простофилей.
Флоуз предоставил миссис Сэндикот возможность минуту-другую поразмышлять над этой перспективой.
— А поскольку он простофиля, то ему нужна жена, у которой голова была бы на месте.
Он снова сделал паузу, и с губ миссис Сэндикот уже готово было сорваться предположение, что если у ее дочери и есть голова, и даже на должном месте, то еще неизвестно, что находится в этой голове, однако она сдержалась.
— Думаю, вы правы, — сказала она.
— Уверен, что прав, — продолжал Флоуз. — Чертой всех Флоузов, мадам, всегда было то, что, выбирая себе спутницу жизни, они непременно присматривались и к ее матери. Могу без колебаний заявить, миссис Сэндикот, что у вас, мадам, отличная голова для бизнеса.
— Благодарю вас, мистер Флоуз, — жеманно-самодовольно ответила миссис Сэндикот. — Поскольку мой бедный муж умер, мне пришлось самой зарабатывать себе на хлеб. «Сэндикот с партнером» — известная бухгалтерская фирма, и я веду ее дела.
— Я так и думал, — согласился Флоуз. — У меня нюх на такие вещи, и мне будет приятно знать, что мой внук находится в хороших руках. — Он остановился. Миссис Сэндикот тоже молчала и ожидала, что последует дальше.
— Какие руки вы имеете в виду, мистер Флоуз? — спросила она наконец, но Флоуз-старший решил, что пора притвориться спящим. Глаза его были закрыты, и он мягко посапывал, чуть выставив нос из-под пледа. Он расставил ловушку, и пока наблюдать за ней не имело смысла. Миссис Сэндикот тихонько покинула спящего, испытывая смешанные чувства. С одной стороны, она предприняла это путешествие не для того, чтобы найти мужа своей дочери, а, напротив, чтобы удержать ее от замужества. С другой стороны, если принимать сказанное Флоузом всерьез, он, видимо, действительно подыскивал жену своему внуку. На какой-то момент миссис Сэндикот задумалась о возможности собственного брака с Локхартом, однако тут же отвергла такой вариант. Либо Джессика, либо никто, но потеря Джессики означала потерю доходов от двенадцати домов по Сэндикот-Кресчент. Если бы этот старый дурак сделал предложение ей самой, все смотрелось бы совершенно по-другому.
— Одним выстрелом двух зайцев, — пробормотала она про себя. Об этом стоило подумать. И пока двое молодых влюбленных развлекались на палубе, миссис Сэндикот уютно устроилась в уголке салона первого класса и просчитывала возможность такого смертельного дуплета. Через окно ей была видна фигура укутанного в плед Флоуза, лежащего в шезлонге. Время от времени колени его судорожно подергивались. Флоуз находился во власти своих неумеренных сексуальных фантазий, и впервые главное место в них занимала миссис Сэндикот.
Глава третья
Воображению принадлежала важная роль в любви, которая вспыхнула между Локхартом и Джессикой. Они купались в своей любви, как рыбки в воде и по мере того, как теплоход медленно продвигался все дальше к югу, входя в экваториальные воды, их страсть становилась все отчаяннее и молчаливее. Нельзя сказать, чтобы они вообще не разговаривали друг с другом, но на протяжении дня они обычно обменивались только абсолютно необходимыми по обстоятельствам словами. И лишь вечерами, когда публика постарше танцевала под судовой оркестр квикстеп, а молодежь была предоставлена самой себе и могла, вглядываясь в кипение воды за бортом, обогащать друг друга достоинствами, заложенными в каждого из них полученным воспитанием, — только тогда они говорили о своих чувствах. Но и тогда они обсуждали волновавшую их тему не прямо, но рассказывая друг другу истории о других людях и о разных случаях из своей жизни. Локхарт говорил о Додде, о том, как они обычно сиживают по вечерам на выложенной камнем кухне, на грубых деревянных, с высокими спинками скамьях, что стоят по обе стороны от чугунной плиты. В печной трубе завывает ветер, а на кухне рыдает волынка Додда. Рассказывал он и о том, как они с Доддом пасут овец или выслеживают дичь в лесистой долине, известной под названием