— А зачем всё это нужно? — не утерпел я. — Пещеру на корабле строить, Бафомета приводить…
— Ну ты даешь, дятел! — восхитился голос. — Сейчас точно сотрет в пыль и грязь.
Не стер. Ответил:
“Люди. Управлять — значит внушать веру”.
Вообще-то да. Коммунисты тоже так делали. И фашисты, и все остальные. Нехорошо это.
“Гора не кажется неприступной, если смотреть с ее вершины”.
Я пожал плечами и направился к выходу.
Глава десятая
Посланец Харерамы привел меня в лабораторию и передал мрачным девицам, а сам отправился изучать сентенции Жака Моле. Не скажу, что меня огорчил его уход.
А встреча с партнером не сильно обрадовала.
— Русский ниндзя!!! — восторженно ахнул Веник, завидев мой новый наряд. — Самый опасный!!! Стиль «пьяный»: боец уничтожает врагов глубоким выдохом. Как Змей Горыныч!
Утешала мысль, что кимоно всё же лучше, чем пеньюар.
— Картина называется, — маркиз пальцами оттянул уголки глаз к вискам, — “Мудрый учитель микробиологии Хун Цун возвращается с тибетчины к любимому ученику Цун Дуну”
— Слушай, угомонись. Мне сейчас не до этово-тово.
— Угомонюсь, если дашь свой пояс. Поносить.
— А зачем тебе?
— Видишь ли, — он призадумался, — на самом деле мне нужен кожаный френч и маузер в кобуре, но, за неимением, подойдет и твой кушачок. Хочу Ларисок приструнить.
— Это кто же такие? — протягивая пояс, я почувствовал, что затевается недоброе.
— Мои секретарши. В прихожей сидят, — он завязал на животе подарочный бант.
Я наблюдал за эволюциями маркиза с напряжением начинающего воришки, до времени поставленного “на шухере”.
— Понимаешь, я у них условные рефлексы вырабатываю, — Веник распахнул дверь. — Видишь вон ту черту?
На линолеуме выделялась кривая полоска, проведенная черным маркером.
— Ну, и что это значит?
— Холоднокровней! Щас поймешь, — он переступил порог и, с видом собравшегося в побег арестанта, начал подкрадываться к черте.
Часовые, разумеется, видели действо, но пока не реагировали.
Наконец маркиз занес ногу для следующего шага и замер, удерживая её в воздухе, над самой полоской. Девицы переглянулись и встали.
— Миннегага Анатольевич, лови момент! Картина называется: 'Погоня разъяренных берберов за одиноким адыгейцем', — он рванулся к выходу, но тут же повернул обратно и в три прыжка достиг спасительного порога.
Бросившиеся наперерез Лариски успели добежать только до черной линии и остановились там с недоумевающими лицами.
Случай явно выходил за рамки полученных ими инструкций.
— Видал? — гордо сказал Веник. — Уже час тренирую! Туповаты, конечно, но с другой стороны — что с них взять? Бабец есть бабец, хоть ты его в гренадера с усами переодевай.
— Да, методика почище чем у Павлова. А зачем френч и маузер?
— Френч для солидности, а маузер — чтобы бежать можно было по олимпийски, с низкого старта. Выстрел в воздух и понеслись!
Маркиз возбудился не на шутку — пришлось взять его за руку и усадить в кресло.
— А с чего это ты имидж поменял? — спросил он, поостыв. — Всю жизнь был похож на иеромонаха, а тут вырядился как хунвейбин.
— Сейчас узнаешь. Только скажи, ты свою дипломную работу хорошо помнишь?
— А то? — приосанился он. — Тогда случился настоящий триллер с погоней, кровавыми рукопашными схватками и стрельбой по македонски — из-за одной редкой книжки по палеопатологии. Ценной, как скрипка Страдивари.
Заметь, я ничего не знал, а гадюка Хобот свел с первой страницы библиотечный штамп, и попросил меня реализовать её в букинистическом магазине. Якобы паспорта у него не оказалось! Ну вот, заявляемся мы в магазин, без перчаток и париков, на лицах ни капли грима… мне-то невдомек!
Хобот протягивает книгу и начинает рыдать об умершем дедушке-палеопатологе, который являлся её автором, а продавец тем временем обнаруживает ещё одну печать — на семнадцатой странице. Полный пассаж и немая сцена.
Продавец говорит: 'Ворюгой был ваш усопший дед, а не палеопатологом. А вы генетически к этому предрасположены'. Деваться некуда — мы давай негодовать! Хобот кричит: 'Подменили! Вместе со столовым серебром!' Я тяну паспорт назад и тоже подвываю: 'Надо назначить экспертизу! Всех обзвонить! Бежим скорее, пока они не ушли!'
Ну, мы рванули оттуда, и к Семену на овощебазу — репчатый лук разгружать. Помнишь Семена?
— Помню, но меня сейчас не Семен интересует, а Тутанхамон, который оспой болел. Про которого ты написал, что он умер в результате мумификации.
— Не Тутанхамон, а Рамсес пятый. И не искажай — я написал, что в результате мумификации могли появиться рубцы на лицевых костях. А не от оспы, как навязывал нам Зоркий Сокол. После ознакомления с моими выводами у того даже оправа на очках вспотела.
— Рамсес меня тоже устраивает. А про богиню Бастет ты случайно не слышал?
— Как это не слышал?! Да я же египтолог в третьем поколении и почетный член королевского папирусного общества! Меня, может быть, хотели наградить золотой медалью, но из-за одной подлой интриги всё сорвалось.
Вот так: ни тени краски, ни налёта смущения! А ведь врал не кому-нибудь, а мне — человеку, который знал всю его жалкую биографию почти наизусть.
— Печально. Это просто поразительно, сколькими золотыми медалями тебя не наградили. Но всё- таки, что тебе известно про Бастет?
Липский тут же изобрёл гримасу, которая наглядно подтверждала его принадлежность к папирусному обществу:
— Видишь ли, источники крайне противоречивы! Одни свидетельствуют одно, другие — другое, а в итоге ничего не понятно. Ясно только, что всё высасывают из пальца и врут, гады, кто как может. А зачем тебе эта Бастет?
Я начал кратко пересказывать события минувшего утра и по мере развития сюжета веселость на папирусном лике убавлялась, а под конец и вовсе сошла на нет.
Выслушав меня, Веник поднялся и обошел по периметру всё помещение, внимательно исследуя потолок. Обнаружив в дальнем углу металлическую корзиночку датчика, он подозвал меня и спросил:
— Как думаешь, что будет, если сюда сигарету сунуть? Углекислотка сработает?
— Не уверен. Скорее всего углекислота подается только туда, где не может быть людей. Хотя я не знаю — я же не моряк. А что тебя смущает?
— Совпадения. Сперва с доктором несчастный случай, затем с тобой… Ты ведь ему на замену прибыл!
— Не поал? — честно признался я. — Чего им со мной цацкаться? Спустили бы за борт открыто, под ликующие звуки фанфар…
— Кому 'им'? — выразительно изогнув брови, поинтересовался Веник.
