снова начали это делать исподтишка и по другим статьям. И можно вспомнить, какие отчаянные меры предпринимал Михаил Сергеевич, силясь обуздать и повернуть вспять стихийное «вольнодумство». Были и постановления ЦК со строгими указаниями, что «гласность» отнюдь не предполагает свободу говорить все, что вздумается, и что партия никому не позволит посягать на основы коммунистического учения. Было и введение новых законов, вроде пресловутой статьи «11-прим», позволяющей сажать за «дискредитацию», то бишь за критику властей. Были и карикатурные сцены, когда в президиуме разъяренный Горбачев с перекошенной от злобы физиономией лез собственноручно отключать микрофон у Сахарова. Было и кровавое подавление митингов и демонстраций в Армении, Азербайджане, Грузии, Казахстане, Литве, Латвии. Было и неоднократное бряцание оружием со вводом войск в Москву. Да только ведь и это уже не срабатывало, и в свою очередь, лишь усиливало протесты.
Несколько раз Горбачев шел на демонстративные уступки, даруя те или иные послабления. Но как нетрудно было увидеть, тем самым старался взять общественные процессы под контроль и наконец-то остановить их на заданном рубеже. Сперва — допустив «гласность» лишь внутри партии, разрешив в 1988 г. альтернативные выборы на XIX партконференцию и ее прямую трансляцию по телевидению. Причем все коммунистические директивы того времени более чем прозрачно намекали, что это и должно означать окончательную победу 'демократии ленинского типа' и высшие достижения в области гражданских свобод. Но потом, в 89-м, пришлось пойти на следующий шаг. На реконструкцию власти и созыв Съезда Народный Депутатов, который преподносился народу чуть ли не в качестве Учредительного Собрания, а по сути предполагался чем-то вроде прежнего Верховного Совета, призванного поддерживать и одобрять указания руководства — если и не единогласно, то заведомо сформированным послушным большинством. И утверждена была с помощью данного органа идея 'Социалистического правового государства' — тоже недвусмысленно подразумевавшаяся как конечный итог всех преобразований.
Но и этого оказалось мало, и последовала попытка ограничиться сменой вывесок, когда в 1990 г. вместо дискредитированного титула «генсека» Горбачев сделал себя «президентом» — безальтернативно и чисто номинально, но на слух вполне демократично, и по форме, вроде бы, переносило центр тяжести с партийных на государственные структуры… И ни на одном из таких рубежей кремлевской верхушке остановиться не удавалось. Каждое стратегическое отступление лишь открывало новые возможности для атак на режим, каждый рубеж становился лишь промежуточным, сдвигаясь во все более радикальную сторону, каждая официальная кампания лишь активизировала и сплачивала оппозиционные силы.
Да и помимо всяких разрешенных съездов и выборов в СССР стали одна за другой возникать антикоммунистические организации. И характерно, что первой из них оказался НТС. Произошло это само собой, просто автоматически. Арестованные в 1982 г. В. Сендеров и Р. Евдокимов на следствии признали свою принадлежность к НТС, а в 1987 г., когда в числе других «политических» они вышли на свободу, то и оказались легальными членами этой организации на советской земле. И в обстановке всеобщего политического подъема в Союз начали вступать новые члены, образуя уже открытую организацию. В феврале 1988 г. В. Сендеров провел в Москве первую легальную пресс-конференцию НТС, а в октябре того же года в Ленинграде, на митинге, проходившем на стадионе «Локомотив», Р. Евдокимов поднял трехцветный российский флаг. Если не считать нескольких случаев в Отечественную, когда он эпизодом промелькнул на оккупированной территории, это был первый «триколор», вернувшийся на русскую землю после победы большевиков.
Советским гражданам бело-сине-красный флаг был еще неизвестен, но быстро вошел в моду и стал символом антикоммунистического сопротивления, распространившись повсюду и украсив собой любые оппозиционные митинги и демонстрации. Что само по себе получилось весьма символично. Потому что в виде трехцветного государственного и национального флага произошла как бы передача эстафеты сквозь многие десятилетия. И эстафета получилась непрерывной, хотя и «ступенчатой»: от дореволюционной России — к Белому Движению, от Белого Движения — к РОВС, от РОВС — к НТС, а от НТС — к России новой, пробуждающейся.
