за всем. Младшие Шолье поглощали пирожные и сиропы, подходя к буфету то с одной стороны, то с другой, чтобы не так заметно было их обжорство. Господин Дюкроке, выглядевший чужим среди этих людей, беседовал с мэром Монтандра, поглядывая на прибывающих гостей. Мадемуазель Пика теряла свою последнюю воспитанницу, но, одетая в шелковое фиолетовое платье, которое она надевала последние тридцать лет по случаю всех больших церемоний, не переставала улыбаться. Мари-Луиза в подвенечном платье, туго завитая и потому не похожая на себя, стояла рядом с Лораном возле камина. У Лорана было смутное ощущение счастья, которому он не пытался найти определение и которое исходило прежде всего от этой толпы, центром которой он считал себя.
Когда в своих роскошных мехах вошла мадемуазель де Бригей, господин Шоран бросился к двери и заметил Шаппюи, снимавшего пальто в прихожей. Он знал, что Шаппюи в этом году может обанкротиться, но всякий раз, встречая его, старался, чтобы Шаппюи ни в коем случае не заподозрил, что Шоран знает о его трудностях, из опасения, как бы тот не обратился к нему за помощью. Он приветственно протянул руку и направился навстречу Шаппюи.
— Очень мило, что вы приехали! — произнес он, ласково пожимая руку. — Как ваша малышка? Андре сообщил нам сегодня утром о ее самочувствии. Надеюсь, мой мальчик вас не слишком беспокоит. А как сейчас? У нее жар? Возьмите бокал шампанского.
— Нет, спасибо, — ответил Шаппюи, высвобождаясь из рук господина Шорана, чтобы пойти поприветствовать госпожу Шоран; потом он подошел по очереди к Шаламелю, Дюкроке и д’Итье, крепко пожимая им руки.
Прежде чем возвратиться домой, Шаппюи направился в свою контору. Он ждал, когда придет почта. В своем кабинете, рядом со служащими, он снова обретал некое подобие чувства безопасности.
«Не беспокойся, — сказала Эмма, когда узнала об истинном положении дел. — Я буду стараться. Буду экономить». Несмотря на случившиеся неприятности, она была почти счастлива, получив возможность еще больше включиться в их общую жизнь и спасать их счастье. Она полагала, что все понимает, но Эдуар знал, что финансовый крах унесет все, и чувствовал бесполезность ее стойкости. Он подумывал было о том, чтобы получить место у Пере или, может быть, просто уехать из Нуазика, но вскоре выяснилось, что все эти планы на весьма туманное будущее оказались несостоятельными.
Вернувшись домой, Шаппюи поднялся в комнату ребенка и поглядел на висевший на стене термометр. Он снял редингот и спустился в дровяной сарай. Поставив корзину, доверху наполненную дровами, на свои могучие плечи, он медленно поднялся по лестнице на второй этаж и резким движением, с перекатистым шумом, вывалил содержимое корзины в ящик. Потом он позвал Рене и проверил, как тот выполнил домашнее задание.
— Не видно, чтобы ты очень старался! Так ты ничего не добьешься! — заметил он строгим тоном.
Однако, увидев испуг в глазах сына, похлопал его по спине и мягко добавил:
— Старайся, мой мальчик. Перед ужином я проверю тебя еще раз.
Он снова поднялся в комнату малышки, потом вышел в сад. Подбадриваемый холодом, он принялся колоть возле конюшни дрова; орудуя топором, он согрелся. Словно пытаясь достигнуть бессмысленного реванша, он яростно растрачивал ненужную теперь силу своего огромного тела. На его усах мелкими ледышками оседали капельки выдыхаемой влаги.
Позже Эмма часто вспоминала этот шум пилы и стук топора на морозе.
VII
Берта быстро встала, прошла в свою комнату и тут услышала звонок.
— Это господин Андре Шоран, — сказал тихим голосом Юго. — Я провел его в гостиную.
— Андре? — промолвила Берта.
