России. Царь теперь стал обращаться в грамотах к “нашему Донскому Войску”.
Но к казачьим вольностям правительство подошло очень деликатно. Автономия и традиции Войска Донского были полностью сохранены. Во внутреннее самоуправление казаков Москва совершенно не вмешивалась. И воеводам на Дону вмешиваться запрещала, они получали права лишь военных командиров, и, мало того, находились в подчинении атаманов. Им предписывалось действовать “за одно с казаками под атаманским началом”, потому что “казаки люди самовольные”. Не вводились и российские законы, суды по- прежнему осуществлялись по “войсковому праву”. Михаил Федорович признал даже традиционное донское право не выдавать беглых. Только в письмах к казакам просил, чтобы этих беглых во избежание недоразумений не включали в посольства в Москву. И чтобы им не давали “государева жалования”, поскольку оно начисляется и высылается из расчета на “старых казаков”.
Местом пребывания русского гарнизона стал Черкасск. А вскоре сюда был перенесен из Раздор и главный центр Войска Донского. Мухаммед-паша об изменениях на Дону, разумеется, узнал. Оценил их вполне правильно. И… сделал хорошую мину при плохой игре. Счел за лучшее повернуть направление агрессии в другую сторону. Начал войну против Венеции, бросив войска и флот на захват принадлежавшего ей о. Крит. Видимо, решил, что это будет более перспективным и легким предприятием, чем вторжение на Дон.
Между тем подрастал наследник престола Алексей Михайлович. Он был умным и развитым юношей, получил неплохое для своего времени образование. Под руководством боярина Морозова его обучением занимались В.Н. Стрешнев, дьяк В.С. Прокофьев, подьячий В.Г. Львов. Учили царевича чтению, письму, книгам Священного Писания, церковному пению. Уже к 10 годам он знал весь чин богослужения и пел на клиросе. Много читал. Его личная библиотечка еще в раннем детстве насчитывала 13 томов — православная литература, “Букварь” Василия Бурцева, изданные на русском языке в Польше “Грамматика” и “Космография”. Позже эта библиотека непрестанно пополнялась. Царевича учили и военному делу, основам дипломатии и русского права. Морозов развивал у него самостоятельное мышление, внедрил метод бесед, обсуждая с мальчиком те или иные проблемы и подталкивая его самого находить ответы. Как и отец, Алексей любил верховую езду и охоту. Очень интересовался религиозными вопросами, и через постельничего Федю Ртищева собирал вокруг себя так называемых “ревнителей благочестия” из ученых священников и монахов. А 1 сентября 1643 г., на праздновании Нового Года, Михаил Федорович официально представил и “объявил” народу сына в качестве своего преемника.
При патриархе Иосифе были проведены некоторые церковные реформы. Так, была введена система собственных церковных судов “по бесчестью”. Развивалось отечественное богословие. В 1644 г. в Москве была издана “Кириллова книга”. И религиозных диспутов с представителями других конфессий русские больше не чурались. В столице состоялись прения о вере между православными богословами Иваном Наседкой и Михаилом Роговым с протестантским пастором Матвеем Фильгобером. Впрочем, больше в качестве “показательного” (а в какой-то мере и развлекательного) мероприятия. Ведь никто даже в мыслях не допускал, будто Фильгобер сможет переубедить русских и обратить их в лютеранство. Кстати, в отличие от европейцев, которые с какой-то стати не теряли надежд в подобных спорах обратить друг дружку.
Крепло хозяйство страны, с осваиваемых земель черноземья потекли на рынки обильные урожаи — в том числе и на экспорт. В бедствующей Европе положение России было очень прочным, а ее авторитет весьма высоким. Из своих опустошенных и погромленных стран перебирались “под государеву руку” офицеры, предприниматели, мастера-специалисты. Их на Руси были уже тысячи, они жили и служили не только в Москве, но и в Нижнем Новгороде, Ярославле, Туле, Вологде, Олонце. Так что никакой русской самоизоляции и ксенофобии, о коих так любят поррассуждать некоторые историки, и в помине не было. Конечно, до революционной “европеизации” дело не доходило, то бишь бород не резали и в немецкие кафтаны и чулки не переодевались — зачем глупостями-то заниматься и унижаться? Наоборот, иноземцы, обосновавшиеся в России, предпочитали носить русские костюмы, более удобные и подходящие к местным климатическим условиям. А если Морозов заказал для царевича у мастера Шальта детские латы европейского образца и пошил ему немецкий костюмчик, то все понимали, что это для игры, для маскарада. Алексею и в голову не пришло бы, что в таком костюмчике можно пойти в церковь или на официальные торжества. Но ведь и грехом не считалось нарядиться в немецкое платье.
