Вечером прибыл к Мартосу и Самсонов со штабом. И окончательно все загубили. В 15-м корпусе кончались снаряды и патроны, не было продовольствия, и оставалось только отступать. Убедившись в этом, Самсонов отход разрешил, штаб разработал план 'скользящего щита', по которому соединения с северного фланга поочередно переходили на южный и занимали позиции — сперва обозы, потом 13-й корпус, потом 15-й, потом 23-й. А поскольку отступать предполагалось к Найденбургу, Мартосу с его штабом приказали ехать туда и заранее выбрать подходящую позицию. Лучший корпус был обезглавлен. Но и Самсонов с войсками не остался — может быть, рывок на передовую выплеснул остатки его былой энергии, а может, и болезнь сказалась, обострившись от нервных и физических нагрузок. И его тоже уговорили уехать, организовывать работу на новом месте, а командование всей отходящей группировкой поручили Клюеву. Тот все еще стоял у Хохштайна, узнал о приказе отступать и двинул на юг, оставив еще один арьергард Каширский полк. И конечно, из плана 'скользящего щита' ничего не получилось. Регулировать его выполнение было некому, да и нереально в лесах, без связи — и пошли кто как. Немцы попытались преследовать, но корпус Мартоса, даже лишившись управления, был еще боеспособен, и у с. Кунхенгут Кременчугский и Алексопольский полки устроили засаду. Промерили расстояния, навели заранее пулеметы и в темноте расстреляли колонну, двинувшуюся за ними.
А Гинденбург вообще отказался уже от плана окружения и докладывал в Ставку: 'Сражение выиграно, преследование завтра возобновляется. Окружение северных корпусов, возможно, более не удастся'. Потому что разведка доложила о движении 1-й армии. Корпусам Белова и Макензена опять приказали разворачиваться ей навстречу, а Шольцу и Франсуа — лишь «огибать» и преследовать 2-ю. Но у немцев тоже действовала инерция передачи и выполнения распоряжений. Франсуа уже перехватил пути отхода русских уезжая, Самсонов даже не позаботился организовать оборону Найденбурга, и немцы захватили его почти без боя, встретив только обозных и свезенных сюда раненых. А Макензен, взбешенный постоянным дерганьем и располагая данными, что Ренненкампф еще далеко, послал телеграмму, что снимает связь — якобы еще до получения нового приказа. И повел корпус на Вилленберг, навстречу Франсуа.
Штаб фронта, утратив связь с Самсоновым, даже не попытался самостоятельно выяснить обстановку и взять на себя управление войсками. А утром 29.8 до Жилинского дошло донесение от эвакуированной части штаба 2-й армии — что она отступает. Главнокомандующий рассудил, что напрасно послал 1-ю и телеграфировал Ренненкампфу: '2-я армия отошла к границе. Приостановить дальнейшее выдвижение корпусов на поддержку'. Но Ренненкампф понимал ситуацию глубже и отдал своим частям приказ 'ввиду тяжелых боев 2-й армии' идти ей на помощь. В окруженной группировке в этот день еще продолжались бои. Арьергардный Каширский полк, оставленный у Хохштайна, с присоединившимися к нему подразделениями Нарвского был взят в кольцо. Против его 16 орудий гремели 86, но русские дрались до 14 часов, атакой захватили вокзал. В последней рукопашной пал командир полка Каховский со знаменем в руках. А мелкие группы солдат держались до вечера. У с. Шведрех, в межозерном сужении, немцев, пошедших за 13-м корпусом, встретил еще один арьергард, Софийский полк. Бой шел до 15 часов, полк понес большие потери, но и немцы отстали. А на 15-й корпус они вообще наседать боялись, шли следом. Впереди же сплошной линии окружения не было. На дорогах немцы выставили заставы, курсировали разъезды и бронемашины, а по железным дорогам — бронеплатформы. Прорваться было не сложно. Если действовать организованно. Но в условиях ночного отступления по лесам части перемешались, нарушилось управление, и они текли беспорядочными толпами. Тащились из последних сил, голодные — 15-й корпус четверо суток не выходил из боев, а 13-й за двое суток прошагал больше 80 км.
А здешний лес надежного укрытия не представлял. Его через каждые 2 км прорезали просеки, было много речушек и болотистых низин с дамбами. И противник, обнаружив с аэропланов местонахождение русских, начал на их пути устраивать засеки, выставлять заслоны с пулеметами и артиллерией. У каждой дамбы или перекрестка встречал огонь. Вся масса останавливалась, авангардные батальоны разворачивались к бою и разгоняли врага. А через пару километров, на следующей просеке, ждал новый заслон, и все повторялось… И около села Саддек, попав под очередной обстрел, Клюев решил 'во избежание ненужного кровопролития' сдаться. Впрочем, предоставил желающим свободу спасаться, кто как может. Одни отделились, пошли на прорыв и в большинстве прорвались. У других больше не было сил, и они подчинились решению начальника. Некоторые предпочли погибнуть в бою. Так, севернее Найденбурга группа смельчаков из 13-го корпуса захватила 4 немецких орудия, заняла круговую оборону и дралась до последнего.