Она посмотрела на себя в зеркало, провела рукой по черному корсажу и по волосам.
— Здравствуй, Андре! — быстро проговорила она, открывая дверь в гостиную.
Однако тут же остановилась, удивленно глядя на стоящего перед ней молодого человека со странными усами, плохо сочетавшимися с его совсем юным лицом; его глаза лукаво улыбались, как будто смотрели из прорезей карнавальной маски.
— Ну и удивили вы меня! — воскликнула Берта, немного грустная и вместе с тем как будто очарованная; не спуская с него глаз, она словно искала в нем что-то и размышляла. — Сколько же воды утекло!
Какое-то время они смотрели друг на друга, задумчиво улыбаясь и не произнося ни слова.
— Я ведь сильно изменилась, да? — неожиданно спросила она.
— Вы немного похудели, — произнес Андре, продолжая глядеть на нее.
Он уже не находил в ней яркой красоты юной девушки, зато обнаружил в ее усталом лице иное очарование.
Объясняя свой визит, он добавил солидным тоном:
— Вы возвратились из Нуазика?
— Бедная Эмма! — проговорила Берта, отводя в сторону удрученный взгляд.
— Он умер от воспаления легких?
— Он простудился в саду. В пять часов он рубил дрова, потом прилег вздремнуть. Это невообразимо, — вымолвила Берта, проведя пальцем по лбу. — Я только что была в их доме, видела Эмму, эту печальную церемонию. И просто не могу поверить, что все это я говорю вам об Эдуаре! Он, как живой, стоит у меня перед глазами! Наш мозг совершенно не приспособлен к мысли о смерти. Эмма еще не осознает всей глубины своего несчастья. Они обожали друг друга! Что с ней станется? Жизнь — странная штука! Ей нет дела до нашего счастья и наших добродетелей. Не исключено, что наши жалкие особы вообще не имеют никакого значения!
— Я видел его на свадьбе Мари-Луизы! Он беспокоился о своей дочке. Ах! Никогда бы не подумал! Это был очень хороший человек.
— Да, — произнесла Берта, часто моргая и этим пытаясь сдержать слезы, — это был очень хороший человек.
С задумчивым видом повернувшись к столу, она убрала с него книгу, чтобы освободить место для чая.
— А вы, Андре? — вдруг спросила она. — Расскажите мне о себе. Все жалуются на вашу леность. Вы заставляете вашу семью волноваться. Я знаю, вы ищете квартиру…
— Лучше расскажите мне о Нуазике, — сказал Андре. — Я надеялся увидеть вас на свадьбе моей сестры. Мне было бы приятно пройтись вместе с вами по улицам нашего городка. Представьте себе, я встретил Самбюка. Вы помните Самбюка?
— Самбюка… да… припоминаю… Самбюк… театр Самбюка.
— Теперь он работает учителем гимнастики. Уверяю вас, я был взволнован встречей с этим добрым призраком прошлого! Самбюк не сомневался в том, что он великолепен; ему и невдомек, что видел в нем я. Он разговаривал со мной, как самый настоящий болван!
— Самбюк! Какое древнее прошлое вы мне напомнили! Вы тогда были прямо помешаны на этом театре. Даже одно время собирались уехать с ними. Нет, я ошибаюсь, вам просто хотелось уехать; уехать куда глаза глядят. Помните? Я была в восторге от этого бегства. Впрочем, вы всегда меня удивляли. Я восхищалась вашей экспансивностью, вашими выдумками. Ваш голос приводил меня в трепет, когда мы играли драмы. Я знала, что вы станете удивительным человеком. Только не знала кем: может быть, великим актером. Вот-вот, великим актером.
— Да, — важно сказал Андре. — Я припоминаю.
— Теперь-то вы можете мне сказать. Куда вы тогда собирались уехать?
— Не знаю.
Неожиданно воодушевившись, так, что лицо его от прилива эмоций раскраснелось, он продолжал:
