Шарапов Кирилл Юрьевич
Слияние миров. Книга первая.
– Сева, пора идти дальше, хватит жить войной. Два года прошло, а ты все там, посмотри на себя, ты опустился окончательно, я уже не помню, когда видел тебя трезвым. – Говоривший крепкий мужчина лет двадцати пяти поднялся со скамейки и бросил в урну пустой пакет из-под сока. – Выглядишь как бомж: одежда мятая, ботинки грязные, ты когда последний раз брился?
Всеволод Бураков посмотрел на собеседника мутным похмельным взглядом, после чего поскреб подбородок, пытаясь понять, о чем говорит его собеседник. Рука наткнулась на густую и длинную поросль: еще не борода, но уже и не щетина.
– Не помню, – буркнул Всеволод.
– Бур, ты меня беспокоишь.
– Ты мне денег дашь? – игнорируя слова собеседника, спросил Бураков.
– Не дам. Не потому, что нету, есть, и не потому, что жалко, поскольку для тебя не жалко. А потому, что ты снова будешь пить.
– Буду, – согласился Всеволод. – Ну не дашь, я сам найду. – Он потер виски и поднялся со скамейки. – Знаешь, Дима, я просто уже не могу иначе. Я здесь никому не нужен, и там уже не нужен.
– Ты мог остаться в армии, никто не просил тебя стрелять в генерала.
– Ребята просили. Те, кто в Грозном остался, просили этой сволочи откормленной привет передать.
– Сева, их не вернуть, они уже погибли. Знаешь, вряд ли бы они одобрили то, как ты живешь. Мы с тобой прошли этот ад, пора двигаться дальше. Давай я перетру с шефом, и пойдешь к нам водителем или охранником. Только уговор – не пить.
– Нет, Дима, холуем быть еще хуже. Я лучше сопьюсь. Дашь денег?
– Не дам, – после небольшой паузы ответил мужчина. – Знаешь, я тебе твои слова прощаю только потому, что прошли мы с тобой через многое, и я могу понять твое состояние.
– А кто ты есть-то? – неожиданно совершенно твердым, уверенным голосом спросил Всеволод. – Ты чем занимаешься? Бандюгану двери открываешь и шлюх заказываешь? Из-за таких, как он, мы в этой жопе очутились, потому что духи хотели сами свою нефть продавать. Ты когда последний раз в Чечне был? Не говори, я сам скажу, ты позавчера вернулся, на нефтеперегонный ездил, часть которого твоему шефу принадлежит. С нохчами базарил. С теми самыми, которые в нас стреляли. Мы могли весь этот сраный Грозный с землей смешать, но смешать так, чтобы нефтеперегонный стоял целехонький. И, не смей говорить мне, что я ошибаюсь. Ты работаешь на того, кто подвел под монастырь сотни молодых пацанов и нас мудаков. Так что заткнулся бы ты лучше.
– Ты переходишь все границы, – с расстановкой произнес он.
– Давай, Диман, двигай, – ухмыльнулся Всеволод. – Да и не прав ты насчет границ, я еще бельгийско-турецкую не переходил.
Дима сплюнул и, развернувшись, решительно зашагал прочь, туда, где его поджидал черный великолепный Bentley. Его душила злость и обида, но где-то на задворках разума металась одинокая мысль: чертов Бур прав, он самый настоящий холуй.
Когда фигура бывшего сослуживца скрылась из виду, Всеволод тяжело поднялся со скамейки. Задача раздобыть денег не была выполнена, и на данный момент была невыполнима. В квартире, которая осталась от родителей, было пусто. Все, что можно пропить, было уже пропито, остались голые стены с грязными обоями, две табуретки, шатающийся кухонный стол и горы неоплаченных счетов. Всеволод был уверен, что квартиру он скоро потеряет, свет ему уже отключили. Сумерки сгущались. В парке зажглись фонари, тихие аллеи наполнялись молодежью.
– Эй, бомжара, проваливай отсюда, – послышался справа молодой наглый голос.
Всеволод повернулся на голос. Рядом с лавочкой остановилась компания подростков. Пятеро парней и три девки. От них всех ощутимо разило спиртным, в руках крепкого паренька был пакет, в котором лежали несколько бутылок. Всеволод смерил их злым, завистливым взглядом и, сгорбившись, пошел прочь.
– Стоять, – раздался в спину наглый окрик. – Ты на кого, сука, глаза поднял?
Пьяная компания почувствовала кровь, от которой подобные подонки пьянели лучше, чем от алкоголя, тем более перед ними был опустившийся на самое дно социальной ямы человек. Даже если они его сейчас будут все дружно пинать ногами, никто не вступится.
– Зверье, – прошептал Всеволод, но не остановился.
Сзади послышались быстрые шаги. Его кто-то догонял. Мощный пинок по пятой точке отправил спившегося офицера на асфальт.
– Я тебе что сказал, урод? Меня слушать надо, – и парень с крашеными волосами нанес мощный удар по почкам.
И тут Всеволод очнулся, он давно уже забыл состояние ярости боя, для всех вокруг он был обычным пьяницей, правда, совершенно тихим. Но многие люди помнили его как старшего лейтенанта Всеволода Буракова, а боевики прекрасно знали его по позывному Бур. А еще твердо знали, что Бур в плен не сдается и пленных не берет.
Каблук высокого десантного ботинка пусть и старого, но такого же крепкого и тяжелого как и в день, когда его сделали, впечатался в промежность малолетнего подонка. Следом пошли великолепная подсечка и удар на добивание, как на тренировке.
Девицы, до этого весело ржущие и криками подбадривающие своего лидера, пронзительно завизжали. Парни, все еще стоящие у лавки, рванули вперед, и на Всеволода обрушился град ударов. Но то, что лежало на земле, уже не было бомжем. В кругу подростков, пытаясь подняться, лежал старший лейтенант морской пехоты тихоокеанского флота Всеволод Бураков.
Точный удар, и противник с воем падает на асфальт, обхватив руками раздробленную коленную чашечку. Словно пружина, Бур вскочил на ноги, еще один противник рухнул к его на заплеванный семечками