Мартос, посланный вперед своих войск, нарвался на немцев, попал под артобстрел. Погиб начальник его штаба ген. Мачуговский, уцелевшие в суматохе потеряли друг друга. Мартос с тремя спутниками сутки блуждали в лесу без еды и воды, ориентируясь ночью по звездам. Услышали рядом солдат и подумали, что свои — лошади тянули в ту сторону. Но вспыхнул немецкий прожектор, ударил пулемет, под Мартосом убило коня, и его схватили. Так же блуждал и Самсонов. Лишь 29.8, добравшись до Орлау, он убедился, что никакого «щита» больше нет и отступление идет хаотически. Пробовал командовать на дорогах ротами и батальонами, потом впал в полную прострацию. Тыкались то туда, то сюда, обнаруживая немцев, где-то потеряли казаков конвоя. Пошли ночью через лес. Лошади выбились из сил, и зашагали пешком, держась за руки, чтобы не потеряться. Самсонова измучила астматическая одышка, и уже в 10 км от границы сделали привал. Командующий тяжело переживал случившееся, говорил: 'Царь доверился мне. Как я встречусь с ним после такого разгрома?' Отошел в сторону, и его спутники услышали выстрел. Тело Самсонова не смогли найти в темноте, а утром появились немцы, и начальник штаба Постовский с другими офицерами предпочли оставить труп. А через час встретили казачий патруль — вышли к своим.
Командование фронта уяснило картину только вечером 29.8. Из Найденбурга успел выскочить командир раздерганного 23-го корпуса Кондратович с частью Эстляндского полка. Он-то и доложил обстановку. Забили тревогу — Ренненкампфу приказали организовать поиск конницей. Но направление дали неверное — почему-то на Алленштайн, где русских давно не было. А 1-му и 6-му корпусам велели нанести удары по флангам, чтобы облегчить выход окруженной группировке. А в 1-й еще накануне добрался офицер от Самсонова с приказом ударить на Найденбург. Но там царило безвластие, Артамонов, Душкевич и Масальский принимали и передавали дела, и пошли споры, кто будет организовывать наступление. Лишь после приказа Жилинского раскачались и послали сводный отряд ген. Сирелиуса, командира отставшей дивизии 23-го корпуса — Варшавской гвардейский. А Благовещенский послал к Вилленбергу отряд ген. Нечволодова, Ладожский полк с 2 батареями.
Людендорф только утром 30.8 доложил в Ставку, что русские окружены, и вдруг последовал панический звонок Франсуа с просьбой о помощи — Сирелиус прорвал неплотное кольцо и подходил к Найденбургу. Штаб Франсуа удрал в Вилленберг, Людендорф снял 3 дивизии Шольца с преследования и послал ликвидировать прорыв. Но тут посыпались доклады, что кавалерия Ренненкампфа углубилась в Восточную Пруссию, а к Виллербергу подходит еще одна русская колонна. Причем на этом участке удар был нанесен и изнутри кольца — тут прорывалась из окружения русская конница. И прорвалась. Но в целом меры оказались слабыми и запоздалыми. Против Сирелиуса стягивалось 5 дивизий, удержать Найденбург он все равно не мог, и к вечеру он и Нечволодов получили приказ отходить. Однако войска Ренненкампфа, громя брошенные против них заслоны вражеской кавалерии и ландшурма, неудержимо продвигались вперед. К 31.8 они вышли на ближние подступы к Кенигсбергу, продвинулись к Прейсиш-Эйлау (ныне Багратионовск), заняли Фридланд (Правдинск), на юге захватили городишко Растенбург (пока еще неприметный — ставший знаменитым лишь во Вторую мировую, поскольку там размещалась ставка Гитлера), блокировали крепость Летцен.
А конница, прорвав фронт, подошла к Алленштайну, с севера — корпус хана Нахичеванского, с востока — дивизия Гурко. Снова увидели чистенький, вполне мирный город. Никаких русских тут вроде и не бывало, а на вопросы о них жители вежливо раскланивались и пожимали плечами. Ренненкампф получил приказ Жилинского, сообщавший, что Самсонова постигла неудача, противник теперь может обратиться против 1-й армии, и требующий вернуть кавалерию к основным силам. Но командарм рассудил иначе — раз уж она вторглась в тыл противника, приказал ей погулять там как следует, разрушая коммуникации и линии связи, взрывая железнодорожные пути, дамбы и переправы. И панику эти рейды вызвали изрядную. Когда 31.8 немцы снова заняли Найденбург, один из часовых открыл вдруг огонь по машине ген. Моргена, вообразив, будто опять идут русские. Убил шофера, ранил адъютанта. А среди ночи того же генерала разбудили вопли денщика: 'Русские пришли!' — и он бежал, надев ремень с кобурой поверх белья.
