Откуда-то у человечков появились пики и барабаны.
— Не могу, — сказала Ахумдус, перелетая в каморку Магистра.
Магистр, как был одетый, спал на узкой железной койке.
Возле него на табуретке лежал кошелек. По стенам ползали мокрицы, струйками стекала вода; каморка походила на тюремную камеру.
Но тут не было одинаковых человечков и злых Ножниц, и тут легче дышалось…
— Отдохнем, — прожужжала Ахумдус, устраиваясь на потолке и закрывая глаза.
В дверь юркнул Турропуто. Воровато оглянувшись, он склонился над Магистром, сразу выпрямился и исчез.
Я подумал, что Турропуто украл у Магистра жалкие его гроши, но кошелек по-прежнему лежал на табуретке, и я успокоился.
— Нет, нет, — тревожно жужжала Ахумдус. — Что-нибудь пакостное он сотворил.
Магистр дышал во сне ровно и спокойно.
Мы снова вылетели в первую комнату. Турропуто стоял на подоконнике. Взмахнув плащом, он сказал:
— Я удаляюсь, божественные, чтобы в тиши создать в вашу честь гениальную поэму, пока холод вашей любви наполняет мое сердце. В Ледяном Мире будем счастливы только мы двое — вы, Ножницы, и я!
Вот, значит, как далеко зашло! И что это еще за 'Ледяной Мир'?!
Турропуто стал быстро спускаться, оказалось, что под плющом в стене башни железная лестница.
— Летим, — в волнении прожужжала Ахумдус.
В дверях показался Магистр. Он шел, полузакрыв глаза и протянув вперед руки, словно во сне. Лицо его было очень бледно.
Свечи все разом погасли, словно от порыва ветра, но я не почувствовал ветра.
В комнату проник столб невиданно яркого света луны!
Доносился перезвон городских часов:
Магистр водил руками по лунному лучу, будто что-то лепил из него. В луче возникла — не знаю как сказать иначе — Принцесса. Никогда она не была так хороша, как в тот момент.
Ахумдус тихонько ахнула, а у меня глаза наполнились слезами.
— Здравствуй, отец! — сказала Принцесса.
— Здравствуй, девочка! — ласково ответил Магистр. — Звезды говорят, что в эту ночь кончится заклятье, которым Турропуто околдовал тебя. Пусть! Пусть! Пусть твое сердце снова станет нежным и сострадательным. Оно оживет, бедное твое сердце?
Принцесса молчала. Только грустная улыбка засветилась в ее синих глазах.
— Ты должна встретиться с Сильвером, — продолжал Магистр. — Сегодня все решится!
— Раз ты велишь, отец, я пойду.
Она скрылась за окном. Каменный Юноша — то есть, наверно, в тот момент он уже не был совсем каменным — нетерпеливо шагнул к краю крыши.
'Он же ничего не видит и не слышит. Сейчас упадет и разобьется', — подумал я и, вспомнив о своей волшебной веревочке, изо всей силы размахнулся и бросил ее через улицу Юноша, привязав веревочку к водосточной трубе, спустился на площадь.
Веревочка свернулась клубком, перелетела обратно ко мне и, как ни в чем не бывало, забралась в узелок.
Стоя у окна башни, Магистр провожал взглядом Принцессу и Юношу, удалявшихся по освещенной луной площади Послышалось злое лязганье Ножниц, о которых я было совсем забыл:
— Негодяй выглядывал ее, а не нас, этот юнец, только притворявшийся каменным. 'Прекрасная Принцесса'… Мир помешался на красоте. Наша бы воля, мы бы вырезали влечение к прекрасному еще в младенчестве, как удаляют аденоиды. Тогда бы царствовали мы, Ножницы, а глупым Принцессам нечего было бы делать на свете… Но ничего, нас любит богатый и знатный Чужестранец. А если… В крайнем случае сойдет старикашка Магистр…
Ножницы говорили тихо, почти шепотом. Но все-таки мы с Ахумдус ведь разобрали все! Почему же бедный Магистр ничего не слышал?
— Влюбленные мухи хотя бы не глохнут, — задумчиво прожужжала Ахумдус.
— Чудится мне, это будет страшная, а может быть, и счастливейшая ночь, — сказал Магистр.
Часы идут назад
Мы вылетели из башни.
— За Турропуто! — азартно жужжала Ахумдус. — Догоним Колдуна и расправимся с ним, иначе он натворит такого…
— Как мы с ним расправимся? — робко спросил я.
— Уж я-то придумаю, Простак! Положись на Ахумдус!
В светлой ночи повеяло холодом. Черная тень легла на площадь. 'Дон', — последний раз прозвенели часы, и раздались совсем другие звуки, будто кто-то ножом скреб по стеклу. 'Тжарч-тжарч-тжарч', — хрипели часы.
Часы повторяли и повторяли страшные строки.
— Что это значит? — испуганно спросила Ахумдус.
— Не знаю… Может быть, часам кажется, будто возвращаются Средние Века?! — ответил я.
— Средние?! Хм! — прожужжала Ахумдус обычным своим поучительным тоном. — Не так уж плохо. «Среднее», конечно, хуже «хорошего», но лучше «плохого». Не нужно быть мухой, чтобы додуматься до этого.
