просьбу о помощи головной дивизии, ушедшей уже на 14 км вперед. Рихтер, получив это известие, тоже развернулся и ускоренным маршем двинулся назад. И столкнулся с корпусом фон Белова, выдвигающимся параллельно Макензену. А Комаров потерял 4 тыс. чел., 16 орудий и решил отступать. Начали откатываться и войска Рихтера. Но организовать преследование немцы не смогли — возле ст. Ротфлис их задержал резервный отряд ген. Нечволодова из 2 полков, 7 сотен казаков и дивизиона 152-мм мортир, встретивших противника губительным огнем. Германцы по калибру артиллерии сочли, что против них стоит весь корпус, и не решились лезть напролом. Однако Благовещенский в Бишофсбурге растерялся, остановить отступающие войска не смог, и они стали отходить дальше. Ночью случайные выстрелы и слухи усиливали панику. Управление корпусом было утрачено, и он беспорядочно покатился в сторону границы.
Непонятная ситуация в Пруссии стала беспокоить и Ставку. 26.8 великий князь Николай Николаевич посетил штаб Северо-Западного фронта и приказал нацелить 1-ю армию, чтобы она установила связь со 2- й. А Ренненкампф к этому моменту занял Инстербург (ныне Черняховск), перерезал немцам железную дорогу на Мемель (Клайпеду) и вышел к Балтийскому морю у Лабиау (Полесска), в 50 км от Кенигсберга. И Жилинский оставался при своем заблуждении — немцы укрылись там. Поэтому вопреки указанию Верховного подтвердил задачу Ренненкампфу — начать осаду Канигсберга. А штаб 2-й армии только-только добрался до Найденбурга, реальной обстановки не представлял и, получив просьбу Мартоса о подкреплении, отказал — ведь, по директиве Жилинского, не 13-й корпус должен был идти к 15-му, а 15-й к 13-му.
27.8 обстановка еще более обострилась. Утром немецкая авиаразведка обнаружила, что 6-й корпус далеко отступил, и во фронте — дыра. Корпус Макензена сразу двинул на юг, за 6-м, а фон Белова — на запад, к Алленштайну. А на другом фланге этим утром ген. Франсуа нанес удар на Уздау. После часовой артподготовки, перепахавшей все окрестности, его дивизии ринулись в атаку. Был заранее подготовлен и летучий отряд, чтобы после прорыва бросить его по шоссе на Найденбург и Вилленберг, на окружение — кавалерия, пехотная бригада на машинах, велосипедисты и мотоциклисты. Но находившиеся в Уздау командир 1-й стрелковой бригады ген. Савицкий и полковник Генштаба Крымов сумели организовать оборону из оказавшихся тут разрозненных частей. И противника встретили достойно. Гумбиннен немцев еще ничему не научил, и наступали они густыми цепями, в ногу, останавливаясь для ружейных залпов — первая шеренга с колена, вторая стоя. Русские пулеметы, винтовки, шрапнель косили их, как на стрельбище. А потом Петровский и Нейшлотский полки ударили в штыковую, и враг обратился в бегство. Возникла такая паника, что один из своих батальонов Франсуа нашел лишь на следующий день, за 45 км от поля боя… Но командир 1-го корпуса Артамонов повел себя так же, как на Японской. Струсил и приказал отступать к Зольдау. Причем в докладе Самсонову солгал: 'Все атаки отбиты, держусь, как скала. Выполню задачу до конца'. Франсуа занял оставленный Уздау. Дорога на Найденбург была открыта, но посылать свой летучий отряд он не решался. Понеся огромные потери, не верил, что ему отдали город за здорово живешь, окапывался и ждал контрудара.
А Мартос завязал сражение с силами Шольца, превосходящими его в 1,5 раза. Причем весь этот день бой шел в пользу русских. Прорвали укрепления, опрокинув противостоящие части, и взяли Мюлен. Германское командование срочно перебросило дивизию с другого участка — бегом, бросив для скорости ранцы, и контратакой кое-как выправило положение. Попробовало охватить фланг, но наткнулось на стойкую оборону Либавского и Кексгольмского полков дивизии Мингина, и Гинденбург решил, что там больше корпуса. В штаб Самсонова со всех сторон сыпались тревожные донесения. Но даже явно обозначившаяся угроза «клещей» не подтолкнула командование к экстренным мерам. Задачи ставились прежние — наступать. И лишь когда в Найденбург забрели вдруг солдаты разбитых Эстляндского и Ревельского полков, которым полагалось находиться далеко, и рассказали о сражении под Мюленом, был издан приказ 13-му корпусу идти на помощь. А затем от случайных кавалеристов узнали, что Артамонов сдал Уздау. Самсонов разгневался за обман, отстранил Артамонова от командования и назначил вместо него ген. Душкевича. Однако Душкевич был на передовой, пытаясь из отступающих частей создать оборону, и руководство принял инспектор артиллерии князь Масальский. Так что в левофланговой группировке, вдобавок ко всему, стало трое начальников.
