рискую, отправляя тебя в школу. Хусейн отвозит и привозит тебя ради твоей безопасности, а ты, ты бездумно шатаешься с приятельницами по улицам! Назови мне хоть одну причину, которая может оправдать подобное поведение. Я слушаю.
— Мама, это выше моих сил. Пропуски уроков — единственный для меня способ найти новых подруг в Алжире.
Мне ведь не столько лет, как тебе! Утебя есть муж, которого ты любишь, а у меня никого. Я совсем одна. — Нора перевела дыхание, буравя меня взглядом, и продолжила нервно, срываясь на плач: — Это ты виновата в том, что мы застряли в Алжире, а я хочу во Францию, к своим друзьям. Ты относишься ко Мне как к пленнице со своими дурацкими страхами!
Услышав подобные обвинения, я потеряла контроль над собой и вспылила. Я говорила не думая, чего раньше себе не позволяла.
— Ты врала мне. Я больше не могу тебе верить. Ты прогуливаешь школу, и я вообще не знаю, где ты шатаешься! Я не могу себе представить, что со мной будет, если ты попадешь в беду. А если ты находишь мои страхи дурацкими, то, может, твой отец будет с тобой более лояльным. А как же: он обязательно предоставит тебе желанную свободу. Я могу навести справки и разыскать его, чтобы ты отправилась жить к нему.
И вдруг Нора расплакалась. В ее рыданиях отчетливо слышалось отчаяние, но меня это не трогало — я все еще была зла на нее.
— Только не это! Если ты отправишь меня к нему, я убью себя! Я не хочу, чтобы он снова подвергал меня всему тому, что было раньше!
— Ты хотела сказать «подвергал меня». А не тебя. Не забывай об этом, — поправила я.
— В том-то и дело, что не только тебя, мама! Не одна ты была жертвой насилия! — в отчаянии кричала Нора. — И все это длилось несколько лет!
Мой гнев улетучился — настолько услышанное потрясло меня. Это происходило у меня под носом, а я ни о чем не догадывалась! Я, конечно, знала, что Абдель чудовище, но не предполагала, что до такой степени.
В правдивости слов дочери я не сомневалась. Так стало ее жалко, что хоть умирай. Как мне хотелось в тот момент вернуться в прошлое и оказаться на ее месте, чтобы оградить от всех ужасов!
Я прижала Нору к себе. Так, обнявшись, мы сидели некоторое время. Потом я потребовала, чтобы она мне все рассказала.
Нора призналась, что Абдель начал домогаться ее, когда девочке было пять лет, и продолжалось это вплоть до нашего разрыва. Она говорила срывающимся от переполнявших эмоций голосом, голосом маленькой перепуганной девочки, который мне было больно слышать.
Она хранила свои страхи, свою беспомощность, и не забудет этого никогда. Отец грозился убить меня, если Нора расскажет об этом. Долгие годы она вынуждена была скрывать свой постыдный секрет, чтобы не заставлять меня страдать еще больше, и чувствовала себя виноватой, хотя не понимала почему. Немногим облегчением было то, что теперь всю вину она возлагала на своего отца. Он зашел слишком далеко, говоря ей, что все послушные детки должны ублажать своих отцов, чтобы заслужить их любовь.
С тех пор ей всегда неловко было слушать рассказы подруг о своих парнях. Она чувствовала себя оскверненной.
Как мне было стыдно! Моя маленькая девочка подвергалась сексуальной тирании в течение восьми лет, а я ничего не замечала и не подозревала! Какая же я мать после этого! Она меня защищала, но я не смогла защитить ее!
Я зациклилась на своих собственных страхах и знать не знала о тех унижениях, которым она подвергалась у меня под носом. Насиловать собственного ребенка показалось мне чудовищным преступлением, которое ничем не искупить. Дочь — это не жена, насилие по отношению к собственному ребенку нельзя ни понять, ни оправдать.
