чувствуя неловкость своего положения, поспешил дать согласие:
— Ну что ж, я человек подначальный. А?
— Мы не собираемся вас неволить, Виктор Павлович, — вежливо, но холодно ответил Лемяшевич. — Кто хочет, товарищи, руководить нашим хором?
— Вы все обходите меня, — будто бы в шутку, но с заметной ноткой обиды сказала Марина Остаповна. — Представьте, что я тоже умею петь.
Лемяшевич принципиально не хотел поручать ей кружка и вообще намеревался, назло Бородке и ей в отместку, временно «бойкотировать» её — борьба есть борьба! — чтоб Приходченко и Бородка знали, что он не думает отступать. Но спокойствие и такт, с какими она вела себя по отношению к нему, часто обезоруживали Лемяшевича; ему хотелось презирать её, а он не мог. Он невольно поддавался её обаянию…
После заседания Орешкин догнал Марину Остаповну на улице и заговорщицки зашептал:
— Что же это вы? Ножку мне подставили, захотели добренькой быть? И перед кем? А? Он вас и Артема Захаровича грязью обливает, под вашу дружбу подкапывается… А вы… Эх, Марина Остаповна!.. Поймите: если мы будем так продолжать, он нас всех в бараний рог согнет и не одного только старика на свою сторону перетянет… А кто он такой? А? Вы, я, Ковальчуки, Лапич — мы основа коллектива, и мы должны…
Марина Остаповна остановилась, посмотрела ему в лицо и с раздражением сказала:
— Идите вы к черту, Орешкин! Надоело мне это все! И не лезьте вы ко мне! Не путайте меня в ваши интриги. Мне своих хватает!
Алёша записывал учеников в автотракторный кружок. Взялся он за это дело с энтузиазмом, твердо уверенный, что при таком руководителе, как его брат, и заинтересованности самого директора результаты должны быть именно такие, о каких он, Алёша, мечтал: по меньшей мере полкласса, а не он один, будут водить мотоцикл, автомобиль, трактор и комбайн. И как приятно было бы, если б в ответ на призыв о политехнизации в аттестате его товарищей, да и у него, особым пунктом появилась запись: за время обучения в школе приобрел профессию шофёра, тракториста или комбайнера. Алёша был убежден, что только при таком условии выпускник имеет право на признание действительной зрелости. А то — какая ж это зрелость, когда делать ничего не умеешь!
Но Алёше скоро пришлось разочароваться в своих ожиданиях. Всё шло хорошо, пока он проводил запись в младших классах — в седьмом и восьмом, частично в девятом: там записывались охотно. Но когда дело дошло до десятого класса, то на его горячий призыв, на его агитацию откликнулась одна только Катя Гомонок, секретарь школьного комитета комсомола. Эта неутомимая и неугомонная Катя записалась во все кружки — и везде поспевала. Остальные отнеслись к кружку иронически, острили, безобидно подшучивали; каждый агитировал соседа, а сам не записывался.
— Рая, давай, тебе это необходимо, у тебя мать богатая, «Москвича» купит!
И тут же язвительный голосок с последней парты с прозрачным намеком на энтузиаста кружка:
— У нее свой шофёр есть, что ей музыкальные пальчики пачкать!
Но шутку не подхватили. Алёшу уважали и давно уже не подтрунивали над его любовью, даже самые заядлые насмешники относились к нему с полной серьёзностью. Зато других не щадили.
— Павлику Воронцу необходимо овладеть этой профессией, ему на свидания далеко ходить.
— Вот это любовь!
— Мать говорила — не напасется сапог. «Разорил, говорит, сынок на одной обуви».
— Не диво! Двадцать километров отшагивать! Павлик, небольшого роста неприметный паренек, краснел до ушей и боялся голову поднять. Он ходил на свидания в дальнее село к девушке, с которой год назад познакомился в межрайонном пионерском лагере. За это ему всячески мстили одноклассницы — ревновали, как все деревенские девушки, когда хлопцы ходят в соседние деревни.
Оставив Павла, стали вспоминать разные происшествия и аварии с машинами и тракторами.
— А помните, как Лошак в речке трактор утопил? Подъехал к обрыву, не затормозил — и бултых! Еле сам выскочил.
— Ха-ха… А трактор потом волами вытаскивали.
— Девочки, а слыхали, как Дубовик на тракторе в Заречье на свидание ездил?
— Ага. Едет — распевает: «Где ты, милая моя?» — а навстречу Ращеня.
— Вот тебе и «милая»!
Напрасно Катя, помогая Алёше, горячо доказывала, что нет занятия интересней, чем изучение моторов.
Алёша решил изменить тактику и действовать иначе: поговорить с каждым из своих ближайших друзей в отдельности. Ему не верилось, что хлопцы, многие из которых были способнее его в физике и математике, откажутся от такого интересного дела. На своего соседа по парте Левона Телушу он не очень надеялся, но предложил и ему. Тот посмотрел на него с иронической улыбкой.
— Вырос я, брат, из таких кружков.
— Почему вырос? — удивился Алёша.
— Да так… Когда я сам не знал, кто я и что, тогда — пожалуйста! — я брался за что угодно. А теперь меня это не интересует… Теперь я знаю свое призвание. Историку механика ни к чему.
— Во-первых, это неверно… Ломоносов все знал, — горячо возразил Алёша. — А во-вторых, еще неизвестно, правильно ли ты определил свое призвание. Ты ведь и физику лучше всех нас знаешь…
— Наивный ты человек, Алёша, — отвечал Левон. — В пределах программы я все обязан знать. Эти знания получат оценку в аттестате.
Володя Полоз на предложение Алеши замахал руками:
— Не пойду. Нет и нет. И ты меня не агитируй, пожалуйста. Я человек слабый, могу записаться, а все равно ничего делать не буду.
— Но ведь ты мечтаешь поступить в электромеханический.
— Вот потому что мечтаю, что я непременно должен поступить, — я никуда! Вот и все! У меня тройки проскальзывают. Пора взяться за ум.
Алёша решил поговорить с ним по душам. Кстати, была большая перемена, и они, отделившись от товарищей, спустились к Кринице, в ольшаник, где особенно явственно чувство вался приход осени, её неповторимые запахи, которым нет ни названия, ни сравнения. Не только листья и трава — сама земля пахнет осенью иначе, чем летом и весной. А ручей, полноводный, прозрачный, переливался через поваленную ольху, служившую кладкой, журчал, булькал; в крошечном водовороте кружились красные листья.
Юноши остановились здесь, заглядевшись на ручей.
— Ну, а если не поступишь? — тихо спросил Алексей друга.
Он давно хотел поговорить с одноклассниками: что они собираются делать, если не удастся осуществить заветную мечту — поступить в институт?
— Не поступлю? — резко повернулся к нему Володя и с размаху кинул в воду веточку.
Алеше показалось, что лицо его побледнело от волнения, а может быть, от солнца, выглянувшего из-за тучи.
— Почему не поступлю?
— Да мало ли что бывает… Знаешь, какой конкурс? А ты — не Левон, у нас с тобой медали не будет. Что тогда?
— Пойду в другой институт. Пережду год-два.
— А делать что будешь этот год?
— Повторять предметы.
Алёша вздохнул и ничего не ответил; он видел, что разговор по душам не получается — слишком по- разному смотрят они на вещи, по-разному думают.
Получив от Алеши малоутешительные сообщения, кружком занялся сам Михаил Кириллович.
Рая категорически отказалась участвовать в школьном хоре. Это вызвало недоумение. Лучшая певица, самая активная до этого участница самодеятельности! Никто не мог объяснить причины, а сама она
