ругает хозяин, как воспитательница находит близнецов ненормальными оттого, что они считают своим домом гостиницу.
Перед тем как меня усыпить, анестезиолог справился о моем настроении. Я хотела, чтобы все закончилось поскорее, и попросила врачей поторопиться. Теряя контакт с реальным миром, я представила, как мои дети сидят на кровати и играют. Какая-то часть меня оторвалась от тела и взмыла к потолку. Я хорошо видела хирурга и его ассистентов в операционной. В какойто момент я отчетливо услышала, как один из врачей крикнул: «Быстрее, мы ее теряем!» Все собрались вокруг меня. Замелькали хирургические инструменты.
Пока медики суетились, я вспоминала свою жизнь.
Видела себя маленькой девочкой в доме своих родителей, слышала их обидные слова. Приятным, но коротким сюрпризом стало видение Амины. Мелькали лица знакомых мужчин: отца, Абделя, Хусейна, террористов.
Это был фильм, снятый по моей жизни, который быстро прокручивался перед глазами.
Голос хирурга вернул меня в операционную: «Ей трудно дышать. Легкие почти не работают. В реанимацию ее, быстро!» Я почувствовала боль в грудной клетке, но ничего не могла сделать. Мое тело покатили в реанимационное отделение. Даже находясь в коме, я понимала, что ситуация критическая. Кто- то из медперсонала взялся предупредить моих детей.
Позже я ощутила присутствие Норы, но не могла заговорить с ней. Я слышала ее плач, и мне так хотелось утешить дочь. Мое состояние не улучшалось, и врач убедил Нору связаться с родственниками. Подумав, она согласилась.
Трубку сняла моя мать.
— Здравствуй, бабушка, это Нора…
— Что еще за Нора? — переспросили ее после долгого молчания.
— Твоя внучка Нора! Дочь Самии, — сквозь слезы объяснила Нора.
— У меня нет ни такой дочери, ни такой внучки!
— Есть! У тебя есть дочь, бабушка! И она может умереть в больнице! Если она умрет, мы останемся совсем одни в гостинице. Что будет с нами тогда?
Видимо, ее бабушка осознала серьезность ситуации, потому что вдруг ни с того ни с сего поинтересовалась моим здоровьем и адресом, по которому находились дети. Для Норы это стало полной неожиданностью, и она назвала адрес.
Четыре дня я находилась под наблюдением врачей, слышала все, что происходило вокруг меня, но ни говорить, ни двигаться не могла. Знала только, что я в надежных руках. Дочери сидели у изголовья. Знала я также, что Нора оставила работу, чтобы быть рядом. Когда я наконец открыла глаза, они бросились друг другу в объятия от радости. Я узнала, что мои родители сообщили Норе, что в случае моей смерти они заберут ее с Мелиссой к себе, а о сыновьях будет заботиться их отец. Моих детей хотели репатриировать и разлучить.
Нора сказала, что сообщила в Алжир наш адрес и телефонный номер. Я сомневалась в правильности такого поступка, и время подтвердило мою правоту.
Я попросила Нору передать моим родителям, что мое состояние улучшилось, и попросить их не беспокоиться. После двухнедельного лечения я выписалась из больницы, но стоило войти в комнату, я сразу почувствовала знакомую атмосферу страха. Малыши повисли у меня на шее — они так по мне соскучились, — но выражения их лиц оставались странными, перепуганными. Что-то определенно произошло. Нора объяснила.
— Угрозы возобновились. Как в Алжире. В последний раз мне сказали: «Твоя мать получила то, что заслуживает. Благодаря Господу она больше не сможет рожать ублюдков». Подобное мы с Мелиссой слушаем уже десять дней. У нас нет сил это слушать!
— Мне страшно смотреть в окно! — добавила Мелисса. — Мужчина, который нам угрожал, сказал, что звонит из булочной напротив гостиницы. И я видела его в окно.
— Я догадывалась, что все так и будет. Как только узнала, что ты сообщила им наш адрес и телефон. Им нельзя верить, Нора!
— На этом настоял врач, потому что не был уверен в исходе операции. Мы обязательно найдем выход.
Надо связаться с ассоциацией. Может, нас быстро переселят отсюда.
Но все наши усилия и помощь общественных организаций не давали результата — власти не торопились нам помогать.
Для достижения успеха мне даже посоветовали поселиться в палатке перед зданием мэрии, но я не хотела прибегать к подобному способу. Привлекая к себе внимание средств массовой информации, я могла стать мишенью для алжирских фундаменталистов, которые охотились за мной. Терпение было на исходе, и лишь призрак надежды по-прежнему не покидал меня.
Эта надежда, облеченная в физическую оболочку, явилась ко мне в облике человека после обеда, когда я с мальчиками была в ресторане «Макдональдс». День был пасмурный, тучи висели особенно низко, отчего было грустно, и я тихо плакала, делая все возможное, чтобы моих слез не заметили играющие рядом дети.
В это время чья-то рука нежно коснулась моего плеча. Надежда Вытерев слезы, я медленно подняла голову и узнала этого человека, тоже завсегдатая заведения.
Это был симпатичный мужчина в чистой одежде. От него исходило что-то такое, что не могло меня не тронуть. Не скажу точно, что именно: тембр голоса, дружелюбный взгляд или же легкость в жестах, но я сразу прониклась к нему доверием.
— Извините, что вмешиваюсь в вашу личную жизнь, но вы мне кажетесь такой одинокой. Вы алжирка? Я догадался по акценту, когда вы по-арабски говорили с детьми. Обычно я не заговариваю ни с кем, но сегодня, мне показалось, вам нужно с кем-то поговорить. Позвольте я сяду рядом. Может, я смогу вам помочь?
Я кивнула, приглашая его присесть.
— Почему вы плачете? — поинтересовался он.
Эти слова, произнесенные ласковым голосом, словно возвели в моей душе плотину, благодаря которой слезы сразу же прекратились. Успокоившись, я рассказала ему о своих непрекращающихся трудностях и проблемах.
— Вы до сих пор живете в гостинице?
— Да. Вот уже почти год. Комнаты у нас маленькие, и чтобы дети могли поиграть, мы приходим сюда. Мне кажется, что я всем уже намозолила здесь глаза, и не удивлюсь, если скоро нас выставят отсюда.
— Вы в затруднительном положении! Неужели городские власти не понимают этого? Или не знают?
— Знают. Каждые два дня я хожу в мэрию вместе с детьми, но никто ничего не делает. Говорят, надо ждать.
А как долго, никто не знает.
— Для вас есть одно решение, — сказал он серьезно.
— Какое именно? Я рассмотрю любое предложение.
— Вы должны уехать. Отправиться в страну с более высоким уровнем жизни — там вас защитят и помогут.
— У меня нет сил, чтобы начинать все сначала.
— Здесь у вас никогда не будет настоящего жилья.
А если и будет, все равно вы будете постоянно прятаться, а вас снова и снова будут отыскивать и угрожать.
— Но где можно найти спокойствие? А заодно и силы, чтобы начать все сначала?
— Почему бы вам не уехать подальше от Европы?
— Главное для меня — это не ломать психику детей.
Мы можем жить только в стране, где говорят на французском языке.
— Советую вам поехать в Канаду, в частности в провинцию Квебек. Там разговаривают на французском.