Я винила себя в случившемся, как вдруг почувствовала, что меня накрывает волна ярости по отношению к этому человеку. Если бы в тот момент он оказался рядом, я убила бы его собственными руками за то, что он сделал с моей дочерью. Такой моральный урод заслуживал немедленной смерти. Я хотела отомстить за дочь, а заодно и за себя. Моя бедная маленькая Нора! Понадобилось время, чтобы осознать, что сильная девочка, зрелая и рассудительная в душе, — просто перепутанный и уязвимый ребенок.
Тогда же Нора призналась, что именно она заставила отца развестись со мной, заключив с ним сделку. В тот памятный вечер, когда они говорили по телефону, Нора пригрозила, что выдаст его — расскажет всем, что он с ней проделывал, если он не согласится на развод и не исчезнет из нашей жизни навсегда.
Это обстоятельство озадачило меня. Годами моя дочь хранила свой ужасный секрет о пороках отца, страдая в одиночку.
Я заверила Нору, что она в любое время может рассказывать мне о своих проблемах; я твердила, что буду ей помогать, буду всегда рядом, буду стараться найти решение и защитить ее. Пусть моя жизнь будет наполнена невзгодами, но моя дочь не должна защищать меня — взрослую и более опытную женщину. Она может доверять мне, делиться своими проблемами.
Внимательно меня выслушав, она наградила меня счастливой улыбкой и бросилась на шею. Реакция дочери сгладила мое чувство вины. Но если бы боль, которую причинили ей, можно было просто стереть ластиком!
В тот день я дала себе слово быть более внимательной к ней и ее потребностям, какой бы сильной ни казалась мне моя девочка.
Раскрыв свою тайну, Нора заметно повеселела. Она перестала прогуливать уроки, а я старалась не выказывать явного беспокойства, когда она выходила из дома.
Отчим был внимателен к ней, как мог. Когда позволяла служба, он провожал ее в школу и домой, и Нора с доверием относилась к моему новому мужу.
Через некоторое время я обратила внимание на появление уже подзабытых, но все же знакомых признаков: тошноты, усталости, сонливости и поняла, что нахожусь в положении. Хусейн обрадовался перспективе стать отцом. Я же надеялась, что это будет в последний раз.
Моя хорошая знакомая, гинеколог, сделала УЗИ.
— Милая Самия, — с улыбкой произнесла она, — у те-' бя двойня. Ты родишь двух мальчиков.
— Ты уверена?
— Еще бы!
Хусейн был горд, что станет дважды отцом.
— Отец сразу двух сыновей! Благодаря тебе я смогу ходить с высоко поднятой головой перед своими родными и друзьями! Спасибо тебе, Самия!
Решительно все мужчины в этой стране были зациклены на одном — на чести стать отцом первенца мужского пола. Раньше, когда мы говорили о будущих детях, Хусейн сказал, Что хочет иметь двоих — мальчика и девочку! Тогда я подумала, что он не такой, как остальные мужчины.
Дочери были рады новости, но Нора предостерегла:
— Как же теперь бежать из страны с двумя младенцами на руках? Все так усложнилось.
— Ты права, но даже не будь я беременна, все равно не смогу выехать из страны. С ребенком или без — проблем меньше не станет. Мы обязательно найдем выход и покинем страну рано или поздно, обещаю!
Говорила я уверенно, в глубине души понимая справедливость слов дочери. Я с трудом представляла себя скитающейся по свету с четырьмя детьми. Казалось, положение становилось все более безвыходным. Лучше об этом не думать. Когда придет время, тогда и будем решать. Каждому овощу свой сезон.
Между тем обстановка накалялась с каждым днем. Несколько раз, возвращаясь домой без Хусейна, Нора замечала, что за ней следят. Всякий раз, когда такое случалось, она отсиживалась дома по несколько дней. В конце концов учителя Норы сочли причины отсутствия на занятиях неуважительными и исключили ее из школы.
С одной стороны, я расстроилась, что она не сможет продолжить обучение, с другой — я не могла не обрадоваться тому, что теперь дочь все время будет рядом.
Возможно, это проявление эгоизма, но и вопрос безопасности не казался мне второстепенным.