36. Пробуждение
Страна постепенно — но все быстрее и быстрее, выходила из-под многолетнего гипноза коммунистической власти. Инерция движения по течению нарушилась. И в СССР быстро активизировалась политическая жизнь. Игры в демократию и заискивания Горбачева перед Западом позволили легализоваться и прочно утвердиться правозащитному движению. Разрешение «антисталинизма» и признание в массовых репрессиях породили общество «Мемориал». Появились казачьи организации. Широко развернулось и общество «Память» — относиться к нему можно по-разному, но стоит отдать должное, первый массовый несанкционированный митинг в Москве провело именно оно в 1987 г. И если не ошибаюсь, о геноциде русского народа в гражданскую войну первой тоже заговорила 'Память'.
Явочным порядком стали организовываться и новые политические партии. Так, в мае 1988 г. образовался Демократический Союз. Первоначально он задумывался как единая партия всех антикоммунистических сил, и в учредительных мероприятиях принимали участие самые разноплановые группировки и деятели, вплоть до В. В. Жириновского. Но широкого объединения так и не получилось — слишком много проявилось личных и программных противоречий, и возникла полуоткрытая — полуподпольная организация 'лидерского типа', возглавляемая несколькими 'диссидентами со стажем' и подпитываемая энтузиастами из молодежи. Стали появляться 'народные фронты' в союзных республиках и 'народные фронты трудящихся'. А затем, по мере пробуждения общественности, активизации радикальных настроений, то и дело прокатывающихся предвыборных кампаний и выдвижения новых политических фигур оппозиционные организации полезли, как грибы: Христианские демократы, Конституционные демократы, Либеральные демократы, Демократическая партия Российской Федерации, Демократическая Россия, Социал-демократическая ассоциация, Социал-демократическая партия России, Социалистическая партия, Конфедерация анархо-синдикалистов, Анархо-коммунистический Революционный Союз…
Были и попытки возрождения Белой гвардии. В разных городах, порой независимо друг от друга находились активисты, желавшие стать продолжателями славных традиций давней борьбы — А. В. Денисов, В. Петухов, А. Рязанцев, В. Каульбарс, С. В. Шпагин, О. П. Томилов, О. Ю. Кузнецов, Е. В. Иванов. И группы «белогвардейцев» возникали в Москве, Ленинграде, Омске, Туле, Самаре, Архангельске, Таллинне, Севастополе. Конечно, с настоящей Белой гвардией они имели мало общего, в основном состояли из мальчишек, плененных романтикой прошлого и возможностью пощеголять в красивом мундире. И направления деятельности тоже отличались в самом широком спектре — одни больше увлекались военно- историческими вопросами, пытаясь вскрыть и донести до людей правду о Белом Движении, другие считали, что на пороге новая гражданская война, и пытались серьезно готовить себя к ней, вплоть до военизированных тренировок и обучения военному делу.
Полным ходом пошел распад и в самой КПСС. Ведь к 80-м годам огромная партия давно уже не могла быть ни «опорой» правящих кругов, ни какой-либо «элитой», ни «авангардом». Ну о какой «элите» могла идти речь, если партия представляла собой гигантскую массу, разросшуюся до 21 млн. членов? Вся ее 'авангардная роль' выражалась в голосовании «за» на собраниях, уплате взносов и обязательной подписке на «Правду», а вступали в нее из соображений карьеры, повышения своего служебного и общественного рейтинга, а то и по искренним заблуждениям молодости. Как шутили в «перестройку»: обычный рэкет — партия обеспечивает твое продвижение, а ты ей за это отстегиваешь часть прибыли в виде взносов. И в 1985-91 гг. из этой массы вышло 6 млн. чел. Отделялись, сначала в качестве фракций, а потом и отдельных организация, 'Демократическая платформа КПСС', 'Марксистская платформа КПСС', отделялись компартии союзных республик — одни, как компартия Литвы, из сепаратистских побуждений, другие — как КПРФ, считая курс Горбачева 'предательством социализма'.
Возникало и продавалось на каждом углу множество печатных изданий, самодеятельных, стихийных, нигде и никем не зарегистрированных. И не обязательно политических, связанных с определенными партиями и движениями. Просто творческие и инициативные люди, не имевшие возможностей для публикации в советской системе печати, дорывались до «левых» контактов с типографиями, которые в условиях хозяйственного развала не прочь были подзаработать, и таким образом появлялись новые, доселе
