князь повел на Болгарию большую рать, и на ладьях, и конную. Сражения развернулись на Оке, на Волге. Победа осталась за русскими.
Летопись рассказывает — Добрыня указал князю, что пленные в сапогах, и посоветовал: «Они не захотят быть нашими данниками, пойдем лучше искать лапотников». Конечно, это народная байка. Славяне, кстати, не были в те времена лапотниками, археология доказывает, что они тоже носили сапоги. Лапти обували финские народы. Но дело было совсем не в обуви. Волжская Болгария лежала слишком далеко от Киева и слишком отличалась от Руси. Она поддерживала связи с Персией, Средней Азией, переняла мусульманскую культуру. Ее можно было разгромить, но удержать все равно не получилось бы. Поэтому болгар вышибли за Волгу и заключили мир — с условием, чтобы больше не совались в чужие владения.
Утвердив западные и восточные рубежи своей державы, Владимир обратился на юг. Он достроил и усилил крепость Белую Вежу на Дону. А дальше, как сообщал Иаков Мних, «на козары шед, победи и дань на них возложи». Великий князь пожаловал на Тамань и довершил подвиг Святослава. Раздавил ожившую было Хазарию, овладел городами, принадлежавшими отцу. Город Таматарха стал русской Тмутараканью, Самкерц — Корневом. Но прорыв Руси на море не мог обойтись без конфликта с Византией.
Цимисхий к этому времени уже умер. Точнее, помогли умереть. Он ведь числился опекуном при детях Феофано Василии II и Константине. Когда они выросли, стали соображать, что без «соправителя», подмявшего их, лучше бы обойтись. Да и Феофано изнывала в монастыре, мечтала вырваться. При дворе у нее остались доброжелатели, и Цимисхия отравили [57]. Царями-соправителями провозгласили Василия и Константина. Но политика империи в отношении Киева осталась неизменной — не позволять русским