Слаймберн, где была также и заброшенная шахта, построенная еще в 1805 году, в которой Додд брал уголь для дома. Говорил он и о рыбной ловле на большом, поросшем по берегам сосняком искусственном озере, находившемся примерно в миле от Флоуз-Холла. Джессика совершенно отчетливо представляла себе все, о чем рассказывал ей Локхарт, — она знала об этом из романов Бронте, Мазо де ля Роша, из всех других прочитанных ею романтических книжек. Локхарт представлялся ей тем самым молодым и красивым рыцарем, который явился, чтобы схватить ее в объятия, поднять и унести от тоскливой жизни в Ист-Пэрсли, от постоянного цинизма ее матери в ту благословенную страну, где находится Флоуз-Холл, что у Флоузовских болот неподалеку от Флоузовых холмов, где дуют свирепые ветры и лежат глубокие снега, но где тепло и уют царят в доме, в котором много старинного дерева, собак, в котором играет нортумберлендская волынка Додда и где за большим овальным обеденным столом из красного дерева старый мистер Флоуз обсуждает при свечах проблемы величайшего смысла и значения с двумя своими друзьями — доктором Мэгрю и мистером Балстродом. Со слов Локхарта Джессика соткала в своем воображении картину того прошлого, которое, как она всегда страстно мечтала, когда-нибудь станет ее будущим.
Локхарт мыслил практичнее. Ему Джессика казалась ангелом ослепительной красоты, к ногам которой он готов был принести если не свою собственную жизнь, то, по крайней мере, жизнь всего, что двигалось в пределах досягаемости самого дальнобойного из его ружей.
Но если у молодежи взаимное чувство делало только лишь первые шаги, то старшее поколение уже обсуждало далеко идущие планы. Флоуз расставил ловушку, в которую должна была угодить очередная экономка, и теперь ждал ответа от миссис Сэндикот. Ответ пришел позже, чем он ожидал. Миссис Сэндикот не любила, когда ее пытались торопить: она была из тех женщин, которые просчитывают все наперед с большой тщательностью. В одном она была уверена твердо: если старый Флоуз хочет, чтобы Джессика стала его невесткой, сам он должен взять себе в жены ее мать. Обсуждение этой темы она начала весьма осторожно и с той стороны, что касалось вопросов собственности.
— Если Джессика выйдет замуж, — сказала она как-то вечером после ужина, — я останусь без дома.
Старый Флоуз заказал себе еще бренди, что должно было выражать его радость по поводу того, что обсуждение наконец-то началось.
— Почему, мадам? — спросил он.
— Потому что мой бедный покойный муж завещал все двенадцать домов по Сэндикот-Кресчент, включая и наш собственный, дочери, а я не стала бы жить вместе с молодыми.
Старый Флоуз хорошо понимал миссис Сэндикот. Он достаточно долго прожил с Локхартом и знал, что значит делить дом с этой скотиной.
— Есть Флоуз-Холл, мадам. Там всегда вам будут рады.
— В каком качестве? Как временному гостю, или вы имеете в виду что-то более постоянное?
Старый Флоуз заколебался. В голосе миссис Сэндикот было нечто такое, что подсказывало ему: матери Джессики не понравится тот более постоянный вариант, который он действительно имел в виду.
— Вы не будете временным гостем, мадам. Вы сможете жить там столько, сколько захотите.
Глаза миссис Сэндикот засверкали сталью провинциальной добродетели:
— А что подумают об этом соседи, мистер Флоуз?
Флоуз снова заколебался. Ближайшие соседи жили в Блэк-Покрингтоне, в шести милях от него, и к тому же плевать он хотел на то, что они могут подумать. Но сочетание двух этих обстоятельств уже оттолкнуло от него многих экономок, и вряд ли оно было способно привлечь миссис Сэндикот.
— Полагаю, они поймут, — увильнул Флоуз от прямого ответа. Но обмануть миссис Сэндикот ему не удалось: предположения ее не устраивали.
— Я должна думать о своей репутации, — сказала она. — Я никогда бы не согласилась жить в одном доме с мужчиной, если бы при этом у меня не было какого-то законного положения, которое объясняло бы
