В тот же вечер Егупов зашел к Леночке Стрелковой и услышал от нее еще одну тревожную новость: арестован Астырев, и вместе с ним арестовано несколько студентов, пришедших к нему на очередной журфикс.
ГЛАВА СОРОК СЕДЬМАЯ
В четверг, на страстной, неугомонный Егупов с утра поехал в Петровское-Разумовское. Авалиани в общежитии он не застал. Товарищ Авалиани по комнате сказал, что тот около часа назад с каким-то незнакомцем уехал в Москву. Раздосадованный такой неудачей, Егупов отправился восвояси.
Выйдя из вагона конки у Арбатских ворот, он пошел к себе на квартиру, уверенный в том, что Авалиани обязательно заглянет к нему, если уже не заглянул.
У себя он застал не Авалиани, а Вановского, причем ие одного.
— Вот, знакомься: Павел Филатов, о котором я тебе говорил! — Виктор представил ему довольно рослого и весьма странно одетого молодого человека.
С этим Филатовым Вановский, гораздый на скорые и легкие знакомства, встретился прошлым летом в Курской губернии, под Щиграми, в имении помещика Русанова. Приезжал он тогда к своему бывшему однокашнику по Пулавскому институту, гостившему у матери в том же имении. Вановскому этот Филатов показался человеком стоящим, он намекнул ему: дескать, знает в Москве целый круг людей, увлекающихся революционными идеями. Филатов разоткровенничался и сказал ему о своем давнем желании принять участие в какой-либо конкретной революционной работе, например в печатании и распространении нелегальных брошюр. Он даже удачное название придумал для этого занятия—«печь хлебы». Печь хлебы истины и правды — для изголодавшихся, для ищущих хлеба сего!..
Возвратившись в Москву, Вановский рассказал Егупову об этом революционно настроенном земце. Решено было держать Филатова на примете, войти с ним в сношения. Как земец, Филатов неплохо знал, по словам Вановского, положение дел в своем уезде и в своей губернии, при необходимости от него можно было получить какие угодно статистические данные для использования их либо в листовках, либо в пропагандистских целях, и кружковой работе.
Сразу же после собрания у Бруснева Вановский написал Филатову письмо, в котором предложил ему приехать. По получении письма Филатов выехать из своих Щигров не смог. Между тем после арестов и обысков, случившихся в Москве в конце марта, не до «печения хлебов» стало… Так что Филатов приехал совсем некстати.
Егупову тот «активно не понравился» с первого взгляда.
«Копспиратор, черт подери тебя! — подумал он, холодно поздоровавшись с Филатовым. — Даже одеться, как надо, толку не хватило!..»
На приезжем была сатиновая синяя рубаха навыпуск, поверх нее — какая-то нелепая охотничья куртка, из кармашка которой свешивалась серебряная цепочка часов, на ногах — огромные смазные сапоги, распространявшне по всей квартире удушливый запах свежего дегтя.
«Дворник, да и только! — неистовствовал про себя Егупов. — И стрижка-то у него — «под мужика»! Ну чистый дворник! Истинная дубина! Разве же такое годится для Москвы?! Тем более что пришел он ко мне! Ведь прислуга наверняка уже обратила на него, такого, особое внимание!..»
Он незаметно кивнул Вановскому, чтоб тот вышел сним в соседнюю комнату.
— Ты зачем его привел ко мне? — зло зашептал ему, когда они оказались вдвоем.
— Так я и сам не знаю, куда его девать, — тоже шепотом ответил Вановский. — По рукам и ногам связал! Ночь у меня переночевал. Больше нельзя, не могу!.. Оставь пока у себя! Прошу, как друга! Мать расстраивается…
— Да что я прислуге-то объясню?! — уже шипел в неистовстве Егупов. — Ведь он — дворник с виду- то! Зачем у меня ночует дворник?! Сообрази: что тут объяснишь?!