Впрочем, надо отметить, что и в целом проблемы проблемы “европеизации” перед страной не стояло, она была надумана впоследствии и раздута искусственно. Переехавшие в Россию иностранцы жили еще не обособленно, а среди русских, на тех же улицах, а иногда и в тех же домах, снимая помещения у местных хозяев. А наши предки, если считали что-либо чужое полезным для себя, перенимали и без “европеизации”. Скажем, им понравился западный обычай высаживать перед домами декоративные цветы — и вскоре цветущими клумбами и палисадниками украсилась вся Москва. А боярин Морозов устроил свой дом по европейскому образцу, заказывал импортную мебель, обстановку, вешал на стенах картины. И никого это не смущало. Ну и что, если ему так нравится? И если он, как богатый владелец земель, промыслов и мануфактур мог себе это позволить?
А сам царь решил выдать замуж старшую дочь, 17-летнюю Ирину, за иностранного принца. Почему бы и нет? Ему тоже отец искал невест в Бранденбурге и Дании, хотя и неудачно. Но ситуация была иной, чем в 1620-х. Та же Дания на предложение династического брака откликнулась с радостью. Ее шведы совершенно раскатали, а брак обеспечил бы союз с Россией. Согласились на все условия, даже на перекрещивание королевича Вольдемара в православие (а без этого как же? Разве государь мог отдать родную дочь за еретика?) Принц со свитой прибыл в Москву, встреченный очень пышно. Но здесь Вольдемар вдруг заартачился и, вопреки достигнутым договоренностям, перекрещиваться отказался. То ли Ирина ему не приглянулась, а скорее, сказалось изменение международной обстановки — примирение Швеции и Дании при посредничестве Мазарини. После чего помощь больше не требовалась, а вот дразнить Стокгольм альянсом с русскими было опасно.
И Михаил Федорович попал в дурацкое положение. Ведь о свадьбе-то уже было объявлено! А значит, отказ Вольдемара идти к венцу был прямым “бесчестьем” и для царя, и для Ирины! Принц требовал отпустить его домой, царь не соглашался. С королевичем вели переговоры, так и эдак уламывали, оказывали давление. Но он упорно стоял на своем и “творил бесчинства”. Русские приставы, на которых его высочество пытался кулаками сорвать зло, в долгу не остались, дали сдачи. Словом, дело зашло в полный тупик…
Между тем кризис в Средней Азии продолжал углубляться. Шах-Джахан двинул на север свои огромные полчища, захватил Балх и Бадахшан. Но при этом в полной мере сказались особенности индийской армии. Боевые качества ее на деле были очень низкими, она состояла из корпусов вассалов-джагиридов, которые действовали вразнобой и привыкли вести себя, как мини-монархи — брали в походы многочисленные свиты, гаремы, прислугу. Ударной силой по-прежнему оставались боевые слоны с установленными на них пушками. Конницы было мало — лошади в Индии не размножались, их привозили извне, и стоили они крайне дорого. Воевать на коне могли себе позволить лишь очень богатые люди. А основу войск составляли массы пехоты. Не знавшие ни строя, ни обучения, ни маневрирования — давили количеством. Особо тратиться на своих солдат джагириды не считали нужным, пехота шлепала в походы босиком, все обмундирование составляли тюрбан и набедренная повязка, плюс копье в руке.
В индийском климате и в сражениях с точно такими же толпами голой пехоты это сходило. Но на севере, в горах, громоздкая и неповоротливая армия застряла. Обозы и гаремы джагиридов закупоривали горные дороги, а слоны и солдаты в набедренниках чувствовали себя здесь не лучшим образом, да и прокормиться многотысячным масам тут было нечем. Ну а отряды горцев-таджиков, хоть и небольшие по численности, принялись клевать завоевателей, наносили чувствительные удары, и Шах-Джахану пришлось отступить. Бадахшан бросили совсем, а Балх передали союзным бухарцам. Хотя у них в это время вспыхнула смута. Надир-Мухаммеда сверг его сын Абдулхази. Сперва отправил отца в почетную ссылку, правителем подаренного Балха, потом передумал, начал против него поход и выдворил в изгнание.
А от Хорезма в ходе междоусобиц отпало самостоятельное Аральское княжество. Но и упрочив власть, хан Абулгази целиком переключился на войну против враждебных ему туркмен. Добавилось и природное бедствие. Стал меняться водный режим в дельте Амударьи, пересыхали протоки и каналы, снабжавшие водой главные хорезмийские города, Ургенч и Вазир, и жители из них начали перебираться в Хиву.
И тем не менее, кто бы ни сидел на тронах Бухары и Хорезма, какие бы их ни лихорадили проблемы,