В общем-то ситуацию еще можно было исправить, а то и переломить в свою пользу. Для этого Самсонову стоило лишь поехать на левый фланг, где скопилась без толку третья часть его армии, наладить там управление и нанести контрудар — и Франсуа сам попал бы в ловушку. В конце концов, можно было просто отвести центральные корпуса назад. Но правильно распорядиться своими многочисленными соединениями неопытный командующий не сумел. И принял то единственное решение, которого не должен был принимать ни в коем случае. Ехать на передовую, где все вроде стало бы привычно и понятно. Приказал штабу разделиться надвое, канцелярским службам эвакуироваться на русскую территорию, а сам с офицерами оперативной части и конвоем казаков отправился в эпицентр боев. Последнее его донесение гласило: 'Переезжаю в штаб 15 корпуса, Надрау, для управления наступающими войсками. Аппарат Юза снимаю, временно буду без связи с вами. Самсонов'. И все. С этого момента армия лишилась единого руководства. К вечеру 27.8 и в штабе фронта поняли, что немцы не удирают за Вислу, а атакуют. И только тогда полетел новый приказ Ренненкампфу — помочь Самсонову и установить с ним связь конницей. И 28.8 части 1-й армии выступили. Заведомо опаздывая к развязке — между армиями было 95 км.
Ну а Гинденбург после тяжелых боев уже решил сузить задачу — окружать только один 15-й корпус. Для этого предусматривались удары с трех сторон с фронта, обходом с севера, через Хохштайн, а 41-й дивизии ген. Зонтага предписывалось обойти с юга и захватить господствующие высоты у деревни Ваплиц. Эта дивизия двинулась ночью. Но русские заставы немцев заметили, и штурм высот, начавшийся на рассвете, был встречен дружным огнем Полтавского, Калужского и Либавского полков. Врага отбросили, вдобавок по отступающим, приняв их в полутьме за атакующих русских, ударила своя артиллерия, а штыковая контратака довершила разгром. Только пленных было взято 2200, в том числе 100 офицеров, захвачено 13 орудий. Гинденбург и Людендорф пребывали в шоке. Приказали Франсуа отменить все прежние планы и идти на помощь Шольцу, который 'сильно измотан'. Франсуа выполнил это требование лишь наполовину. Он уже успел восстановить порядок в своих войсках и разобраться в обстановке. К Мюлену он послал одну дивизию — и никакой помощи она не оказала. Ее встретил Кексгольмский полк. Встал насмерть, но врага не пропустил. А Франсуа с остальными силами атаковал Зольдау, выбил оборонявшиеся там части — и после этого все же послал свой летучий отряд на Найденбург.
Между тем 13-й русский корпус накануне вошел в Алленштайн. Город выглядел вполне мирно. Чистенький, благополучный. Работали магазины, кафе. Жители вежливо кланялись даже рядовым, а на больницах висели плакаты с просьбой не беспокоить пациентов… О соседе справа, 6-м корпусе, Клюев ничего не знал. Правда, получили оттуда радиограмму, но ее не сумели расшифровать. А с самолета были замечены приближающиеся с востока войска, около корпуса. И решили, что это и есть 6-й. И выступили, согласно полученному приказу, на помощь Мартосу. А до подхода «6-го» оставили в Алленштайне по батальону от Дорогобужского и Можайского полков. Германский корпус фон Белова смял их мгновенно, причем активно помогли и местные жители, стреляя из окон, а с чердака больницы ударили вдруг пулеметы. И немцы устремились вдогон за 13-м. Неполный Дорогобужский полк, шедший в арьергарде, обнаружил преследование. Однако Клюев счел, что это небольшие отряды. Велел полку остановиться и отразить их. Дорогобужцы заняли рубеж в дефиле между озерами, и на них обрушился удар авангардной дивизии врага. Артиллерии им не оставили, даже запасы патронов ушли с обозами. Отбивались из пулеметов, пока было чем, собирали боеприпасы хоть для одного пулемета, потом остались только штыки. Но местность была такова, что противник не мог развернуться широким фронтом, и его раз за разом осаживали контратаками. Погиб командир полка Кабанов, редели батальоны, однако немцы так и не прошли до вечера. Лишь с наступлением темноты остатки полка снялись и пошли искать своих, унося тело командира.
А под Мюленом 28.8 наседали уже не русские, а немцы, а Мартосу приходилось отбиваться. Особенно жарко было в Хохштайне, где оборонялась бригада 13-го корпуса, присланная накануне, Нарвский и Копорский полки. Она попала в полуокружение, ее оборона простреливалась с трех сторон, а отвечать она могла лишь 3 приданными батареями. Тем не менее, все атаки отбили с большими потерями для неприятеля. А главные силы 13-го вышли на высоты недалеко от Хохштайна, и Клюев приказал остановиться, не в силах разобраться в ситуации и ожидая приказов свыше. Между ним и сражающимися частями были немцы, которых легко можно было раздавить. Но он выслал вперед лишь один Невский полк. Который внезапной атакой разогнал и обратил в бегство германскую дивизию, не понявшую какие силы на нее напали. Но поддержан не был — Клюев приказал полку отступить.