— Что-нибудь наври… Только оставь его у себя! — взмолился в полный шепот Вановский и, откашлявшись, вдруг сказал: — К тебе недавно Авалиани заходил с каким-то незнакомцем. Что-то срочное у него… Мол, позарез ему тебя надо видеть. Оставил адрес, но которому его сможешь найти… Это — у Арбатских ворот. И еще вот — книжечкуоставил на немецком с шифрованной запиской.
Егупов, сразу забыв о Филатове, выхватил из рук Вановского записку и книгу со вложенной в нее второй запиской.
— Это — из Варшавы… — опять шепотом подсказал Ваковский.
— Вижу, знаю, — Егупов резко кивнул.
В книге по строчкам шел шифр по ключу «черемуха».
Расшифровав его, Егупов прочел: «Ключ к записке — «Шпицберг». Иваницкий, пославший эту книгу, напоминал ему ключ к шифрованной переписке. Расшифровав записку, Егупов получил: «Мы посылаем вам нелегальные издания с Семеном Григорьевичем, который достоин всяческого доверия. Деньги за них передайте ему, остальное узнаете от него».
Егупова едва не лихорадило: так возбуждающе подействовало на него все это. Он забыл и о неудачной поездке в Петровское-Разумовское, и об этом нелепейшем Филатове, как снежный ком свалившемся на его голову. «Вот оно — настоящее дело!..» — словно бы зажглась в нем жаркая, будоражащая сознание мысль.
— Вы тут посидите, побеседуйте, — кивнул он Вановскому на дверь в другую комнату, — а я — помчался! Интереснейшее известие, Виктор!..
Вановский и рта не успел раскрыть, чтоб спросить его, что за известие им получено, куда и зачем он «помчался». Только охнула со всего маху захлопнутая дверь.
— Извозчик! Извозчик!.. — заметался Егупов, выбежав па улицу с книжкой в руках. Даже мальчишеская фистула ворвалась вдруг в его крик.
Извозчик подкатил тут же:
— Куды изволите?!
— К Арбатским воротам! Поживей!..
День был не по-апрельски стыловатый. Словно бы отрезвленный им, Егупов в пути вспомнил о недавних обысках и арестах в Москве. Вспомнил и о полученном недавно же тревожном сообщении Иваницкого, писавшего о варшавских обысках и арестах, вспомнил и о его совете быть поосторожней… Вспомнил и вдруг обеспокоился: «А что, если Иваницкий арестован и шифр стал известен охранке?! Маловероятно, а все же не исключишь и такое! Вдруг тут западня?! Уж больно неподходящее время для специальных курьеров, перевозящих нелегальщину!..» Однако тут же и успокоил себя: «Нет, быть такого не может!..»
Выкатив на извозчике к Арбатским воротам, Егупов заметил Авалиани и его спутника, идущих далеко впереди. Те пересекали площадь, направляясь к Пречистенскому бульвару.
Егупов остаповил извозчика и, расплатившись, скорым шагом пустился догонять их. Со спины ему трудно было определить: видел ли он у кого-либо из своих варшавских знакомых шагавшего рядом с Авалиани человека.
Жестикулируя, как могут жестикулировать одни лишь коренные кавказцы, Авалиани о чем-то разговаривал со своим спутником. Почти поравнявшись с ними, Егупов услышал:
— Верно говорю, дорогой: у нас, на Кавказе, тэперь сады уже отцвэтают! А тут — посмотри, пожалуйста: холод еще какой!..
«Ностальгические мотивы!..»—усмехнулся про себя Егупов, обгоняя их. Не сбавляя шага, он прошел вперед, затем, глянув по сторонам (нет ли слежки), развернулся и пошел им навстречу.
Авалиани, чуть заметно кивнув ему и беспечно махнув рукой своему спутнику, как старому доброму знакомому, свернул направо — в Сивцев Вражек.
Егупов человека этого никогда прежде не видел. Он опять испытал смутное чувство тревоги. Однако справился с собой, как ни в чем не бывало подошел к незнакомцу, обменялся с ним рукопожатием:
— Михаил Михайлович…
